Перед половодьем

– Смотри, – указывает он пальцем за окно: – купола, купола!.. Золотые! За Волгою. Внизу хуже видать.

– Да! – удивленно качает девочка головой, вырывая свою ручку из руки мальчика: – купола! купола!.. Пусти руку, больно мне.

– А вот не пущу! – жестоко смеется он, неожиданно для самого себя требуя: – проси прощения!.. Н-ну!..

Ирочка плачет:

– Пусти ручку, больно мне… Злой!

– Проси! Проси прощения, говорят тебе! О, какая негодница!

Испуганная девочка вырывает свою ручку из руки мальчика и стремительно убегает с чердака.

– …Ледоход! ледоход! – встречает мальчика дома Василида восклицаниями, – чу! Звон стоит, чу! Шуршит… Эва, глянь-ка из окна, вода прибывает здорово.

Маленький человек опрометью бросается в гостиную, к окну. Действительно, рать за ратью, по реке величаво двигаются белые богатыри – остервенелые льдины.

16

И звон, и грохот, и поединки безжалостные…

На заливной луг наползает вода, а за водою бесноватые льдины. Становятся на дыбы, ныряют и восстают из темных глубин воскресшей реки.

– Фю-фю-фю! – свистит отец, любуясь рядом с сыном на редкое зрелище, – а ведь наши-то на том берегу застряли. Василида, стол накрывай, будем одни обедать, – дня на три протянется канитель, не иначе.

– А буде затор, и на неделюшку целую! – соображает Василида.

…Лед все идет и идет… Думается – нет ему конца, верится – нет ему начала.

Во втором этаже дома Ирочка прильнула к окну и шепчет:

– Ползет… ползет…

Помолчит с секунду и опять повторяет:

– Ползет… ползет…

Часам к трем добрая половина луга скрывается под грызущимися льдинами, а к семи между домом и рекой остается лишь узенькая полоска суши. Отец тревожится:

– Наводнение… Василида, спроси наверху, разрешат ли перенести к ним вещи.

Маленький человек с изумлением смотрит из окна на сарай, плывущий между льдинами, на желтые следы проезжих дорог, на вехи, Бог весть откуда занесенные, и на темного зверя, мечущегося по льдине, но не решающегося прыгнуть в бурлящую вокруг него черную от сумерек воду.

– Папа, папа! Смотри-ка, кто это?

Отец берет бинокль:

– Волк… Врасплох, бедняга, попался. Теперь – капут, измелет его лед.

Поднимается суматоха. Отец волнуется, спешно перетаскивая мебель с Василидой и отцом Ирочки. Сперва пустеет гостиная, потом столовая и спальня. Когда же добираются до детской, из-под пола просачивается вода; маленький человек промачивает ноги, но это не мешает ему шмыгать между взрослыми, спасая игрушки от потопа. Главное – унести милого божика, а то вода смоет с него пестрые краски, а траурная бумага отклеится от пьедестала.

В одной руке мальчика корзина со всеми богатствами, в другой – возлюбленный идол. И – наверх, в гости к Ирочке.

– Ты слышишь, слышишь? – подскакивает девочка к недавнему обидчику: – мы все потонем, все, все.

– Прости меня, Ирочка, – не отвечая на вопрос, умоляет ее маленький человек, – я тебе божика подарю.

– Ну, подари.

Мальчик со вздохом отдает ей раскрашенного идола:

– На, только не обижай, смотри.

И, помолчав, спрашивает:

– Теперь ты не сердишься на меня?

– Нет.

В знак восстановленной дружбы, Ирочка нежно целует его в губы и опять кричит, весело прыгая:

– Ты слышишь, слышишь? Мы все потонем, все, все!

– И коровушки? – огорчается маленький человек.

– Да, и коровушки.

Из слободы доносятся умоляющие вопли: «спа-сите! спа-си-те! спа-си-те-е-е!» – а слободские коровы жалобно мычат.

К лунной полночи от дома остается только один этаж, нижний же затоплен по самые карнизы. А на Волге борются со льдами буксирный пароход, освещенный красными огнями, и огромная беляна, сорванные с якорей на зимовище – в устье речки, протекающей около монастыря.

«Б-бом-бом!» – загромыхали в набат растерявшиеся монахи в затопленном монастыре.

В доме никто не спит; с матерью Ирочки, полненькой, краснощекой и очень скучной немкой, делается истерика, она видела в бинокль, как льды раздавили беляну, а на беляне были люди, отчаянно голосившие о помощи.

– Нас тоже раздавит! – убежденно шепчет Ирочка маленькому человеку, – только молчи, а то «они» испугаются.

– Хорошо, – усмехается мальчик, – я не скажу «им» ничего.

…Э-эй! – звенят голоса около дома: причалить можно?

Это кричат с буксирного парохода, выкарабкавшегося-таки из водоворотов и бесноватых льдин.

Скоро дом, с пароходом, причаленным к одиноко возвышающемуся над водой шпицу потонувших ворот, представляет диковинную картину.

– Чем не Венеция! – смеется отец маленького человека, устало зевая; – еще хорошо, что вещи-то успели перенести… Форменный потоп, зима была очень снежная, наверно, потому.

– Вероятно, – соглашается плешивый отец Ирочки разгуливающий по комнате, на правах хозяина, в одной жилетке, без пиджака; – теперь готовьте удочки, Волга скоро очистится.