Избранное

Валаам

Путевой очерк

Приезд на Валаам

Пароходик с туристами и паломниками недолго стоял у пристани Сердоболя. Свистнул и отвалил, двинулся ежедневным путем среди мелких заливов Ладоги. Берега холмисты и красивы, дики. Леса да скалы, слой гранита и луды, выпирающие под косым углом, заросшие мхами. «Сергий» лавировал между этими берегами, придерживаясь вех, опасаясь камней и мелей. И лишь понемногу стал расширяться выход, открылась тусклая синева озера с повисшими как бы на стеклянной подстилке двумя-тремя островами.

А потом и вовсе вышли на волю. Беловатые, крупные, с сине-стальной оторочкою облака хмуры, недвижны. Холодны их отраженья, тяжела вода, свинцовая, тоже с белесыми отсветами. Прохладно! Невеселое предвечерне севера.

Но взору просторно. И есть что представить себе. Налево, за бескрайною далью, к океану, некогда св. Трифон основал обитель у самого моря – монастырь св. Трифона Печенгского[115 - Трифоно-Печенгский (первоначально Кольско-Печенгский) мужской монастырь был основан в честь св. Троицы в середине XVI в. преп. Трифоном (сконч. в 1583), просветителем лопарей. Монастырь дважды горел, в 1764 г. был упразднен и вновь возобновлен в 1896 г.]. Справа, в нескольких десятках верст, остров Коневец. В веке четырнадцатом св. Арсений прибыл туда в лодке, путешествуя с Афона, и привез чудотворную икону, поселился, учредил монастырь[116 - Преп. Арсений был уроженцем Новгородской области. После трехлетнего подвижничества на Афонской горе он по благословению игумена Иоанна возвратился в Россию, получив от него икону Божией Матери и устав для основания монастыря в северных пределах России. По возвращении некоторое время жил на Валааме, а в 1394 г. основал Рождественский монастырь на острове Коневце (название это остров, по преданию, получил от языческих жертвоприношений: корелы, разводившие там скот, ежегодно приносили в жертву огромному камню – Конь-камню – одного коня). В 1421 г. в связи с большим подъемом воды в Ладожском озере обитель была перенесена на более высокое место, где был воздвигнут каменный храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Преп. Арсений Коневский скончался в 1444 г. (память его празднуется 12 июня).]. Прямо же перед нами, очень далеко, но уже белея Собором, сам знаменитый Валаам[117 - Валаамский Спасо-Преображенский мужской первоклассный монастырь находился на острове Валаам – одном из самых больших островов Ладожского озера, в древности называвшегося Нево. Кроме Валаама, монастырю принадлежало еще около 40 более мелких островов, образующих на Ладожском озере небольшой архипелаг. Научный спор о времени возникновения Валаамского монастыря длится уже почти столетие, однако из-за малочисленности источников его невозможно решить окончательно. Местное предание возводит основание Православной веры на Валааме ко времени пребывания там св. Апостола Андрея Первозванного. Основателями монашества на Валааме считаются свв. Сергий и Герман (см. о них ниже). Многие средневековые источники содержат упоминания о Валаамском монастыре в таком контексте, который указывает на X–XII вв. («Валаамская беседа», «Уваровская летопись» – XVI в.) или XIV век (вариант «Краткой летописи«). В настоящее время большинство исследователей придерживается версии, что монастырь существовал уже в XII в.; препп. Сергий и Герман были канонизированы очень рано, новгородский архиепископ закрепил их культ и заказал иконы в 1160-х годах. В конце XII в. был построен главный храм во имя Преображения Господня, и сам монастырь уже назывался Спасо-Преображенским.В XII–XVI вв., во время частых войн между Россией и Швецией, монастырь был неоднократно разоряем шведами, и после очередного нападения в конце XVI в., за которым последовали мор и пожары, пришел в запустение, царившее целое столетие, так как по Столбовскому договору 1617 г. Валаам остался в руках шведов.С 1715 г. в результате Полтавской битвы Валаам вновь перешел к России и началось восстановление монастыря. В 1756 г. была заново построена деревянная церковь Преображения Господня. Но настоящий расцвет Валаама начался с 1781 г., когда туда прибыл из Саровской пустыни иеромонах Назарий, установивший в монастыре строгий общежительный устав и выстроивший множество каменных зданий. В это время монастырь ведет широкую просветительную деятельность на Алеутских островах.В течение XIX в. в Валаамском монастыре, получившем в 1822 г. статус первоклассного, правили настоятели (игумены Иннокентий, Ионафан, Варлаам, Дамаскин), укрепившие внутреннюю жизнь монастыря и внешнее его положение (так, при игумене Дамаскине были приобретены три обширных острова в Ладожском озере и построена значительная часть скитов).В 1918 г. Валаам отошел к Финляндии, а в 1940 г., после русско-финской войны, территория острова стала принадлежать Советскому Союзу. Монастырь был эвакуирован. В зданиях последовательно размещались школа юнг, дом-интернат для инвалидов войны, а с 1980 г. – Валаамский музей-заповедник. В сентябре 1989 г. Валаамский Спасо-Преображенский монастырь был возвращен Русской Православной Церкви.]

Возраст всего этого – сотни лет. Корень – Россия. Поле деятельности – огромный край….Понемногу все взоры соединились на белой, с синими и зелеными верхами колокольне, на огромном куполе с ней рядом. Над полоскою леса водружен Собор мощным жестом, повелительно[118 - Соборный храм Преображения Господня (новый) выстроен в 1887–1890 гг. при игумене Ионафане на месте прежнего (см. о нем ниже) по проекту Г. И. Карпова, А. Н. Силина, Н. Д. Прокофьева. Освящен в 1892 г.]. Он приближается медленно, остров же растягивается в длину. «Сергий» держит курс на церковку, белую с золотом – скит Никольский на крохотном островке у входа, как бы сторожевой пост Валаама[119 - Первоначально этот остров назывался Крестовым, и на нем стояла часовня во имя Святителя Николая. В 1853 г. был воздвигнут храм во имя св. Николая (архитектор А. М. Горностаев)]. Ночью отсюда светит маяк. А сейчас, пройдя мимо, медленно мы поднимаемся узким, зеркальным заливом, среди чудесных лесов, к пристани главного острова. Проплываем вдоль монастырского сада. Сверху, из-за чугунной решетки, над белыми корпусами келий все та же громада Собора с золотыми крестами. Вечерний благовест.

С группою дам, туристов, молодежи подымаемся в гору. Монах на телеге везет вещи. Смеркается. Густа зелень, в ней белеют врата монастырские, и по дорожке, аллеею лип, кленов, орехов, оказываемся у огромной, тоже белеющей в полусумраке гостиницы. Июль, а еще жасмин не отцвел. Жасмин сладостно одуряет, есть в этом запахе исконно русское, для меня и афонское, сразу вспоминаешь Андреевский скит[120 - Андреевский скит на Афоне – русский, общежительный. Основан в виде кельи вселенским патриархом Афанасием в XVII в.].

.

Худой и слегка согбенный, в белом подряснике, с черною бородой и прекрасными ночными глазами о. Лука, иеромонах-гостиник, устраивает нам комнату. Ее маленькое оконце выходит прямо в жасмин. Светлые стены, узость, вид кельи, бедные постели, издающие всякий раз, как переворачиваешься, мелодический звук железных сеток, колец, пружин…

Монастырская жизнь началась.

* * *

Свв. Сергий и Герман[121 - Свв. Сергий и Герман – преподобные чудотворцы, основатели Валаамского монастыря. Оба они были не уроженцы острова, а пришли туда «от восточных стран». Св. Сергий учредил на Валааме монашество, распространил христианство. Он прожил более 60 лет. Св. Герман по смерти св. Сергия был настоятелем иноческой общины. Их мощи были открыты очень рано (еще до X в.) и неоднократно переносились в Новгород и обратно на Валаам. Точная дата канонизации неизвестна.]. Два инока, две прямые фигуры в темном, Сергий старше, Герман моложе, в опущенных руках свитки, на них письмена. Древние, не без суровости облики – основатели монастыря. С первого же беглого осмотра обители видишь их здесь повсюду. В медальоне над входом в гостиницу, над вратами, на иконах, на золотой кованой раке в нижней церкви Собора. Стараешься представить себе их живыми, в дали четырнадцатого века, что-нибудь узнать о жизни их… – и почти ничего не узнаешь. Остается только ощущение величия и легендарности. Но не случайно явились они в этих краях, диких и бедных, подобно Трифону Печенгскому и Арсению Коневскому.

На первых порах удивляет, как мало древностей сохранилось в самом монастыре. Объясняется это тем, что он много терпел, подвергался грабежам (особенно в XVII в.).

Все-таки, все-таки… Был ведь собор времен Александра I, его разрушили[122 - Соборная церковь, просуществовавшая до 1887 г., была двухэтажная: на верхнем этаже был храм Преображения Господня, по которому монастырь назывался Спасо-Преображенским (освящен в 1794 г.); в нижнем этаже храм во имя препп. Сергия и Германа (освящен в 1789 г.). Эта церковь была разобрана при постройке нового собора.] и соорудили теперешний, огромный и роскошный, но какой холодный! В валаамском строительстве, к сожалению совпавшем с бедною художнически эпохой середины и конца XIX века, есть вообще дух грандиоза.

Нечто от Александра III, нечто связано и с игуменом Дамаскиным, ненасытной и мощной фигурой, которую можно было бы назвать, на афонский лад, Афанасием Великим Валаама[123 - Игумен Дамаскин (в миру Дамиан, 1795–1881) правил обителью 42 года (с 1839 г.). Во время его игуменства построено много церквей (особенно в скитах), часовен и других монастырских зданий. Обладал даром прозорливости; ему принадлежит ряд поучений для братии.]. Должно быть, есть нечто в характере самого этого острова, на гранитных глыбах лежащего, над Ладогой воздымающегося, что влекло к силе и размаху. Здесь бьют волны, зимой метели ревут, северные ветры валят площади леса. Все громко, сильно, могуче. Лес – так вековой. Скалы-гранит, луда. Монастырь – так на тысячу человек. Игумен Дамаскин чуть не великан, неутомимый, неусыпный, несменяемый (сорок лет властвовал над Валаамом и чего-чего только не настроил). Даже колокола валаамские… ведь в главном из них тысяча пудов!

Но немало силы и в самой братии, порождении Руси крестьянской, веками на Валааме сменявшейся, но трудившейся упорно, безымянно. Ведь это маленькое государство. У него и леса, и посевы, покосы, молочная ферма, сады, огороды, водопровод, и каких только нет мастерских. Все это лепится и живет вокруг Собора и белоснежного четырехугольника келии, трапезной, ризницы, библиотеки и пр. Тут дом игумена и управление, хозяйство и политика, и дипломатия, великолепные службы в Соборе, в праздники наполненном карелами окрестностей, паломниками и туристами. В нижней церкви у раки преподобных, в гостинице у о. Луки непрерывный приток и отток приезжих – кого тут только нет!

Внутренняя, духовная и поэтическая сторона Валаама раскрывается понемногу, не сразу. «К Валааму нужно подходить молитвенно, – говорил мне педагог из Таллина. – Направляйтесь к нему духовно».

Не знаю уж, «направлялся» ли я, и разумеется, беглы впечатления паломника, все же думаю, что за внешним, торжественным фасадом Валаама, открылось в эти несколько дней и другое, – то, что дает славу Валааму внутреннему.

* * *

На другой день приезда нашего игумен, о. Харитон, предложил съездить в скиты на его моторной лодке.

Мы отчалили часу во втором, при нежном свете из-за высоких облачков. Высокий и загорелый, заросший бородою о. Рафаил у мотора, нагнувшись, управляет рычажком. Кроме игумена, с нами педагог Михаил Алексеевич с женою и мальчиком в гимназической фуражке. Да иеромонах Тарасий.

Лодка идет легко. Как стеклянна вода! Какой мир, какой воздух, как прекрасно плыть мимо редких камышей, за которыми вековой бор – сосны, ели столетние. Кое-где береза. И сколько зелени, какие лужайки! Все светлое, очень тихое и нетронутое.

Когда подплываем к мостику, под которым надо пройти, о. Рафаил выпрямляется, горбатый его нос глядит вперед, и, как тритон в раковину, трубит он победоносно: мы, мол, идем под мостом, место наше.

И мы быстро проносимся в его мгле.

– Хороши эти леса, – говорит о. Харитон медленно, негромко, будто слегка устало.

– Мы ведь их не рубили. Дрова покупали у финнов, только чтобы их не портить.

Да, красота, а не лес. Такого я в Финляндии еще не видел. Игумен молча и задумчиво на него смотрит. Монастырь, со всею сложностью и трудностью управления, забот, скорбей – все позади. А сейчас тишина озер, лесов, ласкового, еще бледного солнца.

Мы едем в скит Всех Святых[124 - Скит Всех Святых основан игуменом Назарием в конце XVIII в. Окончательно устроен в 1844 г. игуменом Дамаскиным. Храм каменный двухэтажный, воздвигнут в 1849 г. (нижняя церковь – во имя Всех Святых, освящена в 1849 г., верхняя – во имя Всех Небесных Сил Бесплотных, освящена в 1850 г. Женщинам вход в этот скит был разрешен только один раз в год – в праздник Всех Святых (первое воскресенье после Троицы). Упоминаемая ниже часовня во имя Крестных страданий Господа построена в 1842 г. по проекту К. Брандта.]. У о. игумена там дело, а мотор свой он дает нам для езды дальнейшей.

Вот и берег, лужайка, лес, и неторопливый путь к скиту, и часовня, и могила иеросхимо-монаха Антипы, в лиственной роще, и ограда скитская… и ничего сурового в этой святой земле. Наоборот, светло, особенная, чуть ли не райская тишина.

Женщинам в скит нельзя. Да и мы сейчас не пойдем. Мы поищем грибов, поклонимся могиле Антипы, полюбуемся солнцем, лесом, перекрестимся на пороге часовни.

– Это все о. Дамаскина труды, – говорит игумен, медленно обходя стену, за ней церковь, здания. – А вот тут поглядите, что буря наделала.

И, поднявшись на изволок, показал с грустью на плешину в его любимых лесах.

– Буря была ужасная. Северный ветер, сразу вырвало до четырехсот десятин в разных местах острова.

У ворот показался старый монах в подряснике. Мы простились. О. игумен останется тут до вечера, проведет тихие часы в уединении, а потом мы должны за ним заехать.

– Знаете, – говорит, улыбаясь, Михаил Алексеевич, когда подходим к мотору, – тут в прошлом году была с нами маленькая история, на этом самом месте. Тоже в лодке приехали, и с нами старушка одна, француженка, лет семидесяти – ее занесло как-то на Валаам, она тоже все по скитам ездила, ужасно нравилось ей. Настолько полюбила тишину эту валаамскую, красоту, весь благообразный склад жизни, так и говорит: «Это рай». (Сама католичка.) «Я всю жизнь прожила и только теперь, над могилой узнала, что на земле есть рай. Как ваши иноки и старцы на острове живут, это и есть рай». Хорошо, рай раем, а ведь и домой в монастырь надо. Назад полагалось идти пешком. Она дошла до этой лужайки, села под деревом, и ни с места. Сил нет, и нога разболелась. Идти никак не может, что тут делать? Попробовали лодку покликать, да место тихое, никого нет. Просто хоть ночуй тут с нею. Так до вечера и просидели, пока монашек случайный, с фермы, на лодке не выручил. Она долго в монастыре прожила. И когда в Париж уезжала, то, представьте, из бересты коробочку себе раздобыла и туда земли валаамской на память собрала. С тем и уехала, что в раю побывала.

* * *

Теперь у рычажка мальчик Светик. О. Рафаил рядом, поглядывает за ним и показывает, где брать правее, где левей. Останавливаемся у Смоленского скита[125 - Смоленский скит с церковью Смоленской иконы Божией Матери выстроен в 1915–1917 гг.]. Среди чудесного леса маленькая церковь, новая, в духе древнего зодчества. Здесь иеросхимомонах о. Ефрем – высокий, жизнерадостный, с улыбающимися глазами. У него сейчас гости: за столиком, под соснами, в простеньких подрясниках два старых монаха пьют чай: о. Павлин, бывший игумен Валаама, на днях постригающийся в схиму, худой, с веерообразными бровями, и другой, о. Иоанн, тоже худенький, из Предтеченского скита. Солнце, сквозь сосны, тепло и мирно берет лучами этих двух стариков. О. Ефрем один живет здесь. Он показывает церковь, крохотную келийку при ней, гроб с поднятой крышкой. На ней изображен скелет, а в гробу подушка и постель.

– Да, вот так и живу, понемножку…

О. Ефрем – духовник братии. Отсюда, на лодочке, ездит в монастырь. У самой воды у него другая избушка, тоже крошечная, и тоже иконы, тоже гроб. Один гроб для лета, другой для зимы, в них по очереди он и спит, но ничего страшного в этом нет, о. Ефрем жизнерадостнее многих, спящих на роскошных кроватях.

Чтобы не мешать его гостям и не отрывать его, мы не задерживаемся. И через несколько минут Светик, серьезный и внимательный, гордый ролью капитана, ведет нас на моторе дальше.

О. Тарасий с Михаилом Алексеевичем совещаются, куда ехать сначала: на Коневский или к о. Феодору. Решили к Феодору.

Мотор заходит в дальний, тесный угол залива. О. Рафаил сам берется за управление: узеньким каналом, с галькой, песочком, чуть не доставая рукой до прибрежных кустов, выходим с Валаамского острова на Ладогу. Она довольно покойна, голубеет вдаль, к едва видным мягким холмам, все же мотор покачивает. Мы описываем медленно дугу, и мимо островка со скитом св. Иоанна Предтечи, наиболее строгого на Валааме[126 - До 1855 г. остров назывался Монашеским (предположительно, по находившемуся на нем в древности скиту). В 1855 г. на нем была устроена небольшая часовня во имя св. Пророка и Предтечи Иоанна, и с тех пор остров стал называться Предтеченским. В 1858 г. часовня была заменена церковью. В этом скиту соблюдался строгий устав вечного поста; женщинам вход в него был запрещен круглый год.], идем к другому островку.

Здесь нет никакого скита. Просто живет отшельник, схиигумен Феодор, в своей избушке.

– Только я умоляю вас, о. Тарасий, – говорит Михаил Алексеевич, разглаживая поблескивающую раздвоенную бороду, – чтобы он самовара не ставил.

О. Тарасий не без лукавства посмеивается небольшими голубыми глазами.

– Да уж не тревожьтесь. Пожалуйте вперед, к прудику. А я предупрежу…

– Я вас знаю, о. Тарасий, придем, а уж самовар пыхтит… Нет, я тогда не пойду, вы должны обещать…

Он оборачивается ко мне.

– Представить себе нельзя, до чего монахи здесь гостеприимны. Ведь кто ни придет, старик бежит ставить самовар.