Москва мистическая, Москва загадочная

Это убеждение, что ему «не дали» найти тайник и библиотеку какие-то темные силы, враги народа, враги его и Сталина, у Стеллецкого осталось до конца жизни.

Вернувшись из отпуска в феврале 1935 года, он подал докладную в УКМК с просьбой дать разрешение на продолжение работ хотя бы в Успенском соборе, если почему-то нельзя копать в Угловой Арсенальной башне. Он утверждал: «В Успенском соборе мне топографически известно местонахождение люка, ведущего в Аристотелевский тайник в точке его слияния с Алевизовским». Но больше археологу копать в Кремле не довелось.

Игнатий Яковлевич не знал, что решение о прекращении раскопок было принято еще 3 декабря 1934 года. Оно явно было связано с убийством в Ленинграде местного партийного руководителя и члена Политбюро С.М. Кирова двумя днями ранее. Из-за этого резко ужесточился режим охраны правительственных объектов и начал развертываться террор против тех категорий населения, в которых Сталин видел «врагов народа». Если ранее раскопки тайного хода в Кремль были остановлены комендатурой Кремля из опасения, что по нему может проникнуть в правительственные помещения кто-то посторонний, имеющий террористические намерения, то теперь об их возобновлении и речи не могло быть. Тем более что как раз с января 1935 года начало развертываться сфальсифицированное так называемое «кремлевское дело» – о будто бы существовавших террористических группах среди кремлевской обслуги. Это дело было направлено прежде всего против секретаря ЦИК А.С. Енукидзе, которому подчинялись кремлевские службы и который впал в немилость у Сталина. Естественно, в таких условиях никто не хотел рисковать и давать разрешение на новые раскопки в Кремле, чтобы не быть заподозренным в покровительстве «врагам народа».

Следует признать, что раскопки были организованы Стеллецким не самым лучшим образом. Рабочие трудились без энтузиазма и работали, по словам Игнатия Яковлевича, «как мокрое горит, одного десятник захватил даже спящим. Невыгодно, говорят, как ни работай, выше обязательного минимума не получишь». При фиксированной и не слишком большой ставки оплаты труда другого ожидать не приходилось. Перейти же на сдельщину, как предлагал археолог, не удалось. На расчистке хода обычно работали только два-три человека, не раз раскопки без объяснения причин прекращались. Для получения инструмента, техники и даже брезентовых рукавиц приходилось каждый раз писать специальные заявки. Стеллецкий конфликтовал с десятниками, считавшими себя вправе указывать ему, где надо копать. Выяснив, что подземные галереи действительно непроходимы и врагам в Кремль не пробраться, комендант Петерсон утратил интерес к раскопкам.

В войну Стеллецкий оставался в Москве. Эвакуироваться он не стал, опасаясь, что опять, как и в гражданскую, пропадут его материалы. Ученый был награжден медалью «За оборону Москвы». В декабре 1941 года, голодный, в холодной квартире он писал в дневнике: «Проверить упоминаемый в летописи тайник, т. е. подземный ход из Беклемишевской башни к Москве-реке. Пройти из Спасской башни подземным ходом до храма Василия Блаженного, близ которого спуск в большой тоннель под Красную площадь, тоннель весьма загадочного назначения. Пройти из Никольской башни в район Китая и Белого города…».

Не исключено, что Стеллецкий еще раз обратился к Сталину в конце войны. И, вероятно, получил какой-то ответ из его секретариата, так как в обращении в Академию наук в январе 1945 года Игнатий Яковлевич писал: «Но после войны, после победы, заветный клад будет найден! Порукою в том слово Великого Сталина!» Однако Иосиф Виссарионович, пристально интересовавшийся фигурой Грозного, скорее всего, к тому времени уже утратил надежды найти Либерею и новые раскопки в Кремле не разрешил. В конце войны и в послевоенные годы его занимали уже совсем другие проблемы. И неслучайно, наверное, он так и не выпустил на экран вторую серию киноэпопеи Эйзенштейна. Миф Грозного и опричнины постепенно утрачивал свою актуальность. Великая чистка осталась позади. Масштаб репрессий уменьшился, они приобрели более точечный характер и были направлены теперь в первую очередь против «безродных космополитов». Сталина теперь больше волновала проблема преемника, а здесь пример Грозного, так и не сумевшего решить эту проблему, и Смуты, последовавшей после его смерти, мог иметь для Иосифа Виссарионовича только отрицательное значение.

Тем не менее до самой своей смерти в 1949 году Стеллецкий был уверен, что Сталин по-прежнему хочет найти Либерею, а работы по поискам библиотеки были прекращены исключительно из-за интриг его окружения. Но в Кремль археолога больше не пустили.

Тяготы войны привели к тому, что в 1943 году Стеллецкий перенес первый инсульт. В 1947 году, после второго инсульта, Игнатий Яковлевич оказался частично парализован. 18 января 1949 года последовал третий инсульт, после которого ученый оказался прикован к постели.

Умер Стеллецкий 11 ноября 1949 года, повторяя перед смертью только одно слово: «Мойра… Мойра…».

На древнегреческом слово это – судьба. После инсульта бывает, что человек забывает родной язык, но может разговаривать на других языках, которые изучал в своей жизни.

По другой версии, последние месяцы жизни Стеллецкий говорил только по-арабски (этот язык он еще до революции изучил в Палестине), последними его словами были: «Аль-Китаб» – книга. Очевидно, мысли о Либерее, поиски которой стали его судьбой, не оставляли ученого и в последние мгновения жизни.

В 1962 году при поддержке главного редактора «Известий» А. И. Аджубея в газете «Неделя» появляются главы из книги Стеллецкого. В письмах, направленных в «Неделю», читатели взволнованно спрашивали, когда возобновятся поиски библиотеки. Год спустя в Москве была создана общественная комиссия во главе с академиком М. Н. Тихомировым для поисков Либереи. В нее вошли историки, археологи, архитекторы, архивисты: С. О. Шмидт, М. Р. Рабинович, А. Г. Векслер, В. Н. Федоров и другие. Предусматривалось проведение архивных изысканий, изучение топографии Кремля и осуществление археологических раскопок. Вероятно, Аджубей заручился согласием тестя на то, чтобы археологам открыли доступ в подземный Кремль. Однако с падением Хрущева проект потерял свою актуальность. Не получив поддержки наверху, комиссия вскоре тихо умерла. Сразу после этого к вдове Стеллецкого М. М. Исаевич обратилось несколько человек, желавших получить дневниковые записи о раскопках в Кремле и третий том документальной истории библиотеки Грозного. В РГАЛИ сегодня хранятся только первые два тома, судьба третьего тома неизвестна до сих пор. В письмах к другу семьи Исаевич упоминала о загадочном квартиранте, который поселился у нее после долгих уговоров, а в один прекрасный день не вернулся домой. Возможно, рукопись третьего тома исчезла вместе с таинственным постояльцем, скорее всего связанным с КГБ.

Последние по времени раскопки в Угловой Арсенальной башне проводились археологами Кремля в 1975 году. Удалось расчистить до дна цистерну Солари. Оказалось, что она представляет собой многогранник диаметром 5,51 метра. Верхняя часть его имела обкладку из кирпича, а нижняя – из белого камня, причем обкладка была сделана еще в XVI веке. При расчистке водоема на глубине 4 и 5 метров нашли два шлема, стремена и фрагменты кольчуги. Археологи полагают, что шлемы и стремена, завернутые в кольчугу, были намеренно утоплены в цистерне. Шлемы относятся к концу XV – началу XVI века. Один из них, с инкрустацией серебром, явно принадлежал человеку знатному. Однако кто и зачем утопил доспехи в цистерне, мы, наверное, никогда не узнаем. Был ли это какой-то священный обряд, связанный с водой, или кто-то использовал цистерну в качестве тайника, а потом не смог вернуться за его содержимым? Наверняка кремлевские подземелья таят великое множество загадок. Но даже если каких-то особо ценных кладов найти не удастся, археологические раскопки помогут в деталях выяснить архитектурную историю Кремля и реконструировать древние постройки.

А библиотека Ивана Грозного, таинственная Либерея, все равно будет манить энтузиастов и романтиков. Библиотека, которой никогда не существовала, останется мистическим символом сокровенного знания, доступного лишь достойным этого, духовно просветленным людям и оберегаемого от прочих неведомыми силами. Даже если перекопают весь Кремль вскроют все подземелья и тайники, легенды о Либерее будут жить и преумножаться.

Яков Брюс. Маг или ученый?

О Якове Брюсе говорили, что он состоит на службе и царю, и дьяволу. Его считали не только инженером, но и астрологом и алхимком, будто бы разгадавшим секрет философского камня – отсюда его сказочное богатство. В народе же Якова Вилимовича прямо называли колдуном. «Брюс на всю Россию был самый чудесный человек», – писал Лев Толстой. А по словам историка Василия Татищева, хорошо знавшего Брюса, он был человек «высокого ума, острого рассуждения и твердой памяти». Среди «птенцов гнезда Петрова» после светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова следующим обычно вспоминают Брюса.

Народная молва приписывала Якову Брюсу феноменальные способности. Будто бы он мог с одного взгляда сосчитать горошины в рассыпанной кучке, знал все наименования звезд, планет и созвездий в небе. О нем говорили: «Ты вот возьми, насыпь на стол гороха и спроси его, Брюса, сколько? А он взглянет – и не обочтется ни одной горошиной. А спроси его, сколько раз повернется колесо, когда поедешь от Тешевич до Киева? Он тебе и это скажет. Да что! Он на небо взглянет и тут же скажет, сколько есть звезд на небеси!.. Он знал все травы тайные, камни чудные и составы из них разные делал, и даже живую воду…»

Яков Вилимович Брюс (1669–1735) – русский государственный деятель, военный, дипломат, инженер и учёный, один из ближайших сподвижников Петра I. Генерал-фельдцейхмейстер (1711), генерал-фельдмаршал (1726), реформатор русской артиллерии. В московских преданиях за ним прочно закрепилась репутация чернокнижника, «колдуна с Сухаревой башни» и первого русского масона

Многие легенды о Брюсе связаны с Сухаревской башней. В 1700 году в этой башне Брюс по поручению Петра организовал Школу навигацких и математических наук. Так как Сухаревская башня возвышалась над землей на 64 метра и к тому же находилась на одном из наиболее высоких мест Москвы, то Брюс нашел, что, одновременно с размещением в ней школы будущих мореплавателей, башня может быть использована и для устройства в ней астрономической обсерватории в одном из верхних ее этажей. Кроме астрономических зрительных труб, там были также размещены измерительные инструменты – секторы и квадранты – для определения времени по звездам Большой и Малой Медведиц. Здесь же был помещен привезенный в Москву из Голландии еще при жизни Алексея Михайловича большой звездный глобус диаметром 2 м 13 см. В 1706 году из этой обсерватории впервые в России научно наблюдалось солнечное затмение.

Сухаревская башня

К сожалению, сколько-нибудь полного представления о том, что именно наблюдал Брюс и какие астрономические открытия он сделал, мы не имеем до сих пор. Стоит только указать, что в вышедшей в 1803 году «Истории астрономии» французского астронома Жозефа Жерома Лаланда отмечалось, что «Брюс производил некоторые наблюдения». Очевидно, о своих наблюдениях Яков Вилимович сообщал своим европейским корреспондентам, но эта переписка до сих пор не найдена.

Монета с эмблемой Школы навигацких и математических наук, организованной Брюсом по поручению Петра I

А вот царю Петру. 22 марта 1699 года Брюс из Москвы писал: «Милостивый государь!.. При сем доношу, когда изволишь потемнение солнца примечать, тогда изволь избрать избу, в которой бы можно было окны все закрыть, чтоб свету в ней ничего было. Такожды надобна трубка зрительная, которую в яблоко деревянное (кронштейн. – Б. С.) вкрепить, чтобы можно было трубку на все стороны поворотить на ту стать, как у астролябиума… Сие изготовивши, надобно… круг солнечный на разных бумажках начертить, чтобы в разные времена величество потемнения ведомо было. Остаюсь твой всем сердцем – Якушко Брюс».

Французский астроном Жозеф Жером Лефрансуа де Лаланд, с которым Брюс, вероятно, находился в переписке

В другом письме Петру от 16 марта 1716 года, уже из Петербурга, Брюс рассказал о наблюдавшемся им огненном шаре – болиде: «6-го числа с вечера, около девяти часов, явилось светло за облаками близ горизонта от норд-веста даже чуть не до самого норд-оста… Пламена огненные гораздо жидким цветом вверх от горизонта простирались и показывались везде по небу кругом по всем странам… Сии временные видения продолжались до второй четверти второго часа по полуночи. Всего дивняе мне казалась континуация сего временного горения, ибо егда метеоры являются, то оные по явлению скоро сгорают и минуются. Ежели простых людей к мнению приставить, то бы возможно многая изображения яко же они представляют соделати…»

Наконец, 18 июля 1716 года Брюс обрадовал Петра сообщением, что наблюдал пятна на Солнце: «Было мое желание вашему величеству донести, что я в солнце пятна усмотрел, однакож опасался в таких многодельных временах вашему величеству так малым делом докучать. Токмо ж, памятуя любопытство и особливое тщание вашего величества в вещах, не часто случающихся, дерзнул ныне донести, что оных много в солнце является и возможно оных гораздо внятно трубою зрительною футов в 12 видеть, егда ближайшее стекло к глазу умеренно покоптится, возможно ж оныя и в 4 фута длиною трубкою видите; однакож гораздо мелко. Я надеюся, что ваше величество, конечно, оныя может увидеть, ежели да изволите кому ни есть приказать по вся дни недели две смотреть дважды или трижды в день, понеже иногда в нем ничего не видеть, когда солнце, поворачиваяся на оси своей, от вида нашего оные пятна отворотит. А обращается оное на оси своей в 26 1/4 дней. И понеже сие, колико мне известно, уже с 30 лет не видно было, и я от роду своего впервые увидел, того ради не мог удержаться, не донеся о сем вашему величеству».

В Сухаревой башне Брюс порой просиживал ночи, особенно после того, как вышел в отставку. Народная молва же приписала ему сношения с дьяволом. Здесь он будто бы хранил «черную книгу» и творил волшебство. Некоторые вообще приписывали Брюсу строительство Сухаревой башни, чтобы иметь удобное помещение для контактов с нечистой силой, хотя в действительности башню возвели по приказу Петра в 1692–1695 годах, причем спроектировал ее архитектор Михаил Чоглоков. Брюс тогда еще был простым поручиком, и строительство башни ему, разумеется, никто поручить не мог.

Для Петра I, несмотря на ученость Якова Вилимовича, последний рассматривался в качестве военного специалиста. Что же касается астрономической обсерватории на Сухаревой башне, эта обсерватория создавалась Брюсом не для собственной работы, а для обучения специалистов, получавших в школе образование, связанное с деятельностью военно-морского флота. Навигацкая школа в большей мере готовила капитанов кораблей, штурманов (навигаторов), для которых познания в области астрономии были необходимы. Это было первое на Руси высшее светское учебное заведение – прародительница будущей Морской академии в Петербурге. Учеников в Навигацкую набирали отовсюду, лишь бы обеспечить требуемое число. Поэтому в новой школе рядом с сыновьями князей сидели за партами дети дворовых людей. Преподавателем арифметики и геометрии здесь был известный математик Леонтий Магницкий, автор знаменитой «Арифметики», которая на целых полвека стала основным учебником в русских школах.

Известный математик Леонтий Магницкий, автор знаменитой «Арифметики», которая долгие десятилетия была основным учебником в русских школах, преподавал в Навигацкой школе арифметику и геометрию

Интересно, что в Навигацкой школе из класса в класс гардемаринов переводили в зависимости от успехов в науках, а не по возрасту. В результате образовалась категория «вечных гардемаринов», сидевших в одном и том же классе по десять и более лет. Рекорд поставил некий Иван Трубников. Он просидел за партой 30 лет и в возрасте 54 лет был уволен «по болезням и старости, и как ко обучению наук находиться уже не надёжен».

Франц Яковлевич Лефорт (1655–1699) – русский государственный и военный деятель, генерал, адмирал, сподвижник Петра I, основатель легендарного «Нептунова общества», занимавшегося будто бы не только астрологией, но и магией

В народе ходили слухи, что ночной порой в верхних окнах башни таинственно мерцал свет, когда друг царя Петра Франц Лефорт собирал «Нептуново общество», занимавшееся будто бы среди прочего астрологией и магией. В общество входили еще восемь человек и среди них – сам царь, неразлучный с ним Меншиков и Яков Брюс. Но никаких документальных подтверждений существования Нептунова общества не существует. Скорее всего, мы имеем дело с еще одной легендой, сохраненной народным преданиием.

Как только ни называли Брюса: колдун, чернокнижник, чародей. Ни с одним московским жителем не было связано столько слухов и легенд. Брюсу приписывали изобретение эликсира вечной молодости, утверждали, будто он овладел секретом «живой» и «мертвой» воды. Во второй половине XIX века М. Б. Чистяков записал рассказы крестьян из села Чернышино Калужской губернии, принадлежавшего когда-то Брюсу. Крестьяне говорили, что хозяин села был царским «арихметчиком», знал, как уже говорилось, сколько звезд на небе и сколько раз колесо повернется, пока до Киева повозка доедет.

Решив испробовать чудо оживления и омоложения на себе самом, Брюс будто бы повелел верному слуге разрубить себя на части мечом и потом поливать «живой водой». Но для этого нужен был долгий срок, а тут царь некстати хватился своего «арихметчика». Пришлось слуге во всем сознаться и показать тело господина: «Глядят – тело Брюсово уж совсем срослось и ран не видно; он раскинул руки, как сонный, уже дышит, и румянец играет в лице». Возмутился духом православный царь, сказал с гневом: «Это нечистое дело!» И повелел похоронить чародея в земле на веки вечные.

В XX веке утверждали, будто он не умер, а создал воздушный корабль и улетел на нем неведомо куда. Царь же повелел книги его замуровать (опять-таки в Сухаревой башне), а все снадобья сжечь. Таким образом, разрастался и варьировал целый свод сказаний, в которых Брюс представал кем-то вроде русского Фауста. Также в этих легендах Брюс очень напоминал царя Ивана Грозного с его Либереей, будто бы повелевшего замуровать великую библиотеку до лучших времен.

Еще говорили, что он собрал из железных пластин механическую птицу и, сидя верхом на ней, летал над Москвой, пользуясь прикрытием ночной темноты, чтобы реже попадаться на глаза перепуганным жителям, и якобы по найденным брюсовым чертежам в начале XX века были созданы первые русские аэропланы.

Кроме того, ходили упорные слухи, что после десяти лет упорного труда удалось ему сконструировать «вечные часы» и, дескать, завел он их, а ключ выбросил в реку. Шли те часы долго, даже после его смерти, пока во времена Екатерины Великой не попытались их усовершенствовать – разобрали, но снова собрать не смогли.

Поговаривали, что не рождался ни до, ни после Брюса на Руси человек, что мог бы сравниться с ним знаниями и чародейством. Сподвижник Петра будто бы знал не только собственное будущее, но и судьбы всех людей, владел секретом гипноза («отводил глаза»), и не было ни одной вещи на земле или на небе, тайны которой он не постиг.

Брюсов календарь

Но кем же на самом деле был Яков Брюс? Здесь мы воспользуемся данными, содержащимися в наиболее фундаментальной биографии Брюса на русском языке, написанной Александром Филимоном.

Его родословие тянется из глубокого прошлого Европы и восходит к норманнскому завоеванию Англии, в котором участвовали предки Брюса. Самым известным его предком был король Шотландии Роберт I, который в 1314 году разбил армию английского короля Эдуарда II при Баннокберне, а в 1328 году добился от Англии признания независимости Шотландии. Другой представитель этого рода, Эдвард Брюс, был в XIV веке королем Ирландии. В годы английской революции 1640-х годов Вилим (Уильям) Брюс, будучи сторонником короля Карла I, после поражения роялистов бежал в 1647 году в Голландию, а затем в Россию, где поступил на военную службу. В английской королевской армии он имел чин поручика. В России первые девять месяцев Вилим Брюс не получал жалованья. В мае 1648 года он и другие иностранные офицеры вынуждены были даже обратиться к царю с челобитной, в которой жаловались, что они с женами и детьми вынуждены «болтаться меж двор», просить подаяния и нищенствовать.

Король Шотландии Роберт I, в 1314 году разбивший армию английского короля Эдуарда II при Баннокберне, а в 1328 году добившийся от Англии признания независимости Шотландии, – самый известный предок Брюса

Быструю карьеру Вилим Брюс сделал с началом русско-польской войны 1654–1667 годов. В 1658 году он получил уже чин полковника и командовал псковским полком. В том же году он был ранен (получил «увечное ранение»), вышел в отставку и поселился в Москве в Немецкой слободе, где женился. По документам следует, что Вилим прибыл в Россию без жены, известные нам дети появились спустя два десятилетия после его приезда. Из этого следует, что он женился в России, но национальность его жены остается неизвестной. Можно только предположить, что после смерти мужа она вышла Вторым браком замуж за иностранного офицера Юрия Инглиса, судя по прозвищу, англичанина, поскольку его сына Андрея Инглиса, коменданта Нарвы, Брюс в письме 1705 года называл братом.

Этот брак еще прочнее привязал Вилима к России. После реставрации Стюартов в 1660 году возвращаться на родину он уже не захотел, остался на Руси и умер в 1680 году в чине генерал-майора. Дочь Вилима Брюса, Елизавета, впоследствии вышла замуж за полковника Джона Трейдона. Она умерла в 1694 году. Яков Брюс родился в Москве 1/11 мая 1669 года. Яков получил прекрасное домашнее образование (учителей, скорее всего, выписали из Европы) и увлекся математикой и естественными науками, за что впоследствии получил в народе прозвище «Брюс-арифметчик». Тут лежит одна из многочисленных загадок Брюсовой биографии. Неясно, где и как сын иностранного офицера сумел получить в Москве в 70—80-е годы XVII века такое блестящее образование, которое позволило ему затем овладеть глубокими познаниями в самых различных областях науки. Учтем также, что в возрасте 17 лет Яков Брюс уже поступил на военную службу и не мог далее получать систематическое образование. Тем не менее он овладел столь глубокими познаниями в самых различных областях науки, что смог на равных вести диалог с виднейшими представителями европейской науки. Нет никаких данных, что Брюс выезжал для учебы за границу, и такое кажется весьма маловероятным. Скорее всего, у него были хорошие домашние учителя, однако крайне сомнительно, чтобы они смогли дать ему такой уровень образования, который сразу же позволил бы ему в научных изысканиях встать вровень с последними достижениями естественных наук того времени. Остается предположить, что разгадка лежит в феноменальных способностях Брюса, особенно в сфере математики, физики и астрономии. Учитывая, что большую часть своей сознательной жизни ему пришлось провести в военных походах, в выполнении дипломатических поручений, а также в организации российской промышленности, наукой ему приходилось заниматься в основном в прикладных целях, для нужд артиллерии и промышленности, а также для изготовления инструментов для исследований. Остается только гадать, какие открытия в сфере фундаментальных наук совершил бы Брюс, если бы наука стала его основным и единственным занятием. Да и какие именно открытия он совершил, мы и сегодня не знаем толком, поскольку его зарубежная переписка и архив выявлены и изучены лишь в незначительной степени.

В службу Яков Брюс вступил в 1686 году корнетом (прапорщиком) кавалерии. Он участвовал в неудачных крымских походах князя Василия Васильевича Голицына в 1687 и 1689 годах в качестве инженерного офицера. За первый крымскией поход храбрый шотландец был награжден поместьем в 120 четвертей земли и деньгами в размере от 8 до 30 рублей, а за второй поход получил в награду поместье в 130 четвертей земли и 15 руб. денег. Во время стрелецкого бунта 1689 года Петр неожиданно уехал из Преображенского в Троице-Сергиеву лавру. Отрядом иноземцев, в котором служил поручиком Я. В. Брюс, командовал шотландец генерал Патрик Гордон. Прибытие в монастырь отряда Гордона состоялось 5 сентября 1689 года. Вероятно, в этот день Петр и познакомился с Брюсом. С тех пор и завязалась их дружба. Ей немало способствовало и то обстоятельство, что шотландец не уступал «герру Питеру» в пьянстве и разгуле. В 1692 году Брюс был назначен в Белгородский полк, которым командовал будущий фельдмаршал и граф Б. П. Шереметев.

Троице-Сергиева лавра. Вероятно, здесь 5 сентября 1689 года познакомились Петр и поручик Я. В. Брюс. С тех пор и завязалась их дружба

В 1693 году пожалованный в ротмистры (капитаны кавалерии) Яков Брюс сопровождал Петра в Архангельск, где царь закладывал первые верфи. А в январе 1695 года Петр произвел Брюса в чин майора, и тогда же, в январе 1695 года, Яков Вилимович женился. Его избранницей стала Маргарита фон Мантейфель (в России ее величали Мария или Марфа Андреевна), дочь генерала Цоге фон Мантейфеля, выходца из остзейских немцев. Посажёным отцом на свадьбе был сам царь.

В 1695 и 1696 годах Брюс участвовал в Азовских походах, завершившихся взятием турецкой крепости. Теперь он уже был морским капитаном и за храбрость при штурме Азова был пожалован чином полковника. Под Азовом погиб его младший брат Вилим. Во время осады Азова Брюс занимался составлением карты от Москвы до берегов Малой Азии, которая впоследствии была напечатана в Амстердаме. Брюс сопровождал Петра во время Великого посольства в Англию и Голландию. Он присоединился к царю в 1697 году в Амстердаме. В этом городе он также успел похлопотать об издании своей карты. 28 сентября в Москву отправляется послание, в котором на основании указа царя, «велено послать» в Голландию полковника Якова Брюса «для математической науки в англицком государстве». Перед отъездом в Москве с Яковом Вилимовичем произошел досадный инцидент: В доме князя-кесаря Ф. Ю. Ромодановского, начальника Преображенского приказа, ведавшего полицейским сыском, и правителя страны в отсутствие Петра, он получил сильный ожог руки и приехал в Амстердам только 19 декабря. Петр разгневался и написал Ромодановскому:

«Зверь! Долго ли тебе людей жечь? И сюды раненые от вас приехали». А насчет пристрастия Ромодановского к хмельным напиткам, прозрачно именуемым Ивашкой Хмельницким, царь писал с явной угрозой: «Перестань знатца с Ивашкою, быть от него роже драной».

Князь-кесарь в ответном письме оправдывался: «В твоем же письме написано ко мне, будто я знаюся с Ивашкою Хмельницким; и то, господине, неправда… Неколи мне с Ивашкою знатца, всегда в кровях омываемся; ваше то дело на досуге стало знакомство держать с Ивашкою, а нам недосуг. А что Яков Брюс донес, будто от меня руку обжег, и то сделалось пьянством его, а не от меня». Петр согласился счесть происшедшее обычной пьяной ссорой: «Писано, что Яков Брюс с пьянства своего то сделал; и то правда, только на чьем дворе и при ком? А что в кровях, и от того, чаю, и больше пьете для страху. А нам подлинно нельзя, потому что непрестанно в ученье».