–Здрасьте.
–Здравствуйте, присаживайтесь. Я хочу поговорить с вами об…
–…об Осипове, я знаю.
–Отлично. Вы близко общались с ним, насколько нам известно, и потому можете сделать вывод относительно наличия или отсутствия у него планов касательно террористической деятельности.
–Конечно, были. Я вот, например, «Майн кампф» среди личных вещей не держу. И потом – зачем ему нужен этот план казармы? Не иначе, заминировать хотел…
–А вот ваш товарищ Хрулев, например, считает иначе.
–Да что Хрулев… сам одной ногой… – презрительно отмахнулся Щербаков. По всему было видно, что перед следователем сидит карьерист и конформист, в угоду сложившимся обстоятельствам готовый предать товарищей. Следователь поймал себя на мысли о том, что раньше времени осудил беспринципного Хрулева – не менее беспринципный Щербаков куда опаснее для общества. Хочет для всех быть хорошим, а значит, хорошим не является ни для кого.
–Где?
–А вы, к примеру, знаете, – понизив голос, вещал Щербаков, – что до поступления сюда этот ваш прекрасный Хрулев был членом банды автоугонщиков?!
–Вот даже как?! И откуда же вам это известно?
–Он сам мне говорил.
–Прекрасно… И тем не менее, меня больше интересует Осипов. Замечали ли вы за ним какие-нибудь проявления интереса к террористической деятельности?
–Я лично нет, но…
–И все равно, думаете, что он мог совершить террористический акт?
–Конечно.
–Скажите, вы работаете с оружием, в том числе транспортабельным, с самолетами, перевозящими его?
–Ну разумеется, это входит в учебную программу.
–Пытался ли когда-нибудь Осипов получить индивидуальный доступ к этим… кхм… приспособлениям?
–Нет. Да что там говорить, учился он так себе – наряды без конца получал, а отличникам, как мне, например, их не выписывают вне очереди-то.
–Значит, фактически был лишен индивидуального доступа к боевой технике?
–Можно сказать и так.
–И в чем же тогда проявлялся его интерес и возможность к совершению преступления государственного масштаба?
–Я не следователь, но могу вам сказать, что из таких вот посредственностей, как Осипов, вырастают матерые преступники. Взять того же Гитлера – в школе троечник, потом затюканный ефрейтор, потом посредственный художник, который никому не был интересен и сам ничем не интересовался, а в итоге что?
–А чем вы можете объяснить такую трансформацию личности Гитлера… и ему подобных?
–Ну надо же где-то этим серостям себя проявлять, в чем-то компенсировать свою несостоятельность. Вот они и делают это с использованием преступных механизмов!
–То есть, таким, как вы, это не нужно? Вы считаете себя состоявшимся человеком во всех направлениях? – следователь уже откровенно издевался над зазнавшимся Щербаковым, а тот, словно не видя этого, парил в небесах.
–Ну не во всех… Но и в учебе не отстаю, и в развлечениях тоже…
–Вот как?
–Смотрели этот наш ролик на Ютубе?
–Да, имел такое удовольствие видеть.
–Так вот у меня там целый сольный номер. Танец в туалете, этот момент я один считай исполнял, – браво похвалялся Щербаков.
–Хвалю. Спасибо. Честь имею.
Если Хрулев был наполнен содержанием недюжинного интеллекта и презрительно-снобистского отношения к окружающему миру, то про Щербакова сказать этого было нельзя. Да, он был отличником, но не потому, что добровольно избрал уход от несовершенного мира гражданки в пользу мира военного, а лишь потому, что осознавал – дальше ему падать некуда. Родители сперва со слезами, а потом с ремнем долго и упорно доказывали Антону, что, если его отношения с училищем расстроятся, ему придется пойти в армию на общих основаниях, а это не только не престижно, но и приведет к моральному разложению. Его родной брат, отслуживший в армии и вернувшийся таким же рядовым, спился в Оренбурге, имел судимость, и вообще незавидную биографию. Повторить ее Антону очень не хотелось, и именно учеба в летном училище давала ему единственную возможность избежать сей незавидной участи. Ради этой мнимой привилегии, которую Хрулев, к примеру, вовсе таковой не считал, готов он был на любую мерзость, на любое предательство. Если начальство – или, как в данном случае, следователь, – требовало кого-то безапелляционно обвинить, он беззастенчиво делал это. Если требовалось предать или обмануть – в интересах не общего дела, а его личных, шкурных, – то и за этим дело не становилось. Одним словом, Щербаков был всем удобен, и именно потому ему никто особо не доверял. Не стал доверять его показаниям и следователь Владимиров, скомкав протокол допроса и выбросив его в корзину после исчезновения Антона.
Следующим был дагестанец Заур Магомедов, сослуживец Осипова и Хрулева. Войдя в кабинет, он начал буквально с места в карьер.
–Вы, конечно, тоже понимаете, о чем, а точнее, о ком пойдет речь?
–Об Осипове, конечно.
–Конечно.
–Можно я вам сразу скажу? Мне кажется, вы с этим делом занимаетесь какой-то ерундой. Неужели правда можно поверить в то, что человек, хранивший в вещах запрещенную и кстати почти бессодержательную книжонку…
–А вы откуда знаете? Читали?
–А кто ее здесь не читал? Или вы правда считаете, что в казарме можно вести какую-то тайную, изолированную от посторонних глаз, жизнь? Тогда мне вас жаль… Так вот. Поверить в то, что само по себе нахождение у солдата этой книги есть признак готовящегося преступления, может только сумасшедший, а вы вроде на него не похожи. Ну хранил он запрещенную литературу – накажите его дисциплинарно, в крайнем случае административно. Но сажать-то зачем? Вот вы сейчас ходите и собираете сведения о его личности, а надо совсем не этим заниматься.
–А чем же прикажете мне заняться, товарищ генерал юстиции?
–Хотя бы поиском того, кто мог в режимное учреждение такую вещь пронести и выяснением его служебного положения. Или не хотите сознательно этого делать? Опасаетесь, что далеко зайдете в своем расследовании? В принципе, все логично. Проще обвинить во всех смертных грехах никому не нужного курсантика – и нашему большому начальству, и вам самому по нехилой палочке срубить на погоны. Но ведь это неправильно, и вы сами это понимаете. А теперь подумайте о том, как вы все будете выглядеть, если это дело дойдет до Верховного Суда? Неужели и там такие же остолопы сидят, как наше местное руководство? Не хочется в это верить. Не боитесь, что придется отвечать?
–Уймитесь. Вам не кажется, что вы слишком разошлись в присутствии следователя?
–Это только потому, что, в отличие от тех, кого вы слушали до меня, меня вам нечем припугнуть – я хоть и приехал из Дагестана, а моя биография почище, чему многих коренных жителей. Так что…
–Вернемся к теме беседы. Осипов. Что вы можете о нем сказать?
–Обычный человек, – пожал плечами Заур. – Со своими недостатками, со своими достоинствами. Но одно скажу – на то, что вы ему инкриминировали, он был бы не способен. Хотя бы потому, что он был достаточно малообщительным парнем, а для таких преступлений нужны достаточно многочисленные и квалифицированные сообщники. Как с их поиском дело обстоит?
–Для этого я и здесь.
–Тогда зря тратите время.
–Почему же? Вам, например, ничего не известно о криминальном прошлом Хрулева?
–Даже если бы знал, не сказал.