Он скривил лицо и отрицательно покачал головой.
– Скорее всего я просто излишне идеалистичен, в этом и проблема.
– Ну не знаю, а разве это так плохо?
– Хм, как посмотреть. Наверное, все же это плохо.
– Может стоит что-то в жизни поменять? Сменить работу, например, а?
– Я об этом думал, но не хочу.
– Ага, значит все-таки работа тебе нравится! – торжествующе заключила Алена.
– Нет, не так.
– Какой ты неуверенный! Разве таким должен быть мужчина? Ты хоть что-то можешь сказать точно, без всяких там отговорок?
– Да, могу.
– Ну, скажи!
– Я могу с полной уверенностью, не колеблясь, сказать точно, – он патетично вздернул голову, кривя рот в еле сдерживаемой улыбке.
– Ну, не томи, что ты мне тут за театр устроил?
– Ты мне нравишься – это я могу сказать абсолютно точно.
– И все? Просто нравлюсь? – Алена состроила обиженное лицо.
– Нет, не просто, все гораздо сложнее.
– Ну вот, опять пошли оговорки! – она улучила момент и столкнула его в ближайший сугроб. – Все, квиты!
– Купаться! – Иван вскочил и схватил ее на руки, направляясь к набережной.
– Какой купаться? Ты что, дурак, – билась на его руках Алена, щипая за нос и щеки острыми коготками.
– Нет, тебя надо купнуть, обязательно!
– Я же замерзну! Ты хочешь, чтобы я замерзла?
– Да, очень хочу! – он подошел к ограждению и вытянул руки вперед, держа ее на весу над бетонным откосом.
– Отпусти, – прошипела Алена. – Я же выберусь и убью тебя! Буду к тебе по ночам приходить.
– Я не против, – он опустил ее на тротуар, успокаивая свое дыхание.
– Ты знаешь, что ты достоин кары? – Алена поправила задравшуюся куртку.
– И какая же кара меня ожидает?
–Я пока не придумала, – она сжала его локоть, – но я подумаю.
По набережной неспешно прогуливались молодые парочки, с интересом глядя на двух глупо улыбающихся влюбленных, не уступавших им в молодости, несмотря на паспортный возраст. Гудя подшипниками втулок, проносились лихие велосипедисты, окликая зазевавшихся мелодичными переливами звонков. Наверху склона темнел стволами деревьев Нескучный сад, доносилась гулким басом репетиция какой-то группы. Наглые воробьи облепили клочок земли около скамейки, выпрашивая еду у шумной компании, расположившейся здесь для небольшого пикника, выстроив на гранитных плитах облицовки склона бар из разношерстных бутылок.
– Не устала?
– Нет, но хочу есть.
– Дойдем до конца, – он показал на уже видневшееся здание академии наук. – И пойдем обедать.
– А куда?
– Не знаю, найдем что-нибудь.
– Я такая голодная, что готова на все! И в этом ты виноват!
– Почему же?
– Приучил меня много есть. Я, кстати, все съела, что ты мне оставил! Я молодец?
– Хм, там же немного было.
– Для меня это уже много. Смотри, растолстею!
– Это будет очень нескоро.
– Мне кажется, я уже вес набрала.
– Это на тебя снег налип, – он сделал вид, что стряхнул его, хлопнув ее по нижней части куртки.
– Эй! Ну не здесь же! – возмутилась она.
– Ничего, никто и не заметил.
– Так вот это-то и обидно!
Подъем по крутой лестнице заставил их обоих тяжело дышать на вершине, улыбаясь и весело переглядываясь, они спустились к подземному переходу. В свете желтых фонарей, скрытых от очумелых ручек металлической решеткой, тоннель, отливал медным цветом. Вдали слышались простые аккорды, кто-то нестройно тянул Цоя.
– Постой-ка, – Алена остановилась около уставшего певца, кинув ему горсть монет.
– Ты мне говорил, что играешь на гитаре, да?
– Да, играю. А что ты хотела?
Алена подошла к музыканту и долго о чем-то с ним говорила, музыкант удивленно смотрел на нее, потом пожал плечами и передал гитару.
– Давай, сыграй!