Приятная неожиданность

– Там железо дешевле, немцы возят – ответил напарник.

– Самая цена здесь – руда у них плохая, – добавил матросик.

– Твой самострел в трюме. Надо вам мечи и кольчуги подобрать – добавил Кузьмич.

Тут я заметил тряпку, красную от крови, на предплечье у матроса.

– Кто тебя ранил?

– Его я потом добил.

– Как же ты гребешь? – негодовал я.

– Да ранка плевая, уже и не чую – ответствовал этот доморощенный ратник.

– А перевязать завтра есть чем?

– Откуда? Я же не лекарь.

Вспомнились поганцы из 21 века, которые донимали с любой царапиной. Да, надо пугать этого оболтуса, который рану явно ничем и не залил. Гангрену в это время лечили только одним способом: отрезали руку. Поведал об этом пареньку. Фрол добавил масла в огонь.

– У нас в дружине троих ранили в руку. Выжил только один.

– Да откуда вам знать – ерепенился щенок.

– Он – лекарь, – добил его Фрол, показав на меня.

На юношу смотреть было жалко. Весь как-то съежился, гонор исчез.

– Как же Варя, пропадет она одна – заныл Петька.

Да, только нам двоим и петь о жалости к женщинам…

– Я вот тоже заботился о супруге, а она оказывается нарожала троих деток от другого и послала за нами душегубов.

Петр сломался от крушения жизненных надежд. Тут мы вошли в пределы какого-то населенного пункта. Я побежал к шкиперу.

– Остановиться бы нам и здесь.

– Зачем?

– У Петра может начать гноиться рана.

Капитан тут же, без лишних вопросов, скомандовал матросам, и ладья прижалась к мосткам.

– Что тут? – спросил подошедший Кузьмич.

– Вот он говорит, что у Петрухи может начать гноиться рука.

– Владимир лечит не первый год! – рассеял Кузьмич его недоверчивость.

Хозяина судна аж перекосило.

– Я заплачу за лечение, сколько надо, он мой племянник. Сестра за него без соли съест. Мне он – единственный наследник.

– А мне он жизнь спас, – закончил я.

– Бились вместе, и пойдем вместе! – гаркнул Фрол.

– И я, – влился в коллектив Петька.

И мы пошли в село. Пока брели, я обозначил задачи. Нужно купить ткани и порезать ее на полосы для перевязок. По ходу приобрести крепкое вино или самогон.

– Я пить не буду, – заявил Петруха.

Кузьмич смотрел недоуменно. Видно было, что он то выпил бы охотно, но сомневается во времени.

– Надо чем-то облить рану, – объяснил я. – Постоялого двора вроде нет, поэтому расходимся по дворам. Самогоночки русский человек всегда нагонит!

И мы пошли. Через час все было найдено. Ткань порезана, самогон прозрачный и крепкий. Что ж, пора обрабатывать рану. Вернулись на судно. Ладья отошла от берега. Я объяснил капитану суть дела.

– Никто мешать глупыми советами не должен!

– Пусть гребут, – решил хозяин.

Верное решение! Иначе их не отгонишь. И я стал делать привычную работу. Разбавил самогон до водки, снял повязку, оторвав ее от раны. Парнишка даже не охнул – молодец, терпеливый. Рана, конечно, отнюдь не царапина. Полил рану полученной водкой, наложил повязку. Все, можно на перекур, хоть сроду и не курил. Уложил раненого.

Подошел Фрол. Присел рядом, заговорил.

– Вот ведь гадина! Видел я, к конюшне жмется. Но чтобы все трое были чужие, не ожидал…

Мой-то сын, подумал я, слишком похож, чтобы можно было от него отпереться. Да и люблю его сильно – чувствуется голос крови!

Кузьмич продолжил:

– Ревности у меня нет, на дом и лавку наплевать, но убивать мужа… – снова пауза.

Тут я вспомнил, как по юности был заманен одной вертлявой брюнеткой к ней домой, с какой-то неведомой мне целью. Внезапно пришел муж. Не доводя его до греха, ушел в спальню. Закрыл замочек и сел на диван – любоваться процессом. Длилось это минут пятнадцать. Супруг, озлившись, бился в дверь как раненный носорог. Я ждал. Терпения мне не занимать. Он ослаб. Пришло мое время.

– Мешаешь отдыхать шумом! – крикнул я.

Муж опять озверился, снова начал крушить дверь. После третьего раза, он решил вступить в контакт.

– Выйди, поговорим, – прорычал ревнивец.

Знаем мы ваши беседы, подумал я, открывая дверь и уходя в сторону. С ревом обозленного буйвола, муж кинулся меня убивать. Я не мастер рукоприкладства, но обладаю очень быстрой реакцией – подставил ему ногу и сел противнику на спину. Пара попыток подняться, не принесли успеха. Мужик был здоровущ и грозен. Сдавленным голосом проговорил, что с него лучше слезть. Я молча поднялся и ушел.

Бабенка на следующий день со мной не здоровалась и дулась. Она ждала сочувствия и подарков за подбитый глаз. Но я рассудил, что не несу ответственность за чужую дурость – она могла бы и убежать, пока он дверь-то пытался вышибить. Общение с чернявой на этом и оборвалось.