Подошел рыбак к морю, остановился в страхе и говорит:
Человечек Тимпе-Те,
Рыба-камбала в воде,
Ильзебилль, моя жена,
Против воли шлет меня.
– Ну, чего она еще захотела? – говорит камбала-рыба.
– Ох, – отвечает рыбак, – хочет стать она папою римским.
– Ступай, будет по ее воле, – молвила камбала-рыба.
Воротился рыбак, приходит домой, видит – стоит большой собор, а вокруг него все дворцы понастроены. Пробился он сквозь толпу. И было внутри все освещено тысячами тысяч свечей, а жена облачена в ризы из чистого золота; видит – сидит она на троне на высочайшем, и на голове у нее три большие золотые короны. А вокруг стоит разное духовенство; и по обе стороны ее поставлены свечи в два ряда, и самая большая из них – такая огромная и толстая, как самая что ни на есть высокая башня, а самая маленькая – та совсем крошечная. И все короли и цари стоят перед ней на коленях, целуют ей туфлю.
Посмотрел на нее рыбак внимательно и говорит:
– Жена, ты теперь, стало быть, папа?
– Да, – отвечает она, – я теперь папа.
Вот стоит он и глядит на нее пристально; и показалось ему, будто он смотрит на ясное солнышко. Оглядел он ее хорошенько и говорит:
– Ах, жена, как прекрасно, что ты сделалась папой!
Сидит она перед ним истуканом и не двинется, не шелохнется. И говорит он:
– Ну, жена, ты теперь-то, пожалуй, довольна. Вот ты и папа, и никак уж теперь не можешь стать выше.
– А я вот подумаю, – говорит жена.
Легли они спать, но она была недовольна, жадность не давала уснуть ей, и она все думала, кем бы стать ей еще.
А муж спал крепким сном: он набегался за день; а жена, та совсем не могла уснуть, всю ночь ворочалась с боку на бок и все думала, чего бы ей еще пожелать, кем бы стать ей еще, но придумать ничего не могла. Вот уж и солнцу скоро всходить; увидала она утреннюю зарю, придвинулась к краю постели и стала глядеть из окна на восход солнца. «Что ж, – подумала она, – разве я не могла бы повелевать и луной и солнцем, чтоб всходили они, когда я захочу?»
– Муж, – толкнула она его локтем в бок, – чего спишь, скорей просыпайся да ступай к камбале-рыбе, скажи ей, что хочу я стать Богом.
Муж на ту пору еще не совсем проснулся, но, услыхав такие речи, он так испугался, что свалился с постели прямо на пол. Он подумал, что ослышался, может, стал протирать глаза и сказал:
– Ох, жена, жена, ты это что говоришь такое?
– Да вот, – отвечала она, – не могу я повелевать луною и солнцем, а должна только смотреть, как они всходят; и не буду я покойна до той поры, пока не смогу повелевать и луною и солнцем. – И так на него грозно она посмотрела, что стало ему страшно. – Мигом ступай к морю, хочу я стать Богом!
– Ох, жена, жена, – молвил ей муж и упал перед ней на колени, – этого камбала-рыба уж никак сделать не может. Царем и папой она еще могла тебя сделать; прошу, образумься и останься ты папой!
Тут пришла она в ярость, и взъерошились волосы у нее на голове, она толкнула его ногой да как крикнет:
– Не смей мне перечить, я терпеть этого больше не стану! Что, пойдешь подобру-поздорову?
Тут поднялся он и мигом кинулся к морю и бежал прямо как угорелый.
Бушевала на море буря, и кругом все так шумело и ревело, что он еле мог на ногах удержаться. Падали дома, дрожали деревья, и рушились в море камни со скал, и было все небо как сажа черное. Гром грохотал, сверкали молнии, ходили по морю высокие черные волны, такой вышины, как колокольни; и горы и все было покрыто белым венцом из пены.
Крикнул рыбак во все горло, но не мог он и собственных слов расслышать:
Человечек Тимпе-Те,
Рыба-камбала в воде,
Ильзебилль, моя жена,
Против воли шлет меня.
– Ну, чего еще она захотела? – спросила камбала-рыба.
– Ох, – сказал ей рыбак, – хочет стать она Богом!
– Так ступай домой, сидит она снова на пороге своей избушки.
Так и сидят они там и доныне.
20. Храбрый портняжка
Однажды, летним утром, сидел портняжка у окна на своем столе для шитья; ему было весело, и он шил изо всех сил. А проходила по улице крестьянка, выкрикивая: «Хорошее варенье продаю! Хорошее варенье продаю!» Портняжке это слышать было приятно, он вытянул свою хилую шею в окошко и крикнул:
– Эй, голубушка, заходи-ка наверх, тут свой товар и продашь!
Женщина поднялась со своей тяжелой корзиной к портному на третий этаж и стала развязывать перед ним все свои банки. Он все их оглядел, осмотрел, каждую поднял, пригляделся, понюхал и, наконец, сказал:
– Варенье, кажется, хорошее. Что ж, отвесь мне, голубушка, четыре лота, а то, пожалуй, и все четверть фунта возьму.
Женщина, понадеявшись сбыть немало своего товара, продала портному столько, сколько он просил, и ушла, ворча от досады.
– Ну, да благословит Господь Бог это варенье, – воскликнул портной, – и пошлет мне бодрости и силы! – С этими словами он достал из шкафчика хлеб, откроил себе краюху и намазал ее вареньем.
– Оно будет, пожалуй, недурно, – сказал он, – но сперва я закончу куртку, а потом уж как следует и поем.
Он положил кусок хлеба около себя и продолжал шить дальше, но на радостях стал шить крупными стежками. А запах сладкого варенья между тем разнесся всюду по комнате, и множество мух, сидевших на стене, почуяли это и целым роем слетелись на хлеб.
– Эй, вы, кто вас сюда звал? – сказал портной и стал прогонять незваных гостей.
Но мухи немецкого языка не понимали, они его не слушались, и их налетело еще больше. Тут у портняжки, как говорится, терпенье, наконец, лопнуло, он вышел из себя, кинулся, схватил суконку и с криком: «Погодите, уж я вам задам!» – без всякой жалости хлопнул изо всей силы по мухам. Поднял он суконку, поглядел, сосчитал – и лежало перед ним, протянув ноги, не меньше чем семь убитых мух. «Вот я какой молодец! – сказал он, и сам удивился своей храбрости. – Надо, чтоб об этом весь город узнал».
Тут выкроил портняжка наскоро пояс, стачал его и большими буквами вышил на нем: «Побил семерых одним махом». «Да что город, – продолжал он рассуждать дальше, – весь свет должен об этом узнать!» – И сердце его затрепетало от радости, как бараний хвост.
Подпоясался портной поясом и собрался пуститься по белу свету, считая, что портняжная мастерская слишком тесна для его храбрости. Но прежде чем отправиться в путь-дорогу, он стал шарить по всему дому, нет ли чего такого, что можно было бы с собой захватить, но не нашел ничего, кроме головки старого сыра, и взял ее с собой. У ворот он увидал птицу, что запуталась в кустах; он поймал ее и тоже сунул заодно с сыром в карман. Потом он смело двинулся в путь-дорогу, – а был он легок да проворен и потому никакой усталости не чувствовал.
Путь привел его к горе, и когда он взобрался на самую вершину, то увидел там огромного великана, который сидел и спокойно поглядывал кругом.
Портняжка смело подошел к нему, заговорил с ним и спросил:
– Здравствуй, товарищ, ты что тут сидишь да разглядываешь привольный и широкий свет? Я вот иду по белу свету странствовать, хочу попытать счастье, не пойдешь ли и ты вместе со мной?