Немецкие народные сказки

– О, да, – ответил рыбак, – пускай оно так и останется; давай заживем теперь в прекрасном замке и будем этим довольны.

– Ну, это мы еще подумаем, – говорит жена, – потолкуем после.

С тем и пошли они спать.

На другое утро, только стало светать, проснулась жена первая и увидела, лежа в постели, какой красивый вид за окном. Рыбак еще спал; толкнула жена его локтем в бок и говорит:

– Вставай, муженек, погляди-ка в окошко. А не стать ли нам королями над всей этой страной? Ступай-ка ты к камбале-рыбе, скажи – хотим мы быть королями.

– Ох, жена, – ответил рыбак, – и зачем нам быть королями? Не хочу я быть королем!

– Ну, – говорит ему жена, – ты не хочешь быть королем, а я вот хочу. Ступай-ка ты к камбале-рыбе, скажи ей, что хочу я стать королевой.

– Эх, жена, жена, – молвил рыбак, – зачем быть тебе королевой! Не посмею просить я ее об этом.

– Почему? – говорит жена. – Мигом ступай к морю, я должна быть королевой.

Пошел рыбак в смущенье, что хочет жена его стать королевой. «Ой, негоже, негоже так делать», – подумал рыбак.

Не хотелось ему идти, – пошел-таки к морю.

Приходит он к морю, а море все черное стало, волнуется, и ходят по нем волны большие и мутные-мутные. Подошел он к берегу и говорит:

Человечек Тимпе-Те,
Рыба-камбала в воде,
Ильзебилль, моя жена,
Против воли шлет меня.

– Ну, чего она еще захотела? – спрашивает камбала-рыба.

– Ах, – говорит рыбак, – она хочет стать королевой.

– Ступай домой, будет ей все, – сказала камбала-рыба.

Воротился рыбак домой; подходит ко дворцу, видит – стал замок куда побольше, и башня на нем больше, да так красиво украшена; и стоят у ворот часовые и много солдат – играют на трубах, бьют в литавры и барабаны. Вошел он в двери, а всюду мрамор и золото, и бархатные везде ковры да золотые кисти.

Открылись перед ним двери в залу, а там все придворные в сборе, и сидит его жена на высоком, из чистого золота, троне, усыпанном бриллиантами; а на голове у жены большая золотая корона, и в руке у нее из чистого золота скипетр с дорогими камнями, и стоят по обе стороны по шесть девушек в ряд, одна другой красивей.

Подходит к ней рыбак, постоял и говорит:

– Ох, жена, ты, значит, теперь королевою стала?

– Да, – отвечает она, – я теперь королева!

Постоял он некоторое время, оглядел ее справа и слева и говорит:

– Ах, жена, вот и хорошо, что стала ты королевой. Теперь, пожалуй, тебе ничего больше и желать не надо.

– Нет, муженек, – говорит жена, и точно какая тревога ее одолела, – скучно мне быть королевой, не могу я дольше быть королевой. Ступай-ка ты к камбале-рыбе; я теперь королева, а хочу стать отныне императрицей.

– Ах, жена, – молвил рыбак, – ну, зачем тебе быть императрицей?

– Муж, – сказала она, – ступай-ка к этой камбале-рыбе, хочу я стать императрицей.

– Ох, жена, – отвечает ей муж на это, – императрицею сделать тебя она не сможет, я не посмею просить об этом камбалу-рыбу; императрица одна во всем государстве, императрицей не сможет сделать тебя камбала-рыба, никак не сможет.

– Что? – сказала жена. – Ведь я королева, а ты мой муж; пойдешь к рыбе подобру-поздорову? Ступай! Раз могла сделать она меня королевой, может сделать и императрицей. Хочу стать я императрицей, ступай поживее.

И пришлось идти ему снова. Подошел он к морю, но стало ему страшно; идя, подумал он про себя: «Дело, видно, идет не к добру; совести нет у нее, хочет императрицею сделаться; надоест под конец это камбале-рыбе».

Пришел он к морю, а море стало еще чернее, вздулось и все до самых глубин взволновалось, и ходили волны по нем, и разгуливал буйный ветер и дул им навстречу; и рыбаку сделалось страшно. Он вышел на берег и говорит:

Человечек Тимпе-Те,
Рыба-камбала в воде,
Ильзебилль, моя жена.
Против воли шлет меня.

– Ну, чего она еще захотела? – спросила камбала-рыба.

– Ах, камбала-рыба, – сказал он, – хочет жена моя стать императрицей.

– Ступай, – сказала камбала-рыба, – будет ей все.

Воротился рыбак домой, видит – одет весь замок полированным мрамором, стоят изваяния из алебастра, и всюду золотые украшения. Маршируют перед входом солдаты, дуют в трубы, бьют в литавры и барабаны; а по дому расхаживают бароны, графы да герцоги разные и прислуживают жене, точно слуги; открывают они перед ним двери, а все двери сплошь золотые.

Входит он, видит – сидит жена его на троне, а он из цельного золота кован, а высотой будет этак с две мили; а на голове у нее большая золотая корона вышиною в три локтя, усыпана вся алмазами и рубинами. В одной руке у жены скипетр, а в другой держава; и стоят по обе стороны телохранители в два ряда, один красивей другого, все, как на подбор, великаны, и самый из них большой ростом в две мили, и выстроились все в шеренгу от большого до самого малого карлика, что будет не больше, чем мой мизинец. И стоят перед ней князья да герцоги. Подошел рыбак ближе, остановился и говорит:

– Жена, значит ты теперь императрица?

– Да, – говорит она, – теперь я императрица.

Постоял он, поглядел на нее хорошенько, разглядел, посмотрел еще раз и говорит:

– Ох, жена, как красиво, когда ты императрицею стала!

– Ну, чего ж ты стоишь? Теперь я императрица, а хочу стать папою римским, ступай к камбале-рыбе.

– Ах, жена, – молвил рыбак, – чего еще захотела! Папой стать ты не можешь, папа один во всем христианском мире, – этого рыба сделать никак уж не может.

– Муж, – говорит она, – хочу я стать папой, ступай поскорее к рыбе, должна я сегодня же сделаться папой.

– Нет, жена, – говорит ей рыбак, – я и сказать ей о том не посмею. Нет, так негоже и дерзко, – папою камбала-рыба сделать тебя не сможет.

– Муж, как ты смеешь мне перечить! – сказала жена. – Раз могла она сделать меня императрицей, сможет сделать и папой. Ну, поскорей отправляйся, я – императрица, а ты – мой муж, пойдешь подобру-поздорову?

Испугался рыбак и пошел, но было ему слишком тяжко, он дрожал, и колени у него подгибались.

И поднялся вдруг кругом такой ветер, мчались тучи, и стало на западном крае темным-темно, срывались листья с деревьев, волновалось море и бушевало и билось о берег, и были на нем вдали видны корабли, которые застигла буря; их носило, качая по волнам. Но небо было в середине еще слегка синеватое, а на юге багряное, как перед грозою.