Рюкзак, наполненный стихами

Оно гудело равнодушно,
И волны ровные брели.
И было страшно. Было душно
На грани моря и земли.

Улыбка судьбы

Стоит у столба симпатичный моряк.
По насыпи мимо летит товарняк.
И кто-то чумазый при этом
Приветливо машет беретом.

А кто с моряком, дорогая? Причем
Смеется, касаясь горячим плечом
Его отутюженной формы.
А мимо грохочут платформы.

Ах, этот моряк, он мне очень знаком.
Знакома и та, что стоит с моряком,
И насыпь знакома, знакомы столбы.
А поезд похож на улыбку судьбы.

Маячница

Майна-вира, майна-вира!
Уголек чернее ночи,
Островок – кусочек мира,
Обособленный кусочек.

Уголек кладем на тачки,
Нагружаем до отказа
И маячнице Наташке
Улыбаемся чумазо.

А Наташке три годочка.
А Наташка симпатична.
В честь Наташки три гудочка
Капитан дает обычно.

А над морем красотища!
Солнце льется, как из чашки.
И бездонные глазищи
У маячницы Наташки!

Утро на острове

На этом маленьком острове птицы встают на зорьке.
Иногда залетают в комнату, глупые до чего!
Потом старика маячника будят не очень назойливо,
Но все-таки очень настойчиво будят они его.

Маячник сперва улыбается, а уж потом просыпается
(Те, кого будят птицы, всегда просыпаются так).
А солнце желтыми бликами по морю рассыпается,
Большое новое солнце, как вычищенный пятак!

И сразу встает Наташка, маленькая баловница,
И тянется к деду, теплая, румяная после сна.
А маленькая крапивница, желтогрудая птица,
Запуталась в этой комнате и мечется у окна.

Наташка берет крапивницу, теплый живой комочек,
И слушает птичье сердце, и кажется ей,
Что суматошное сердце сбивчиво очень
Просит ее: «На волю! Скорее, скорей!»

Наташка – как это утро. А утро похоже на детство:
Море и небо синью выкрасили окно.
Наташка уже умеет слушать чужое сердце.
В больших городах не каждому взрослому это дано.

А солнце неугомонное плавится и искрится.
Птицы кричат крапивнице: «Боже мой, где ты была?»
Так и живут на острове люди и птицы.
Маяк тем временем светит. Вот такие дела.

Творчество

Маячнице Наташке три с половиной годика.
В далеком детстве в городе видела трамвай.
Она ко мне в каюту спокойно заходит
И коротко приказывает: «Рисовай!»

И я тогда рисую Карабаса-Барабаса.
На бороду исчиркиваю полкарандаша.
У Карабаса рожа невыразимо красная.
Маячница Наташка смотрит, не дыша.

Она глядит огромными синими глазами,
Хватает рисунок, в клочья рвет.
Швыряет на палубу, топчет со слезами:
«Плохой, плохой, противный, вот тебе, вот»!

Милая Наташка, маячникова дочка!
Я вытру твои слезы, хоть мне они – мед,
Поскольку для художника здорово очень,
Когда он нарисует, а кто-то ревет!

Циклон