Папаша, жги!

Еще и Эмиль, старый мудак, вконец испоганил ему настроение, позвонив где-то ближе к обеду и торжественно объявив, что Мария выходит замуж за 35-летнюю звезду модельного бизнеса, до недавнего времени сверкавшего тугими крошечными плавками на обложках женских порно-журналов, а теперь вовсю толкающего в «Магазине на диване» дорогущие пилюли для железного стояка.

– Брателло, я тебе говорил, что она – продажная шлюха, которую интересуют только деньги и большие члены! – орал Эмиль в трубку своим хриплым надорванным голосом. – А ты мне что ответил? «Нет, брателло, это настоящая любовь!» О какой любви ты, черт возьми, говорил? Ты ее старше на 20 лет! У тебя член меньше, чем количество наших контрактов, подписанных за последние три года…

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – завопил Кай истошно, как когда-то в микрофон перед толпой писающихся кипятком фанаток.

– Цитирую, брателло: «Йоханесс – мужчина моей мечты, которого я ждала всю свою жизнь». О! Тут даже про тебя есть! «Мария, как Вы прокомментируете ваш недавний разрыв с рок-музыкантом Каем Хямяляйненом? – О, Кай – потрясающий человек, добрый и заботливый. Он был мне, как второй папа, и я благодарна ему за то, что он отнесся к моему выбору с пониманием…»

Запыхавшийся от возбуждения Эмиль не успел дочитать. Кай бросил трубку.

– Как папа, значит!.. – прошипел он, задыхаясь от обиды. – Добрый и заботливый!..

Разумеется, а чем еще, кроме отцовской доброты и заботы, объяснить обручальное кольцо с бриллиантом, красную Феррари, каникулы в Нью-Йорке и, самое главное, дорогостоящий лечебный курс, направленный на повышение потенции, в израильской клинике?

– Что тебе сказал этот мерзкий мальчишка? – хмыкнула мать, скорбно выплыв из-за дверного косяка. Чувствовать, что сыну больно, она умела ничуть не хуже, чем держать его в ежовых рукавицах.

– Мария выходит замуж… – вздохнул Кай, не поднимая глаз и все еще сжимая трубку телефона в дрожащей руке.

– Чтобы больше я об этой проститутке не слышала! – гаркнула мать. – Вытри сопли и пойди купи нам ликеру, будь мужиком!

Кай кое-как собрался и вызвал такси. «Твое время вышло, старик, – подумал он, глядя на свое унылое отражение в зеркале заднего вида. Водила даже не вякнул: «Ты же гитарист из “Да каких-то уродов”!» А ведь всего каких-то пять лет назад даже в такси проехаться было невозможно, все его узнавали. – Ты взял от жизни все, что мог. Уймись уже и попивай кофеек с ликером вместе с мамой».

Поскольку таскаться среди кричащих столичных витрин и натыкаться на неприятные новости о скорой свадьбе его бывшей возлюбленной в его планы не входило, Кай высадился на окраине Хельсинки и направился в произвольном направлении в поисках ближайшего супермаркета. В этой части города он когда-то бывал, потому что очертания домов и расположение вывесок показались ему знакомыми. Тамошнюю кофейню он точно узнал. Если не изменяет память, однажды он с мужиками завалился туда под утро после гулянки в честь громкого концерта. Там был очень хороший кофе и вкуснейшая выпечка. Разомлев от сладких воспоминаний и даже немного приободрившись, Кай начал разглядывать узоры на витрине кофейни, которые были в точности такими, как пять или шесть лет назад, и вдруг увидел среди них еще что-то нечто до боли знакомое: вчерашний силуэт, тонкий и сутулый, длинные светлые волосы (да еще и грязные, к тому же), шапку и мешковатую куртку с меховым воротником. Туристка, которая забрела к ним вчера во двор, сидела к нему спиной, изучала карту и пила кофе из большого бумажного стакана. Если бы клятые воспоминания об уютной кофейне, приютившей их после яростной попойки, не подняли ему настроение, Кай бы махнул на эту девицу рукой и прошел мимо. Однако теперь в нем взыграла былая самоуверенность и фальшивая харизма рок-звезды, и он самонадеянно завернул на огонек.

Он рассчитывал, что она посмотрит на него, едва он ступит на порог почти что пустующей кофейни, и он игриво подмигнет ей, а она призывно улыбнется, как всякая современная молодая девка. Однако звонко звякнул колокольчик, а она даже не подняла головы, полностью углубившись в карту. Кай недовольно нахмурился и решил идти на таран.

– Ну, здравствуй, Туу-тикки, – сказал он, развязно присев на соседний табурет.

Нет, он не думал с ней флиртовать, она была слишком молода. Просто поздороваться, узнать, как она добралась до города по темноте, посмеяться над вчерашним недоразумением. А когда она подняла лицо, ему еще и захотелось извиниться перед ней. За то, что напугал.

Ее возраст было трудно определить, однако ему она показалась ребенком. Очень худым и нездоровым, с бледным осунувшимся лицом, выбеленными перекисью бровями, облезшими до крови губами и темными кругами под огромными серыми глазами.

– Здравствуйте, – ответила она, дико уставившись на него.

Кай подумал, что она просто не узнала вчерашнюю рок-звезду, во двор которой случайно забрела, и осторожно напомнил ей:

– Мы виделись вчера за городом, ты была у нас во дворе.

Она поджала губы и кивнула. Тощая рука нервно стиснула бумажный стаканчик с остывшим кофе. Кай невольно обратил внимание на эту руку. Она была какой-то высохшей, с вздувшимися венами, почти как у его матери. Худые пальцы с костистыми фалангами непрерывно дрожали, на коротко стриженых неровных ногтях с кутикулой и кровавыми заусеницами красовались ошметки облезшего черного лака. В этой руке было нечто жалкое и до слез трогательное.

– Извините, я не знала, что это частная собственность, – сказала она с непроходящим испугом в голосе и каким-то нарастающим ужасом в глазах.

– Нестрашно, – отмахнулся Кай дружелюбно, за улыбкой скрывая внезапно возникшее волнение по поводу того, что она его боится. Мало того, что не узнала великого рок-музыканта, так еще и принимает его за старого небритого негодяя, возжелавшего юного мясца! – Так значит, ты из Литвы? – быстро нашелся он, заметив под ее локтем литовско-финский разговорник, и перевел тему в более непринужденное русло.

Она чуть было не испугалась еще сильнее, затем проследила за его взглядом, сообразила, что дело в разговорнике, а не в том, что этот страшный небритый мужик экстрасенс или маньяк, который за ней следит, и немного расслабилась.

– Да, – ответила она коротко.

– Давно в Финляндии?

– Второй день.

– О! И как тебе Финляндия?

– Здесь мило.

– В Литве тоже мило.

«Ну же!» – подумал Кай. Сейчас она спросит: «Вы были в Литве?» А он ответит: «Да, у нас был концерт в Каунасе». А она: «Какой концерт?» А он: «Обалденный рок-концерт легендарных “Да каких-то уродов!” Слышала о таких?» А вдруг она скажет «нет»?

Однако случилось гораздо хуже! Она вообще не спросила, был ли он в Литве. Как будто он был ей совсем неинтересен и она не желала с ним разговаривать.

– И долго ты будешь в Финляндии? – из приличия продолжил нескладывающийся разговор разбитый в пух и прах Кай.

– Не знаю, – ответила она, слегка нахмурив обесцвеченные брови. Наверное, именно из-за того, что они были обесцвечены и их не было видно на ее бледном лице, Кай не сообразил, что задает ненужные вопросы и тем самым раздражает ее еще сильнее.

– В Хельсинки будешь или еще куда-то поедешь?

– В Ивало (*город на севере Финляндии).

– Что, прости?

– Я поеду в Ивало.

– Ох, славный городок! У нас там был концерт… – предпринял Кай жалкую попытку похвастаться.

«Ну же, спроси, что за концерт!» – умолял он мысленно, но она молчала.

– Но это так далеко, и там так холодно… – вздохнул он, признавая свое полное поражение. – Зачем тебе в Ивало, если не секрет?

– Во славу Сатане, конечно же! – рыкнула она, уже не скрывая раздражения, серые глаза злобно прищурились.

– Понял, понял, не буду больше приставать, – выдавил из себя обреченную улыбку Кай. – Что же, рад был поболтать с Туу-тикки. Желаю тебе приятного путешествия. Надеюсь, Финляндия тебе понравится.

– И Вам дальнейших творческих успехов…

Она сказала это так тихо и невнятно, что Каю показалось, что он попросту выдал желаемое за действительное.

– Что, прости?..

Но она резко отвернулась и нервозно припала губами к бумажному стаканчику. Он подумал, что будет лучше и правильнее оставить ее в покое и уйти. Удаляясь прочь от кофейни, он не раз оборачивался, чтобы убедиться, что тонкий сутулый силуэт, длинные светлые волосы, шапка и мешковатая куртка с меховым воротником были настоящими, а не призрачными, не выдуманными его воспаленным сознанием. И каждый раз длинная худенькая фигура этой странной туристки, назвавшей себя Туу-тикки, была на том же месте, только теперь лицом к витрине, и пристально смотрела ему вслед.

4

Остаток дня Кай провел, выслушивая кряхтенье матери, тщетно пытавшейся его подбодрить, и бессовестно жалел себя. Несколько лет назад у него было все, а теперь он стар, безобразен, непопулярен и отвергнут. Он давненько уже начал замечать, что молоденькие девицы перестали смотреть на него с вожделением, и единственными, кто норовил состроить ему глазки, стали располневшие одинокие мамашки и неопрятные мясомолочные официантки из ночных забегаловок. «Да какие-то уроды» больше не бабахают громкими концертами, а все чаще выступают на разогревах, а то и в конце выступления молодых и стройных женоподобных педерастов в обтягивающих брючках и бюстгальтерах под миниатюрными маечками в сеточку. Выпуск их нового альбома затянулся на неопределенный срок: Айвен вдарился в здоровый образ жизни и всякие велотуры по Европе, Кай решил жениться, один только Эмиль возмущался по поводу всего этого и продолжал неистово лупасить по своим тарелкам, требуя резни, разрухи и толпы беснующихся фанатов, как в старые добрые времена.

Вдобавок ко всему внезапно раздавшийся телефонный звонок вспугнул нарисовавшийся было новый сингл в ультрамодном стиле я-так-несчастен-все-сволочи-грусть-тоска-печаль.

– Добрый вечер, хэрра (*финское обращение к мужчине, мистер) Хямяляйнен, тебя (*в Финляндии развивается тенденция обращаться к людям на «ты» вне зависимости от их возраста и статуса) беспокоит корреспондент молодежного журнала «Мне, мать его, 18», – вежливо представилась гнусавая бабенка с того конца провода. – Нам бы хотелось провести с тобой интервью, ты не возражаешь?