nD^x мiра

Маша улыбнулась про себя, не выдав лицом ничего, кроме мертвенно-бледной усталости. Она не сохраняла письма, которые приносили разведчики, а запоминала их наизусть. Губы, едва двигаясь, шептали его письмо, строгое, четкое, как и его лекции и семинары, как и он сам, но и доброе, полное отеческой любви. Маша тогда написала ему ответ, сознавшись, что сразу же выбрала его на роль своего тайного отца, которого ей не хватало все детство, и очень остро не хватает сейчас. Тут же всколыхнулись воспоминания о брате, встало перед глазами ухмыляющееся лицо Муслима, и ее затошнило от отвращения. Почему память настолько жестока, и когда она думает о чем-то хорошем, вспоминает о хороших, любимых людях, то обязательно откроется пыльный шкаф в закоулках памяти, и выйдет грязный скалящийся скелет, она читала об этом в одной книге, но уже не помнила, в какой. Доступ врача был гораздо глубже, чем у разведчиков, про остальных и говорить не стоило. Она могла открыть в библиотеке такие разделы, о существовании которых не знали, наверное, даже эти тени людей, сменяющие друг друга перед ней.

– Что вы шепчете? – спросила одна тень, сев напротив и уставившись в нее стеклянными глазами. Не дождавшись ответа, он вскочил, и его место заняла другая тень. – Что вы шепчете?

Маша дождалась, пока они сменят друг друга о три раза. Игра поддавалась ей, и немного все начинали играть по ее правилам.

– Я молюсь, – твердо, холодным голосом, ответила она. В начале этого допроса Маша испугалась своего голоса. Она не знала, что внутри нее может жить такая ледяная статуя. – Вам бы тоже не мешало. Вы пропустили вечернюю молитву.

– А это не ваше дело! – неожиданно резко и громко воскликнула тень. – Что мы должны – вам знать не положено.

Маша остановила его взглядом, приковав на месте. В комнату уже вошла другая тень, а особист сидел за столом, как загипнотизированный. И тут тактика поменялась, видимо, что-то щелкнуло в их простых мозгах, что эта карусель не работает. Вторая тень села напротив, и они стали напоминать некрасивую гей-пару в ссоре.

– Ты знаешь, скольких ты убила! – не задавая вопроса, крича в силе своей правоты, раскрыла пасть левая гей-пары.

– Их смерти на твоей совести! – закричала правая.

Они долго кричали оскорбления, ходя по кругу, не в состоянии придумать ничего нового. Маша не слушала, она думала о Кае, проживая вновь и вновь ту малую жизнь, несчастные дни, когда они стали так близки. Память ничего не вытаскивала с пыльных чердаков или заплесневелых подвалов. Этому методу сохранения себя обучил Роман Евгеньевич, в конце курса, без намеков или недоговоренности, сразу сказав, что теперь она под прицелом, навсегда. Ей было больно, сердце кололо, разум сам догадался, что Кая бросили в яму, хотя эти контрразведчики, как они любили себя называть, ничего ей не говорили, держа этот козырь в рукаве.

– Кай нам все рассказал! – кинул карту на стол левый.

– Как ты подговорила его достать инфицированный препарат! – заорала правая половинка. – Ты должна сознаться и все чистосердечно рассказать! Тогда мы спасем людей, а тебя просто пристрелят. Это легкая смерть!

– Кай ничего не мог вам сказать, потому что это неправда, – медленно и твердо, холодным громким голосом сказала Маша. – Препараты запросила я, и это отмечено в журнале. Кай принес точно то, что я запросила, проверять стоит по действующему веществу или непатентованному названию, а не по торговому названию. Все препараты я и мои коллеги выписываем на основании медицинских и клинических рекомендаций, указанных в медбазе. Вы должны открыть базу и увидите, что протокол был соблюден полностью, досконально. Все ваши обвинения ложны и не имеют никакого подтверждения. Все препараты были в целой упаковке, маркировка была проверена – препараты неподдельные, данные на упаковке совпадают с данными базы. Больные умирают не от лечения, а по причине отсутствия нужного лечения. У нас нет лаборатории, чтобы точно узнать с какой инфекцией мы имеем дело. По клинической картине это холера, но антибактериальные препараты не действуют. Мы испробовали все типы препаратов, и ничего не работает. Соответственно, опираясь на методические указания, я и мои коллеги делаем верный вывод, что речь идет о вирусной инфекции. Противовирусных препаратов у нас нет.

Особисты надолго замолкли. Тот запал, с которым они ворвались сюда, считая, что клиент созрел, улетучился. Мозги не до конца понимали то, о чем говорила Маша, но до них доходило, что нет ни одного довода против. Схема не работала, и это видели те, кто остался за дверью. В комнату вошли еще три особиста и сели полукругом, глядя стеклянными глазами на Машу. Один откровенно пялился, желая всем своим видом показать, что она ему нравится. Он оскалился и стер слюну с губ, выглядело это так топорно и глупо, что Маша невольно рассмеялась.

– Ты веселая, да? – спросил он, встал и подошел к ней сзади. – А ты ничего, хоть и инвалидка. Кай любит калек, да? Как ему больше нравится, когда ты ему сосешь, или он тебя в задницу, а? Мне нравятся калеки, вот если бы тебе полноги отпилить, то я бы не слезал с тебя полгода, пока не сдохнешь.

Маша не обернулась, ни взглядом, ни жестом не показав, что она чувствует. О таких провокациях рассказывал Роман Евгеньевич, он еще много рассказывал, моделировал, и Маша думала, что все это забыла, оказывается, не забыла.

– Кто вам передал эти рекомендации? – спросила другая тень, они снова слились, и Маша перестала их различать. Тот, что пускал слюни, сидел на месте, смотря неподвижными стеклянными глазами куда-то позади нее.

– Мне передали их после обучения на врача. Все методические рекомендации находятся в специальном разделе в базе, доступ в библиотеке возможен только по жетону врача.

– Скажите, а Роман Евгеньевич, он какой?

– Он самый лучший врач, которого я знаю, – не колеблясь ни секунды, ответила Маша.

– Нет, я не об этом. Скажите, он за нашу власть или критикует нашего вождя и правительство? Вам открыто много информации, и среди врачей и инженеров очень часто ходят критические суждения.

– Каждый имеет право на критику и свое мнение.

– Это написано в Конституции, но сейчас идет война, и главным законом является свод законов военного времени. Приказы не могут обсуждаться, тем более критиковаться, разве не так? Нет, можете не отвечать, я вижу, что вы до последнего будете защищать вашего учителя, – особист снял очки, только сейчас Маша их заметила. – Я очень высокого мнения о Романе Евгеньевиче, как о враче. Он действительно сделал много и воспитал замечательную смену. Но подумайте, разве он не мог ошибаться? Вспомните ваши методички, вспомнили? Кем и когда они были написаны, кем утверждены, а, главное, на основании каких исследований они были разработаны? Помните? А я напомню – все основано на базе ВОЗ, помните, что это за организация?

– Всемирная организация здравоохранения. Я все это знаю, не думайте, что я тупая.

– А я вовсе так и не думаю. Вот скажите, подумайте над моим вопросом. А не кажется ли вам, что эти рекомендации похожи на бомбу замедленного действия? Наши враги очень умны и хитры. Следует признать, что во многом они опережают нас, но только не в силе духа и любви к Родине, поэтому им нас не победить. Вы не думали, что для себя они имеют совершенно другую медицину, а нас долгие годы, десятилетия, столетие, подсаживали на свои яды, которые лишь немного помогали, прикидываясь лекарствами. Как вы думаете, может такое быть? Разве все вспышки инфекций не возникали после того, как применялись их препараты? Разве больной человек не быстрее погибал, принимая это лечение? Разве это не осознанная, запланированная диверсия?

Голос его возвысился, как на политсобрании. Все слушали его очень внимательно, и Маша заметила, как эти тени подтянулись, сели прямее, а безликие лица стали суровее и решительнее.

– Я обязана действовать согласно утвержденным инструкциям и протоколам лечения. Изменений не поступало. Если это диверсия, то я не могу этого знать – я выполняю приказ и не ловлю шпионов-диверсантов.

– Конечно-конечно, я очень хорошо понимаю важность вашей работы, – особист тер очки платком и улыбался ей. Маша поняла, что они сменили тактику, и это был самый опасный из них, умная тень. – Тогда ответьте мне на один маленький вопрос. Возможно, я просто плохо изучил регламенты. Почему вы не разрешили использовать биодобавку в пище, которую нам прислали с большой земли? В инструкции написано, что рацион питания должен быть улучшен, и следует применять все доступные биодобавки и нутриенты. Разве не так? Разве улучшенное питание не способствует развитию и поддержанию в боевой готовности иммунной системы? Это понятно даже мне, а я не врач. Так почему же вы не разрешили применять эту биодобавку, ведь она бы укрепила иммунитет наших людей, и они бы победили эту заразу!

– В инструкции указано, что любое изменение питания должно быть сначала опробовано на группе добровольцев. Только после подтверждения безопасности можно применять эти ингредиенты.

– Вы считаете, что из Центра, из нашей Родины нам прислали отраву?! – заорала толстая тень.

– Вам следует открыть инструкцию и методические указания за номером 7895-3258-08. Это последняя версия, утвержденная два года назад. Более изменений не поступало. И там указано, что рацион питания людей, вынужденно эвакуированных в убежища, отличается от рациона питания людей в других областях нашей страны. Там подробно и доступно описано, почему мы не можем есть их пищу. Поэтому каждое изменение должно быть сначала проверено на месте, после чего будут подведены итоги и принято решение. Я следую точно по протоколу.

– Спасибо за подробное объяснение, я, должно быть, упустил этот момент, – умная тень надела очки и улыбнулась еще шире. – Как вы считаете, решение руководства убежища о применении этой биодобавки без проведения испытаний было верным или нет? Можно ли сказать, что если бы мы этого не сделали, то жертв инфекции было бы больше?

– Решение руководства убежища нарушает требования протокола и инструкции. Я об этом составила рапорт и передала его, у вас есть копия, и вы с ним ознакомлены. Поэтому не надо задавать мне эти вопросы – я все указала в рапорте.

– И все же, как вы думаете, могла ли эта биодобавка помочь людям укрепить барьер и не заболеть?

– Я не могу об этом судить. Нет точных данных, а есть только ожидания, которые превращены в декреты. Это не имеет никакого отношения к медицине. Я напомню, что после применения этой добавки началась активная фаза, началась вспышка, и люди стали гораздо быстрее умирать после заражения.

– Вы обвиняете нашу Родину, что она хотела нас отравить – заразить и уничтожить? – заорали не своими голосами одновременно несколько теней.

– Я считаю, что мы должны следовать протоколу, который гласит, что в период вспышки инфекции все непроверенные биодобавки и другие ингредиенты должны быть исключены из питания больных и здоровых людей, – громко, выговаривая четко каждое слово, словно забивая их в головы тяжелым молотком, ответила Маша. Она сильно устала от этой пустой болтовни, и испугалась, заметив в лице, в улыбке умной тени, что он знает правду. Червь сомнения заерзал у нее в голове, раньше она не позволяла себе об этом думать, просто выполняя работу.

– О, нет, прошу вас, не надо обвинять Марию Султановну. Она прекрасный врач, и нам всем повезло, что она с нами. Значит, у нас есть шанс вылечиться и жить долго. Мы похитили у вас слишком много времени, простите нас. Вы можете вернуться к пациентам, которые, я уверен, очень вас ждут. Спасибо вам, если у нас будут вопросы, мы постараемся быть вежливее.

Маша не стала ничего уточнять. Она встала, тело из-за долгого сидения отозвалось сильной болью в пояснице и коленях, до ломоты в зубах захотелось в туалет. Маша вышла, не взглянув ни на кого, не сказав ни единого слова.

13

Шухер склонился над Димой и послушал дыхание. Дима спал, бледный, похудевший за несколько часов. Шухер потрогал его лоб, сунул руку под одеяло – все сухо, и горячки нет. Бесшумно спрыгнул с верхних нар Слава.

– Нормально. Я ему воды соленой принес, надо много пить, тогда точно оклемается, – Шухер кивнул на бутылку на тумбочке.

– Не, так не допрет, – Слава взял бутылку, подтянул крышку до треска и положил бутылку под одеяло. – А откуда знаешь, что соленая вода помогает?

– Оттуда же. Я их язык давно выучил. Хорошо, кстати, шифруют, эти контры не расшифруют полностью. Машу немного пораспрашивал. Это она на вид строгая, а на самом деле, – Шухер улыбнулся.

– Знаю, она мне нравится, но она с Каем, – буркнул Слава.

– Тебе надо свою Тараканиху найти, Маша не для тебя, – по-дружески, без намека на издевку, сказал Шухер, похлопав парня по плечу. – А Кая мы вытащим, не сомневайся.

Разговаривали они шепотом, специально проглатывая слоги, чтобы никто толком разобрать не смог, даже если будет стоять рядом и слушать во все уши. Так умели не все разведчики, Болт всегда очень злился, когда Шухер с Тараканом шепчутся.

Они вышли из жилого отсека и быстрым шагом пошли в тренировочный отсек, где был тир, зал с грушами и матами. Никто не обращал внимания на разведчиков, все привыкли, что у них дела, тем более никому бы не пришло в голову интересоваться, куда они идут, и что у них за дела. Спустившись на три уровня ниже, где начинались склады, Шухер остановился. Таракан, как ему и положено, спрятался в узкой щели между сочленением двух плит, образующих неровную уродливую стену. От долгих бомбежек много стен потрескалось, осело, потолки кое-где сложились, но не обрушились полностью, цеха, рассчитанные под убежища при ядерном взрыве, выстояли. Слава не знал, почему стены такие кривые, почему нет прямых линий, о красоте он и не думал, а в школе об этом не рассказывали. Дети, рожденные здесь, не знали другого, не могли сравнивать, не могли знать, что бывает иначе. Все учебные фильмы, исторические сказки казались волшебным миром, нарисованным объевшимся гнилых грибов художником. Шухер много открыл Славе, разрушив его мир почти до основания, и Славу мучил вопрос: «Зачем мы здесь живем?». Он как-то спросил это у Шухера, на что тот приказал больше об этом не говорить, а то можно попасть под статью об измене Родины. Это было сказано показно, чтобы слышали другие разведчики, но одними губами Шухер шепнул: «Потом, жди». И Слава ждал, наставник еще ни разу его не обманул, в отличие от других, даже Болт мог кинуть по-легкому.

Шухер прошел вперед, быстрым движением вытащил жетон и открыл склад. Дверь осталась полуоткрытой, но Шухера в коридоре уже не было. Таракан некоторое время прислушивался, затем в три прыжка пробрался на склад, затворив дверь. Он кивнул Шухеру и тот прошептал: «Взял на время. Они и так тут подворовывают, лишняя запись в логе ничего не докажет». Слава кивнул, что понял. Он и не думал, что кто-то будет в этом всерьез разбираться, со склада часто исчезало самое ценное, растворяясь в карманах особистов, ведущих следствие. «Плановая кража», – так шутили в разведке среди своих.

– Что делать? – шепотом спросил Слава, следя за Шухером, оглядывающим вентиляционные шахты.

– Смотри и запоминай, а то заблудишься, – Шухер взял кусок проволоки и стал рисовать линии на пыльном полу. – Следи, тут недалеко, но на тот склад мы не пройдем, засекут. Там камеры опять поставили, а здесь воровать нечего.