Прогулка не будет скучна. Этюды о стихах

Прогулка не будет скучна. Этюды о стихах
Борис Рогинский

Эта книга – ряд сочинений о стихах, с которыми автор сжился. Ее жанр – не анализ стихотворения, не эссе, а скорее этюд или развивающие тему вариации. Автор пытается настроиться на волну стихотворения, взять его тональность, проникнуться духом тех времен и пространств, что стоят за ним и после него, вынести на свет все, что с ним связано на чердаках и в подвалах памяти читателя. Поэты – по большей части те, чьи стихи окружали автора с ранней юности и как бы вошли в состав его крови: Лев Друскин, Роальд Мандельштам, Владимир Уфлянд, Татьяна Галушко, Иосиф Бродский, Олег Охапкин, Лев Васильев, Сергей Стратановский, Виктор Кривулин, Олег Григорьев, Елена Шварц и другие.

Несколько этюдов написаны в соавторстве с Игорем Булатовским.

Борис Рогинский

Прогулка не будет скучна. Этюды о стихах

© Б. А. Рогинский, 2024

© Клим Гречка, оформление обложки, 2024

© Издательство Ивана Лимбаха, 2024

От автора

Понимаю, что название этой книги звучит самонадеянно. Вроде как убеждаю будущего читателя, глядящего на обложку недоверчево: ничего, мол, будет интересно. Вспоминается «Капитанская дочка»: «Меня притащили под виселицу. „Не бось, не бось“, – повторяли мне губители, может быть, и вправду желая меня ободрить». Так или иначе, главное в названии книги было для меня веселое настроение, способное ободрить и читателя, и меня самого.

«Прогулка не будет скучна» – заключительные слова из стихотворения Евгения Шешолина, одного из героев этой книги:

Я наскучить боюсь; кто б ты ни был, пойдем:
Это сладкая, все же, – узнаешь, – страна.

Кто-то облачком легким сквозь сон полетит,
А кому-то прогулка не будет скучна.

В ходе этой прогулки по любимым моим стихам второй половины прошлого и начала нынешнего века мне являлось множество картин: то бредущего по болоту к Смоляному двору Петра I, то подбитого бомбардировщика в ночи, то колесницы Пандавов, то двуликого истукана в Летнем саду, то Мартына Задеки под подушкой, то моллюсков, налипших на дно пакетбота. Загорался зеленый глаз приемника, попугай на доске посреди океана глядел надменно.

Я назвал свои сочинения этюдами, то есть набросками, чем-то не до конца оформленным. Слова «статья» и «эссе» были бы слишком серьезны, подразумевали бы некий метод, а метода не было. Я всего лишь старался сколь возможно сосредоточиться на стихах, а не на себе, как бы настроиться на волну чужого стихотворения и сказать о нем что-то не совсем постороннее.

Знакомый германист и музыковед, проживающий вблизи Козьего болота, обозначил жанр этих записей как развивающие вариации.

Прогулочное настроение внушено мне и некоторыми маршрутами моих героев. Составляя книгу, я увидел, что – о, ужас, о провинциальность! – четырнадцать из семнадцати поэтов, о которых речь в этой книге, ленинградцы/петербуржцы. Вот общий перечень: Лев Друскин (Ленинград – Берлин – Ленинград – Ташкент – Ленинград – Тюбинген), Роальд Мандельштам (Свечной – Коломна), Владимир Уфлянд (Фурштатская), Татьяна Галушко (Мойка – Летний сад), Иосиф Бродский (Литейный – Малая Охта), Олег Охапкин (Сосновая Поляна), Лев Васильев (Пески – Охта – Сенная), Сергей Стратановский (Обводный канал), Виктор Кривулин (Курляндская – Пионерская), Олег Григорьев (Васильевский остров), Петр Чейгин (Ораниенбаум – Сойкино – Ленинград), Валерий Мишин (Крым – Ирбит – Апраксин переулок), Елена Шварц (Черная речка – Роты), Евгений Вензель (Михайловский сад – Малая Садовая – Съезжинская), Евгений Шешолин (Краслава – Резекне – Ленинград – Псков – Даугавпилс), Георгий Ефремов (Москва – Вильнюс – Москва – Вильнюс), Илья Асаев (Москва – Днепропетровск – Рига – Днепропетровск).

Большинство их стихов окружало меня с детства или с ранней юности. Один поэт за стеной поднимал бокал за Вечную Женственность. Второй (за другой стеной) слушал по ночам Бернеса и битлов. Третий пугал бородой и клюкой. Четвертый являлся с рыболовными крючками в спичечном коробке. Пятая брала мою маму под зонтик в минуту скандала и суеты. Шестой рассказывал о последней встрече с ангелами. Седьмой просил примерить кепочку. Пишу об этом не из хвастовства, а лишь затем, чтобы объяснить свой выбор: стихи эти, наряду с песнями Гражданской войны, были моей колыбельной, и поэтому книга писана, так сказать, сомнамбулическими чернилами.

Мои друзья и родные – сочинители и читатели – помогали мне, вытаскивая мои слова из небытия. Игорь Валерьевич Булатовский обсуждал со мной, что и как писать, да и сам писал, его я с гордостью называю соавтором лучших своих зарисовок. Только вот на обложку он, увы, не захотел. Андрей Юрьевич Арьев отдавал драгоценные страницы «Звезды» раз в два месяца под рубрику «При скудном свете лампы», в которой под именем художника Рейна Карасти вышло все, что составляет эту книгу. Когда я пытался недели за две до срока отказаться от публикации, Андрей Юрьевич говорил: «Тогда закрываем рубрику. Ты знаешь, когда Жолковский предупреждает, что не пришлет очередные „Уроки словесности“? За два месяца!» Оставалось писать в срок, памятуя, как создавался кошмарный роман «Игрок». Мало этого, Андрей Юрьевич всегда перед уходом номера в печать читал писанное мною, находил возмутительные ляпы и спасал сочинение от бесчестья. За неизменное терпение и благожелательность я благодарен и своему редактору – Алексею Арнольдовичу Пурину. Особенное спасибо первым читателям и критикам: маме, Наталии Андреевне Рогинской, жене, Анастасии Евгеньевне Огурцовой, а также другу Никите Львовичу Елисееву, который тоже находил глупейшие ошибки и не пропускал их в печать, да и много конспирологических соображений дарил в процессе работы.

И самая большая благодарность – Борису Анатольевичу Равдину, познакомившему меня со стихами Ильи Асаева, Александру Юльевичу Даниэлю, открывшему мне творчество Георгия Ефремова, а также Александру Федоровичу Белоусову, подарившему книгу Евгения Шешолина, да и вообще научившему думать и писать о поэзии. Его памяти я посвящаю эту книгу.

При скудном свете лампы

Предисловие к журнальной публикации 2020 года

«Дитя, влюбленное и в карты и в эстампы, / Чей взор вселенную так жадно обнимал, – / О, как наш мир велик при скудном свете лампы, / Как взорам прошлого он бесконечно мал» (Бодлер. Путешествие. Перевод Эллиса).

Да, не «в лучах рабочей лампы». Работы с текстом не будет. Только чтение. Даже не медленное чте-ние – скачкообразное. Между плюсквамперфектом и Бойлем-Мариоттом. Когда сон борется со страхом перед контрольной. Даже не чтение – разглядывание.

Я разглядываю стихи. Они действительно как эстамп или карта. Под ними другие, бумага просвечивает. А там еще и еще. Иногда не разберешь, что на твоем листе, а что под ним или над ним, – вот уже и новое легло. Стихотворение одно не живет. Не живет без других стихов, без воспоминаний, впечатлений, мыслей, обрывков фраз, ритмов. Пробелов, ошибок памяти. «И жизнь, и та-та, и любовь».

А потом живешь с этим и помнишь. Что-то забывается. Что-то навязчиво вертится. Что-то встревает в самый неподходящий момент, а что-то в самый подходящий. Кто же это? Вот черт, опять забыл.

Или придумал. Женщина ночью, в колымский мороз, вертит ворот колодца и злобно скандирует: «Иль плёр! Дан мон кёр! Ком иль плёр! Сюр ля виль!» Новость небольшая, но все же: стихи в жизни всегда нелепы. И об этой нелепости хочется говорить.

И нелепости, и та-та, и просвечивающие листы памяти – всё, что делает стихи, песню, мелодию именно твоими. То, что ты бубнишь, забыв, может быть, все остальное.

Веревки на чердаке

«Ковшом Медведицы отчерпнут…» Роальда Мандельштама

* * *

Ковшом Медведицы отчерпнут,
Скатился с неба лунный серп.
– Как ярок рог луны ущербной,
И как велик ее ущерб!

На медных досках тротуаров,
Шурша, разлегся лунный шелк,
Пятнист, от лунного отвара,
От лихорадки лунной – желт.

Мой шаг, тяжелый, как раздумье
Безглазых лбов – безлобых лиц,
На площадях давил глазунью
Из луж и ламповых яиц.

– Лети, луна! Плети свой кокон,
Седая вечность – шелкопряд!
Пускай темны глазницы окон,
И обо мне не говорят!

Мороз от ног отщиплет пальцы –
Добыча верная в ночах, –
Идут! Они – неандертальцы,
А я – копье на их плечах.

– Идут, идут – отлично спелись
Под шорох туч и ветра свист;
– Какая ночь! – Археоптерикс –
Не час полуночи навис.

Не сны – сырые груды щебня,
Где чудом – треск горящих щеп…
Пусть ярок рог луны ущербной!
Но как велик ее ущерб!