Стоящие свыше. Часть VI. Грядущие в пропасть

– Может быть, ты и сам искренне заблуждаешься, может быть, кто-то разыграл и тебя? – не очень уверенно спросил отец.

– Пап, я видел слишком много убогих и больных людей, столько не наберется во всем Обитаемом мире. А еще там другой воздух и совсем нет энергии. Вряд ли меня можно было так разыграть, это был бы очень сложный розыгрыш.

– Твой сын едва не женился там… – сказал Змай между прочим. – Я имел неосторожность сказать ему, что у нас приняты ранние браки, и что ты думаешь? Он хотел жениться на моей дочери!

– Надеюсь, это шутка, – ответил отец, улыбаясь.

– Отчего же? – Змай подлил вина в бокалы. – Йока Йелен, скажи, что это правда!

Следовало бы обидеться на Змая, но Йока уже давно понял, что обижаться на него глупо.

– Пап, мне в самом деле… понравилась дочка Змая. Ее зовут Спаска, и она очень красивая. Но у нее уже есть жених, поэтому жениться на ней все равно не получится.

– Да ладно «жених», видали мы этих женихов… – проворчал Змай.

Отец сглотнул удивленно и выдавил:

– Йока, мне кажется, тебе об этом думать еще очень и очень рано. Тем более о взрослых девушках.

– Спаске тринадцать лет, – пожал плечами Йока.

– Через месяц будет четырнадцать, – уточнил Змай. – По деревенским меркам она засиделась в девках. По городским – входит в возраст. Йока Йелен, ты тоже считаешь, что она красивая? Я всегда думал, что это мое субъективное мнение, а остальные мне просто льстят. Эх, я бы выдал ее замуж за Государя, но тогда во дворце нельзя будет зажигать солнечные камни…

– Ты шутишь? – хмыкнул Йока.

– Пожалуй. Сдался ей этот Государь, ей больше нравятся деревенские парни, из тех, кто бьет – значит любит. Йера, что ты смотришь на меня как на ненормального? У тебя через десять лет будут такие же проблемы. Представь, если твоя дочь захочет выйти замуж за какого-нибудь сытинского хлебопашца с неоконченной семилеткой.

– Да-да, пап! Это очень даже возможно, если ты ее будешь воспитывать, как меня, – засмеялся Йока. Ему вдруг стало весело и уютно. И Сура уже накрывал на стол, вполуха прислушиваясь к разговору и улыбаясь. И отец был обычным, нормальным, таким, как всегда.

– Ну что ж… Значит, придется отдать Милу замуж за сытинского хлебопашца, – ответил отец. – Я всегда говорил, что люди равны между собой и сословные различия не должны влиять на их судьбы.

– Я тоже так говорил, пока моя дочь не собралась замуж… – кивнул Змай. – Представь себе, этот… герой… в самом деле счел неприличным даже то, что она отрезала косу. Что уж говорить обо всем остальном!

Змай хотел продолжить сетования, но отец вдруг изменился в лице и переспросил:

– Отрезала косу?

– Ну да, она хотела прикинуться мальчиком. Это долгая история, но дело не в этом, а в том…

Отец снова перебил:

– Девочка-призрак?

– Конечно, она приёмник Йоки Йелена, если ты что-нибудь понимаешь в энергетической модели двух миров…

И ужин в самом деле был по-настоящему праздничным, отец позвал за стол и Суру, подтверждая свои слова о сословных различиях и равенстве, Йока даже выпил немного вина, отчего ему стало еще веселей, а Змай к десерту был совсем пьяным и рано ушел спать.

А когда стало темнеть, Сура зажег свечи, а не солнечные камни.

– Понимаешь, сынок… – ответил отец на вопросительный взгляд Йоки. – Я отдаю себе отчет, что не только чудотворы ограбили Исподний мир – все мы так или иначе приложились к этому. И я понимаю, что отказаться лишь от света солнечных камней так же глупо, как отдать детям Исподнего мира старую куклу с чердака. Но… Мне просто неприятно видеть этот свет, он вызывает во мне чувство вины и бессилия.

– Ага, значит, ты все-таки веришь в то, что Исподний мир существует!

– В любом случае нашему миру вреден свет солнечных камней, – усмехнулся отец.

Они говорили до самого рассвета. Йока рассказывал и о Важане, и о колонии, и об Исподнем мире. Отец – о том, как получил разрешение забрать Йоку из колонии, о своем злополучном докладе, и о путешествии за свод, и о сумасшедшем Горене. Иногда Йока вспоминал, что он чужой мальчик для Йеры Йелена, но почему-то эта мысль уже не казалась здравой. Наверное, отец бы сильно обиделся, если бы Йока ему об этом сказал.

А уже под утро отец вдруг спросил:

– Йока, мой вопрос может показаться тебе странным… Но скажи мне, там, за сводом, ты видел шаровые молнии?

Йока в самом деле удивился, но ответил, не скрывая некоторой гордости:

– Я не только их видел. Тебе это, наверное, неприятно, но я самый сильный мрачун Обитаемого мира. В первый раз шаровая молния едва не убила меня, я не успел выпить ее энергию полностью. Но во второй раз… В общем, сейчас я могу справиться с сотней шаровых молний. Не разом, конечно…

– И, выпивая шаровую молнию, ты отдаешь ее девочке-призраку?

– Да. Не саму молнию, конечно, а ее энергию.

– Послушай, а тот первый раз… Когда это случилось? Какого числа?

– Я не помню точно… Сейчас… В колонию я попал пятнадцатого июня, а это было дня за два до этого. Да, точно, в ночь на субботу, тринадцатого. А почему ты спрашиваешь?

Отец отвел глаза и ответил не очень уверенно:

– Мне приснился сон, и я никак не мог его понять.

Не хотелось уезжать. Не только потому, что дома было хорошо, – не хотелось оставлять отца одного. Но Йока понимал, что надо ехать. Что это нужно для всех. И стоило подумать о штормовом ветре Внерубежья, о черных воронках и шаровых молниях, как тут же появлялось нетерпение, жажда… Йока хотел за свод: пить энергию и отдавать ее Спаске. А еще он понял, что его не надо уговаривать прорвать границу миров, – он чувствовал, как в нем растет потребность сделать это, непреодолимое желание это сделать. Когда он вспоминал, как кинул в границу миров собранную за сводом энергию, внутри появлялась дрожь.

Змай собирался ехать поездом до Славлены, а потом до Брезена, но отец сказал, что это излишне – Дара отвезет их куда надо. И предлагал Змаю денег, но тот отказался, сославшись на богатство профессора Важана. Зато продукты, за которыми отец еще утром снарядил Дару, Змай взял с удовольствием. И еще надел старый костюм отца, хотя тот предлагал взять новый, еще не ношеный.

Резюме отчета от 9 июля 427 года. Агентство В. Пущена

Наиболее вероятным (а то и единственно возможным) видится нам следующее предположение: Югра Горен получил установку на смерть при попытке разглашения информации, а сын и был тем самым человеком, с которым он собирался поделиться этой информацией. Огненная река, возможно, лишь помогла установке сработать.

Скорей всего, Югра Горен знал об установке на смерть (возможно, даже имел официальное предупреждение еще при подписании бумаг о неразглашении информации). Потому его казавшееся столь странным поведение (пророчества и попытки выдать их за плод экстатических переживаний, зашифрованная в стихах информация) было (в том числе) попыткой обойти установку на смерть. По нашему мнению, Югра Горен собирался дать сыну ключ к прочтению своих дневников, не надеясь на его сообразительность. Более того, если бы Югра Горен считал, что его записи могут быть расшифрованы без ключа, установка на смерть сработала бы значительно раньше.

Однако он опасался не только смерти, но и изъятия самых важных своих записей, а потому постарался сделать так, чтобы при беглом просмотре их содержания никто не догадался о важности записанных там сведений.

Очень важным нам кажется то, что эту информацию Югра Горен стремился донести как минимум до сына, рискуя собственной жизнью и осознавая этот риск.

Несмотря на то что сработавшая установка на смерть является противоправным действием со стороны тех, кто проводил или курировал работу Югры Горена в Ковчене, нам кажется невозможным ни доказать существование такой установки, ни привлечь кого бы то ни было к ответственности за смерть Югры Горена. Однако мы считаем необходимым продолжить расследование с целью получить информацию, попытка разглашения которой убила Югру Горена, так как именно это важно для работы думской комиссии.

10 июля 427 года от н.э.с.

Жители Магнитного прощались со своим городком. Кого-то перевели в Торфяной, кому-то дали жилье в Славлене, кто-то сам нашел работу в другом городе – чудотворы выделяли деньги на переезд и новое жилье, способствовали трудоустройству, и, казалось, жаловаться не на что, никто не будет обижен или обделен, но… Люди не хотели уезжать. Инда видел, как уезжавшие оглядываются, видел слезы на глазах у женщин, слышал назойливое детское «почему».

На вокзале было много людей, вот-вот должны были подать пассажирский состав, а поезд, на котором прибыл Инда, тут же встал под погрузку. За ним тянулось еще несколько магнитовозов с товарными вагонами, грузовые вездеходы вереницей шли к сортировке и обратно – вывозили заводское оборудование; каторжную тюрьму переносили в наскоро сколоченные посреди леса бараки. Разбирали и паковали в контейнеры детские и спортивные площадки, оградки газонов, лавочки и карусели. Переезжали школы, больница, пожарная часть, магазинчики, почта, банк – Инда шел по улицам и везде видел собранные вещи и брошенные дома со снятыми дверьми и вынутыми оконными рамами. И лица магнитогородцев – угрюмые, похоронные.