Мария

Генрих замер, боясь оказаться в центре внимания.

– Как это относится к делу?

– Судачат, что в землях объявился черный всадник.

– Что за черный всадник? – сурово спросил герцог, хотя сам прекрасно все знал.

– Поговаривают, что это сам Дьявол. Также поговаривают, что граф Гумбольдт, я прошу прощения, продал душу Дьяволу…

– И тот начал косить самых немощных рыцарей? – продолжил один из присутствующих. – Не говорите чепухи.

– Вы не верите даже в бога!

– За такие слова…

– Прекратить! – воскликнул герцог. – Я и сам готов поверить в то, что среди нас нечистая, раз мы позволяем между собой грызться, подобно волкам.

– Послушайте, господа, – подал слабый голос граф Штольберг, – давайте каждый в своей земле посчитает запасы и силы, коими мы располагаем, а после уже будем принимать дальнейшие решения.

– Ты, граф, за своей племянницей присматривай, говорят она красавица, а военные дела для тебя дело прошлое. – Раздался хохот.

– Я согласен с графом, – объявил герцог, заставив тем самым всех замолчать.

Услышав о приехавшей к графу племяннице, Генрих перестал слушать дальнейший разговор. Что-то кольнуло его прямо в сердце. Он ощутил непонятную тяжесть во всем теле, такую же, как испытал впервые, когда услышал о ее приезде. Он принялся высматривать графа Штольберга, сидящего по правую руку от герцога. У такого неказистого, обрюзгшего старика есть красивая племянница?

«Какое мне дело? – думал Генрих. – При дворе герцога предостаточно чудесных дам. И этих дам я уже видел. Матильда, Грета. Боже, я совсем о них забыл. И все незамужние. И все благоволят мне. Что меня так тревожит эта северянка, которую я не видел? Что-то со мной не так. Это черный всадник не дает мне покоя… Но при чем тут он? Я запутался. Они говорят о войне в то время, когда грядет зима, а с ней, возможно, голод, раз урожай настолько скуден… Боже, о чем я?»

Только сейчас Генрих ощутил, что у него кружится голова и подкашиваются колени. Он почувствовал тошноту. Как? С чего? Так неожиданно? Нет, это началось, – и он это осознал, – сразу, как он услышал… о племяннице графа.

– Проклятье, – прошептал он, прислонившись к стене. – Не хватало мне еще свалиться прямо тут.

В это время вокруг поднялся гвалт. Прения были в самом разгаре.

«Господи, прости… что со мной происходит?» Генрих попятился к выходу. Оказавшись вскоре на улице, он принялся жадно хватать ртом воздух. «В суматохе моего отсутствия не заметят», – подумал он. Генрих медленно шел вдоль крепостной стены. Его шатало в разные стороны. Вдруг ему показалось, что воздух вокруг него задрожал, а все, что он видел, оказалось искривленным. Он принялся креститься. Послышалось карканье ворон.

Генрих не понимал, куда направляется, его мотало из стороны в сторону, и, что самое необъяснимое, как он успел отметить, – люди, проходящие мимо, не обращали на него никакого внимания.

«Куда я иду?» Ему казалось, он теряет сознание…

– Ты куда, Вить? – окликнула мать.

– Пойду, прогуляюсь немного. У меня какое-то кислородное голодание, – смеясь, ответил Виктор, отпирая входную дверь.

– Ты думаешь, московский воздух тебе поможет с этим справиться? – спросил отец.

– В сквер загляну, – сказал Виктор.

– Время десятый час, – заметил отец. – Тебе на работу не нужно завтра?

– Я ненадолго. Кстати, я написал заявление на отпуск. Буду дышать весной. – Виктор вышел за дверь.

– Что происходит с нашим сыном? – встревожено проговорила мать.

– Он же говорил, переходный возраст, – сказал отец. – К тому же, весна.

– Да ну тебя.

Виктор вышел во двор своего дома. Тусклый свет фонарей освещал дорожку, ведущую на центральную улицу, где все еще шумел день. Дойдя до ближайшего сквера, Виктор окунулся в свежесть майской зелени, столь нечасто встречаемой в центре Москвы. Редкие прохожие брели взад и вперед мимо него. Ему казалось, что, не смотря на довольно поздний час для среды, они никуда не спешили.

«Москва – удивительный город. Несмотря на то, что в рамках мировых стандартов его нельзя назвать туристическим центром, тут сложно отличить человека, идущего с работы или, наоборот, на работу, от простого зеваки или, действительно, от туриста. Да и какая, собственно, разница. – Виктор присел на лавку, он тяжело дышал. – Возможно ли такое, что мне просто не хватает пространства. Как в физическом, так и в образном, философском смысле? Мне тесно. Не то, что бы мне тесно в квартире или в офисе. Мне тесно… на земле. Что со мной, черт возьми? Начал рассуждать, как обиженный на весь свет подросток. У меня, определенно, переходный возраст. А если нет? Тогда, что со мной? Как жаль, что я не обзавелся настоящими друзьями. Возможно, с ними, за кружкой пива, можно было бы обсудить все, что угодно. Родители? Это несколько не то. Эти сны, очень похожие на видения, или видения, похожие на сны. Устал? – Виктор на мгновение закрыл глаза и представил берег моря, моря холодного, моря на закате. – Закат. К чему это? – Виктор поднял голову. Он сидел под огромным старым дубом. – Дуб… зеленеющий».

Недалеко остановился троллейбус, высадил пассажиров и тронулся дальше.

– Ты никого не взял с собой, – прошептал Виктор.

«Когда мне невмочь пересилить беду,

когда подступает отчаянье,

я в синий троллейбус сажусь на ходу,

в последний,

в случайный…»

– 6 –

Утром следующего дня Мария сидела перед столом, на котором были выложены четыре карты: пиковый король, бубновая шестерка, трефовый валет и бубновая дама. Глубоко вздохнув, она отложила шестерку и даму в сторону.

– Зачем вы мне? – обращаясь к картам, спросила Мария. – Хотите продлить мой отпуск? Что мне с вами делать? Ради вас сочинять вашу жизнь? Как вы ко мне попали? Как я вас сама к себе зазвала? Разгулялась, Машенька. Ладно, выясним, кем вы должны стать, и там уж решим, что из вас получиться. Валет треф! Главное действующее лицо в этом покере. Здравствуй, Валет! Хочу тебя поздравить, если выполнишь задание, получишь приз, пока твой двойник сидит в банке под стражей. Ты хоть и полный кретин, но не до такой степени, чтобы отказываться от сладкого. А вот уровень твоего внутреннего сумасбродства мы и проверим. Подпалить самую мертвую крысу, и она встрепенется. Извини, Валет, за грубость. Может, я и не права относительно тебя. Но, что это я? Я редко, когда бываю неправа. Ух, ты, сказала. Я всегда права. Ну, что ж. С тобой будет проще. Отложим. А начнем мы с тебя, пиковый король. Не обессудь, но твое досье у меня в голове. Сложный ты тип, король. Что ж, такси вызовем сейчас или дождемся вечера, когда ты будешь в своем привычном образе? Пожалуй, до вечера. А пока мы с господином полковником навестим банк. А ты жди, король.

Мария встала, потянулась, и тут взгляд ее упал на шкатулку с колодой карт. Она помрачнела и тут же вышла на балкон.

– Банк, потом король. После валет треф. А там видно будет.

Мария взяла телефон.

– Доброе утро, Вадим Николаевич. У меня к вам предложение. Как вы относитесь к прогулке к истоку, я о банке? У меня небольшой план, по дороге расскажу.

– Как вам план, Вадим Николаевич? – спрашивала Мария Железнова, когда они уже подъезжали к банку.

– Замечательный! – не пытаясь скрыть иронии, ответил полковник. – И вы хотите, чтобы я сейчас пошел и изложил его директору банка?

– Я хочу, чтобы мы изложили его директору банка, – поправила его Мария.

– И как мне вас представить? – спросил полковник.

– Специалистом по связям с общественностью, – нашлась Мария.