«Пена дней» и другие истории

LXIV

Надстоятель разговаривал со Священком, Колен дождался конца их беседы и лишь тогда направился к ним. Он шел, как слепой, и то и дело спотыкался. У него перед глазами была Хлоя, недвижно лежащая на их брачной постели. Он видел ее матовую кожу, темные волосы и прямой нос, ее чуть выпуклый лоб, округлый и мягкий овал лица, ее опущенные веки, которые отторгли ее от этого мира.

– Вы пришли насчет похорон? – спросил Надстоятель.

– Хлоя умерла, – сказал Колен.

И он сам услышал, как говорит: «Хлоя умерла», но не поверил этому.

– Я знаю, – сказал Надстоятель. – Сколько денег вы намерены потратить на похороны? Вы, конечно, желаете, чтобы церемония была достойной.

– Да, – сказал Колен.

– Я могу вам предложить весьма пышный обряд стоимостью примерно в две тысячи инфлянков, – сказал Надстоятель. – Впрочем, если угодно, то можно и еще более дорогой…

– У меня всего лишь двадцать инфлянков, – сказал Колен. – Может быть, мне удастся раздобыть где-нибудь еще тридцать или сорок, но не сразу.

Надстоятель набрал в легкие воздух и выдохнул его с гримасой отвращения.

– Значит, вы рассчитываете на церемонию для бедных.

– Я и есть бедный… – сказал Колен. – И Хлоя умерла…

– Да, – сказал Надстоятель, – но перед смертью каждому человеку следует позаботиться о том, чтобы найти деньги на приличные похороны. Итак, у вас нет даже пятисот инфлянков?

– Нет, – ответил Колен. – Но я, пожалуй, мог бы увеличить сумму до сотни, если бы вы согласились дать мне рассрочку. Да понимаете ли вы, что это значит сказать самому себе: «Хлоя умерла»?

– Видите ли, – сказал Надстоятель, – я к таким вещам привык, так что на меня это впечатления не производит. Вообще-то говоря, мне надо было бы посоветовать вам искать утешения у Бога, но боюсь, что за такую мизерную плату его беспокоить не положено…

– Я и не буду его беспокоить, – сказал Колен. – Не думаю, что он мог бы мне чем-нибудь помочь, раз Хлоя умерла…

– Что-то вы зациклились на этой теме, – сказал Надстоятель. – Подумайте о… Ну, я не знаю, о чем… О чем угодно… Допустим, о…

– Скажите, а за сто инфлянков будут приличные похороны?

– Я даже не хочу этого обсуждать, – сказал Надстоятель. – Уж на полтораста монет вы, надо думать, все же расщедритесь.

– Мне придется вам их долго выплачивать.

– У вас есть работа… Вы мне напишите расписку…

– Я готов, – сказал Колен.

– В таком случае, – сказал Надстоятель, – вы, может быть, согласитесь на двести инфлянков, и тогда Священок и Пьяномарь будут за вас, а при ста пятидесяти они будут против вас.

– Нет, не смогу, – сказал Колен. – Не думаю, что эта работа будет у меня долго.

– Итак, мы останавливаемся на ста пятидесяти, – подвел итог Надстоятель. – И это весьма прискорбно, потому что церемония и в самом деле будет гнусная. Вы мне отвратительны, молодой человек, вы оказались таким скрягой.

– Прошу прощения, – сказал Колен.

– Ступайте писать расписку, – сказал Надстоятель и грубо его оттолкнул.

Колен налетел на стул. Надстоятель, пришедший в бешенство от этого шума, снова толкнул его в сторону тризницы и ворча пошел за ним следом.

LXV

Колен поджидал гробоносцев в прихожей своей квартиры. Оба явились, перепачканные с ног до головы, потому что лестница все больше разрушалась, но они были в такой старой и истлевшей форме, что лишняя дырка там или пятно дела не меняли. Сквозь лохмотья виднелись их нечистые, мосластые, поросшие рыжим волосом ноги. Гробоносцы поздоровались с Коленом, похлопав его по животу, как это предусмотрено в регламенте дешевых похорон. Прихожая напоминала теперь коридор в подвале. Им пришлось пригнуть голову, чтобы добраться до комнаты Хлои. Те, кто доставили гроб, уже ушли. Место Хлои занял теперь старый черный ящик, весь во вмятинах и помеченный порядковым номером. Гробоносцы подхватили его и, используя как таран, вышвырнули в окно. Гробы сносили на руках по лестнице только в тех случаях, когда за похороны платили более пятисот инфлянков.

«Так вот отчего, – подумал Колен, – ящик этот помят». И он заплакал, потому что Хлоя, должно быть, сильно ушиблась, а может, и разбилась от такого удара.

Потом Колену пришло на ум, что она уже ничего не чувствует, и он заплакал пуще прежнего. Ящик с грохотом упал на булыжник мостовой и раздробил ногу игравшему там ребенку. Пиная гроб ногами, гробоносцы подогнали его к тротуару и лишь тогда подхватили на руки и водрузили на катафалк. Это был очень старый фургон, выкрашенный в красный цвет; один из гробоносцев сел за руль.

За машиной шло очень мало народу: Николя, Исида, Колен да еще два-три незнакомых им человека. Фургон ехал довольно быстро, и им пришлось бежать, чтобы не отстать. Шофер горланил какие-то песни. Он вел машину молча, только если за похороны платили больше двухсот пятидесяти инфлянков.

Перед церковью катафалк остановился, но гроб с него так и не сняли, хотя все провожающие вошли внутрь для отпевания. Надстоятель с хмурым видом повернулся к ним спиной и невнятно начал панихиду. Колен стоял перед алтарем.

Он поднял глаза. Перед ним на стене висел крест с распятым Иисусом. Вид у Иисуса был скучающий, и тогда Колен спросил его:

– Почему Хлоя умерла?

– Мы к этому не имеем никакого отношения, – ответил Иисус. – Не поговорить ли нам о чем-нибудь другом?

– А кто имеет к этому отношение? – спросил Колен.

Они разговаривали тихо, и остальные не слышали их беседы.

– Уж во всяком случае не мы, – сказал Иисус.

– Я пригласил вас на свою свадьбу, – сказал Колен.

– Она удалась на славу, – сказал Иисус, – и я хорошо повеселился. Почему на этот раз вы дали так мало денег?

– У меня больше нет ни гроша, – сказал Колен, – а потом, это же не свадьба.

– Да, – сказал Иисус.

Казалось, он был смущен.

– Это совсем другое, – сказал Колен. – На этот раз Хлоя умерла… Я не могу подумать об этом черном ящике.

– Мм… – промычал Иисус.

Он глядел в сторону и, казалось, скучал. Надстоятель крутил трещотку и выкрикивал латинские стихи.

– Почему вы позволили ей умереть? – спросил Колен.

– О, не упорствуйте! – воскликнул Иисус.