Приятная неожиданность

На шум подтянулись соседи, все вальяжные и бородатые. Узнав о причине спора, разбились на два лагеря: за торговца и за меня. Ну, вот это точно вече! Народ кричит, руками машет. Подходят и покупатели. Шум нарастает.

Наш ансамблик глядел понуро, думая, что опозоримся. А народ уже спорит на деньги. За нашу же неловкость, нас, похоже, будут бить всей толпой. Проигрывать всем обидно. Остальные тоже такое веселье не упустят. Но ребята не трусят, не бегут. Молодцы!

Длинный против остальных гляделся орлом. Он уже имеет в руках невиданную в этом городе песню. Я поднял руку.

– Начинаем! – крикнул во всю мощь соего жиденького голосишка.

Пока народ стихал, буркнул своим, чтоб не вздумали влезать со своими стучалками и бренчалками. Затем вышел в центр, скомандовал – дуди, и стал петь песню о сына и о дочери – лучшую песню о семье всех времен и народов.

Толпа стихла окончательно. Затем округлились глаза, потом, от впечатлений, разинулись рты. Я допел, поклонился слушателям и отошел к своим.

Аплодисментов в ту пору еще не знали. Сначала на короткое время – тишина, а потом дикий рев, ударивший по ушам. Затем общий галдеж. Обмен мнениями, крики мне, с требованиями петь дальше и тому подобное. Но – как сказал Шаляпин: даром только птички поют.

Мои музыканты-проводники цвели. Такого успеха они не видели никогда. Дударь сиял. Он принял участие в зарабатывании триумфа! Поэтому тоже вышел и раскланялся на все четыре стороны. Очередная буря восторга. Что же, у победы много отцов, а поражение – всегда сирота.

А я пошел к Трофимовичу, получать гонорар. Купец меня крепко обнял. Глаза у него были влажные.

– Слушай, спиши слова, супруге спою.

Приятным баритоном запел мою песню, не фальшивил. Я помялся.

– Этому, с дудкой, надо бы тоже денег дать.

– Полтинника хватит?

– Вполне. Ну что же, бересту, чернильницу и перо в руки!

– Заменим перо писалом?

– Давай!

Я получил полтора рубля, кто-то побежал за причиндалами. Мы пошли к прилавку. Присел на чурбачок. Надо мной бубнил купчина.

– Как ты все зришь в корень – и люблю их всех очень, и тоскую по ним, когда уезжаю за товаром. С женой ни разу за все годы не поругались, живем душа в душу. Дочь ласковая, красавица, сынок в меня, очень умный. И тут песня у нас в семье будет…

Прилетел посланец с нужными для письма принадлежностями, и я сел писать, стараясь делать врачебный почерк поразборчивее. И не знаю местной орфографии. Где-то читал, что вроде все пишется без разделения на слова. А на самом деле – бог его знает. А надо как-то оправдаться. Поднял голову.

– Пишу, как умею – я из дальних краев.

– Да мне все равно, – загалдел купец, – я пойму, надо будет – перепишу. Дописал, протянул собеседнику. Тот почитал, вздохнул.

– Эх, горазд ты писать!

Спросил мужика – а тебя как звать-то?

– Михаил, – ответил купец. Во как, без явно лишних отчеств!

– Не могу тебе написать ноты, – печально сказал я.

– Про такое и не слыхивал, – ответил купчина.

– Ими мелодию пишут.

– Вот же музыка, – горячо заспорил Михаил, тряся бумагой.

– Ну, слушай, – сказал я.

Сначала текст – и медленно стал читать. А теперь – мелодия, вся сила песни и начал петь без слов. Купец не сразу, но понял.

– Но я вот помню и так.

– А если бы я писал тебе письмо?

– Ну, как-то бы спел, – неуверенно заявил Миша.

Я взял у него бумагу и наскоро записал первые три куплета другой песни. Сунул купцу – пой. Тот поразился, и что-то заблеял. А теперь я: и стал петь. На втором куплете вступила дудка, следом – остальные. Мы ушли писать с улицы в склад. Мои ребята сгрудились у двери. У Михаила округлился рот.

– Как это вы все, разом-то?

– Слаженная команда, – гордо заявил я, думая о грядущих у народа именинах, свадьбах и неведомых мне пока русских праздниках.

Ладно, пора за гитарой. Встал, начал прощаться. Купец стал звать обедать.

– Тороплюсь, – отмел я лестное предложение.

Сейчас свяжись, это до вечера. А завтра торговец струнным инструментом отчалит в другой город и ищи его свищи. Эти шутки судьбы мне известны хорошо, все-таки мне за пятьдесят. Уж не мальчик, видал виды. Мы вышли из склада.

Уйти нам не дали. Встретила возбужденная толпа. Поднялся шум: вы чего так долго, мы тут ждем… Люди хотели даровых песен и зрелищ. От меня – не дождетесь. Хватит исполнять клятву Гиппократа!

– Шумните им, – попросил я своих, – что сегодня здесь петь больше не будут.

Молодые переминались с ноги на ногу.

– Нас так не ждали ни разу. Надо петь, – заявил самый падкий до чужого успеха музыкантишка.

Посмеявшись в душе, я ответил.

– Ну что же, можете петь тут хоть до утра.

Подумал о торговце инструментами – буду искать по рынку сам и повернувшись, начал уходить. Далеко мне уйти не дали – стали хватать за руки.

– Старший, мы идем, больше горячиться не будем…

Посмотрел в их зарвавшиеся лица. Глазенки прячут. Похоже, проняло. – Охладить надо народ, – скомандовал я.

Из наших тут же вытолкнули самого горластого. Он взялся орать, как громкоговоритель.

– Новгородцы! Певец устал, сегодня песен больше не будет.