– Какой взвод принять прикажете?
– Пока никакой, – комэск с трудом сдержал улыбку. – В распоряжение комвзвода Вараввы.
– Есть, – уныло сказал Алексей и, откозыряв, вернулся к Любочке.
И вздохнул, усиленно пряча глаза. А Любочка глядела на него с тем великим сочувствием, с каким женщины смотрят на заболевших ребятишек. И вздохнула. Алексей вздохнул в ответ.
Скрипнула позади дверь. Из казармы вышел старшина.
– Вечеруете? Отбой был, между прочим.
– Да нам вроде некуда, – почему-то виновато улыбнулся Алексей.
– Как это некуда? В казарму ступайте. Командир приказал угол для вас выгородить, – сказал старшина и пошел через двор к эскадронному.
– Ну вот, видишь? – вдруг воодушевился Алексей. – Пошел, поговорил, и сразу…
Любочка так глянула на него, что он тут же нагнулся за вещами.
В длинной казарме, тускло освещенной свисавшей с потолка керосиновой лампой, фанерными щитами была выгорожена комнатка. Там тоже горела лампа, и свет ее прорывался в казарму через многочисленные пулевые пробоины.
Алексей и Любочка пробирались между нар, на которых вповалку спали бойцы. Откинули брезентовый полог выгородки и… вошли в крохотное помещение. Здесь стояли два топчана, покрытых тощими солдатскими одеялами, и маленький столик с керосиновой лампой.
– Какая прелесть, Алеша! – шепнула Любочка, восторженно оглядывая первую в ее жизни армейскую квартиру.
Алексей скептически оглядел тонкие фанерные стенки, за которыми слышались храп и бормотание бойцов, и сказал:
– Ничего. Жить можно.
Любочка начала было расстегивать кофточку, но вдруг замерла, прижав руки к груди.
– Ты чего? – спросил муж. – Спать пора, тут подъем в четыре.
– Дырки!.. – почти беззвучно прошептала она.
Алексей внимательно осмотрел мишени, проверил растопыренной пятерней расстояния, сказал с удовлетворением:
– Кучно стреляют. Молодцы!
И задул лампу.
Усталый храп стоял в казарме. На нарах, сунув скатанные шинели под головы, спали бойцы.
Алексей тихо прошел мимо и подошел к дневальному, который чинил латаную-перелатаную гимнастерку при свете маленькой керосиновой лампы.
– Не спится, товарищ командир?
– Где мне комвзвода Варавву найти?
– Наверняка еще в канцелярии. Книжки он учит.
В канцелярии за столом друг против друга сидели командир эскадрона и Иван Варавва.
– Первый закон воинской службы?.. – тянул Иван, соображая. – Атаковать, Георгий Петрович?
– Первый закон нашей службы – дисциплина, – строго сказал командир. – А ты его сегодня нарушил. Грубейшим образом!
– Георгий Петрович, но курбаши…
– Командир думать обязан, Ваня. Думать, а не просто шашкой махать. Увести эскадрон без приказа, без разведки…
– Некогда думать было, Георгий Петрович. Курбаши мог опять за границу сбежать.
Вошел Алексей. Увидев командира, неуверенно затоптался у порога.
– Что, взводный, не спится на новом месте? – улыбнулся комэск. – Ну, у вас еще вся жизнь впереди: привыкнете приходить к командиру только тогда, когда он вас вызывает.
– Да я, это…
Алексей вздохнул и замолчал. А Иван засмеялся.
– Спряжения повторить, – строго сказал ему комэск и встал. – Завтра спрошу. Счастливо оставаться.
И вышел. Алексей подошел к столу, спросил удивленно:
– Какие спряжения?
– Английские, – очень серьезно сказал Иван. – У меня, понимаешь, к языкам способности оказались. Местный сам выучил, а с английским Георгий Петрович помогает.
– Крутой командир, – вздохнул Алексей, закуривая. – А тебя и ночью в покое не оставляет?
– Все правильно, – сказал Иван. – Командир думать обязан, а не только шашкой махать.
– Это я только что слышал.
И оба весело рассмеялись.
– Слушай, Алешка, а как ты Любу уговорил замуж за тебя выйти? – вдруг очень заинтересованно спросил Варавва. – Вроде не нашего поля ягода.
– Любаша? – Алексей улыбнулся. – Сбила меня эта ягода.
– Как сбила?
– Санками. И полетел я, Ваня, вверх тормашками.
Алексей встал, распахнул окно, присел на подоконник.
И тотчас же чья-то гибкая тень выскользнула из освещенного круга.