Я не мог ее не пожалеть, так как догадывался об участи ее ребенка, а для нее самой смерть была лучше его участи.
Что мне делать? Что я могу сделать? Как я могу убежать из этого рабства ночи, мрака и страха?
Ночью меня всегда тревожат и терзают страхи и уг-рожают какие-нибудь опасности или ужасы. Я до сих пор ни разу не видел графа при дневном свете. Неужели он спит, когда другие бодрствуют, и бодрствует, когда другие спят? Если бы я только мог попасть в его комнату! Но нет никакой возможности! Дверь всегда заперта, я никак не могу пробраться туда.
Нет, попасть туда можно! Лишь бы хватило храбрости! Раз попадает он, почему же не попытаться другому? Я собственными глазами видел, как он полз по стене, почему бы и мне не последовать его примеру и не пробраться к нему через окно? Шансов мало, но и положение отчаянное! Рискну! В худшем случае меня ждет только смерть. Да поможет мне Бог в моем предприятии! Прощай, Мина, если я промахнусь, прощайте, верный мой друг, мой второй отец; прощайте, и последний привет Мине!
Тот же день. Позже
Я рискнул и, благодаря Создателю, вернулся опять в свою комнату. Совершенно бодрый, со свежими силами, я подошел к окну, выходящему на юг и на узкий каменный карниз. Стена построена из больших грубо отесанных камней, и известка между ними выветрилась от времени. Я снял сапоги и начал спускаться по ужасному пути. Я прекрасно знал направление, а также расстояние до окна графа, считался с этим, сколько мог, и решил воспользоваться всеми полезными случайностями. Я не чувствовал головокружения – должно быть, я был очень возбужден, – и время показалось мне невероятно коротким, так как вскоре я очутился у окна комнаты графа. Тем не менее я страшно волновался, когда наклонился и спустил ноги из окна в комнату. Я взглянул – нет ли графа – и с удивлением и радостью увидел, что в комнате никого не было. Обстановка напоминала стиль южных комнат, и так же покрыта пылью. Я стал искать ключ; в замке его не оказалось, я его нигде не находил. Единственное, что я обнаружил, – целая куча золота в углу: золото всевозможного рода – романские, британские, австрийские, греческие и турецкие монеты, покрытые целым слоем пыли и, должно быть, долго лежавшие в земле. Я не заметил среди них ни одной, возраст которой насчитывал бы менее трехсот лет. Там были еще цепи, украшения и несколько драгоценностей, но все старое и в пятнах. В углу была дверь. Я попробовал ее открыть, так как, не найдя ключа от комнаты или входной двери, что было главной целью моих поисков, я должен был продолжать свои исследования для того, чтобы все мои труды не пропали даром. Она оказалась открытой и вела круто вниз сквозь каменный проход по винтовой лестнице. Я спустился, внимательно наблюдая за тем, куда я иду, ибо лестница была темная и освещенная лишь редкими отверстиями в толстой каменной стене. На дне я натолкнулся на темный проход туннеля, откуда несся тошнотворный, убийственный запах – запах старой, только что разрытой земли; по мере моего приближения запах становился все удушливее и тяжелее. Наконец, я толчком распахнул какую-то тяжелую полуоткрытую дверь и очутился в старой развалившейся часовне, служившей, как видно, склепом. Крыша ее была сломана, и какие-то ступени вели в трех местах в углубления; земля была здесь недавно разрыта и насыпана в большие деревянные ящики, очевидно те самые, что привезли словаки. Я начал искать еще какой-нибудь выход, но его не оказалось. Тогда я исследовал каждый вершок пола, чтобы не пропустить какой-нибудь детали. Я даже спустился в углубления, куда с трудом проникал тусклый свет; спустился я туда с чувством страха. Я обыскал два углубления, но ничего там не нашел, кроме обломков старых гробов и кучи пыли. В третьем я все-таки сделал открытие.
Там в одном из больших ящиков, которых всего было 50 штук, на куче свежей земли лежал граф! Он или был мертв, или спал, я не мог определить, так как глаза его были открыты и точно окаменели, но без остекленевшего оттенка смерти, щеки были жизненны, несмотря на бледность, а губы красны, как всегда. Но лежал он неподвижно, без пульса, без дыхания, без биения сердца. Я наклонился к нему, стараясь найти какой-нибудь признак жизни, но тщетно. Он, должно быть, лежал здесь недавно, так как земля была свежей. Около ящика покоилась крышка с просверленными в ней дырками. Я подумал, что ключи, вероятно, находятся у графа, но когда я начал их искать, взор мой случайно встретился с мертвыми глазами графа, и в них я прочел такую ненависть, что в ужасе попятился назад и поспешно ушел обратно, выбрался через окно и, взобравшись по замковой стене, вернулся к себе. Я бросился, задыхаясь, В постель и постарался собраться с мыслями…
29 июня
Сегодня срок моего последнего письма.
Граф пришел ко мне и сказал:
– Завтра, мой друг, вы должны выехать. Вы возвратитесь в свою великолепную Англию, а я вернусь к делу, которое, может быть, приведет к такому концу, какого мы вовсе не ожидаем. Ваше письмо уже отослано; завтра меня здесь не будет, но все будет приготовлено к вашему отъезду. Утром сюда придут цыгане и несколько словаков. Когда они уйдут, за вами приедет моя коляска, которая повезет вас в проход Борго, где вы пересядете в дилижанс, идущий из Буковины в Быстрицу, но я надеюсь, что увижу вас еще раз в замке Дракулы.
Я решил проверить его искренность и спросил прямо:
– Почему я не могу выехать сегодня вечером?
– Потому что, дорогой мой, мой кучер и лошади отправлены по делу.
– Но я с удовольствием пойду пешком, я сейчас же готов уйти.
Он улыбнулся так мягко, так нежно и в то же время такой демонической улыбкой, что мои подозрения воскресли с новой силой. Он спросил:
– А ваш багаж?
– Я могу прислать за ним. Сейчас он мне не нужен.
Граф встал и сказал с такой поразительной изысканностью, что я не поверил себе, до того это было искренне:
– У вас, англичан, есть одна пословица, которая близка моему сердцу, так как ею руководствуемся и мы, магнаты: добро пожаловать, гость приходящий, и спеши – уходящий. Пойдемте со мною, дорогой мой друг, я и часу не хочу оставлять вас против вашего желания. Идемте же!
Необыкновенно любезно, держа в руке лампу, граф спустился со мной по лестнице, освещая мне дорогу. Но вдруг он остановился и вытянул руку:
– Слушайте!
Раздался вой волков, точно вызванный движением его руки. После минутной паузы мы пошли дальше и достигли двери; он отодвинул болты и снял цепи, после чего начал открывать дверь.
К моему величайшему изумлению, оказалось, что дверь не была заперта на ключ. Я подозрительно оглядел ее: нигде не было видно даже следа от замка.
Когда дверь стала постепенно открываться, то вой волков снаружи стал раздаваться все громче и громче. Тогда я понял, что против графа открыто не пойдешь. С такими противниками, да еще когда они под командой графа, я ничего не мог сделать. Но дверь продолжала медленно раскрываться; граф стоял в дверях один. У меня на мгновение мелькнула мысль, вот, вероятно, моя участь: он бросит меня волкам – и я сам же помогу ему сделать это. В подобном плане было достаточно дьявольского замысла. Не видя другого исхода, я крикнул:
– Закройте дверь; я лучше дождусь утра!
Одним взмахом своей могучей руки граф захлопнул дверь, и большие болты с шумом вошли на свои места.
Когда я был уже у себя в комнате и собирался лечь, мне послышался шепот у моих дверей. Я тихо подошел к ней и прислушался. Я услышал голос графа:
– Назад, назад, на свои места! Ваше время еще не настало. Подождите! Имейте терпение! Завтра ночью! Завтрашняя ночь ваша!
Вслед за этим раздался тихий нежный хохот; я с бешенством раскрыл дверь и увидел этих трех ужасных женщин, облизывающих свои губы. Как только я показался, они разразились диким смехом и убежали.
Я вернулся в комнату и бросился на колени. Неужели мой конец так близок? Завтра! Завтра! Создатель, помоги мне и тем, кому я дорог!
30 июня, утром
Быть может, это мои последние строки в дневнике. Я спал до рассвета; проснувшись, я опять бросился на колени, так как решил, что если меня ждет смерть, то надо к ней приготовиться.
Помолившись, я открыл дверь и побежал в переднюю. Я ясно помнил, что дверь была не заперта – значит, мне представилась возможность бежать. Дрожащими от волнения руками я снял цепь и отодвинул болты. Но дверь не поддалась! Отчаяние овладело мною.
Дикое желание раздобыть ключи привело меня к решению снова вскарабкаться по стене и пробраться в комнату графа. Пусть он убьет меня, смерть теперь казалась мне лучшим исходом. Не задумываясь, я ринулся вверх по лестнице к восточному окну и пополз вниз по стене, как и раньше, в комнату графа. Я отправился через дверь в углу вниз по винтовой лестнице и по темному проходу в старую часовню. Я знал теперь, где найду страшилище.
Большой ящик все еще стоял на прежнем месте, у самой темной стены, но на этот раз на нем лежала крышка, еще не приделанная, но с приготовленными гвоздями, так что оставалось только вколотить их. Мне нужно было его проклятое тело из-за ключа, так что я снял крышку и поставил ее к стене. Предо мною лежал граф но наполовину помолодевший, так как его седые волосы и усы потемнели. Щеки казались полнее, а под белой кожей просвечивал румянец; губы его были ярче обыкновенного, так как на них еще сохранились свежие капли крови, капавшие из углов рта и стекавшие по подбородку на шею. Дрожь пробежала по моему телу, когда я наклонился к нему, чтобы до него дотронуться; но я должен был найти ключ, иначе я погиб. Быть может, следующей ночью мое тело послужит добычей для пиршества трех ужасных колдуний. Я обыскал все тело, но не нашел ключей. Тогда я остановился и посмотрел на графа. На его окровавленном лице блуждала ироническая улыбка, которая, казалось, сведет меня с ума. У меня не было под рукой никакого смертоносного оружия, я схватил лопату, которой рабочие наполняли ящики с землей и, высоко взмахнув ею, ударил острием вниз прямо в ненавистное лицо. Но тут голова его повернулась, и глаза, в которых светилась ненависть василиска[24 - Василиск (от греч. «царек») – мифическое создание с головой петуха, туловищем и глазами жабы и хвостом змеи. По средневековым представлениям, василиск способен убивать лишь одним своим взглядом.], уставились на меня. Их взгляд парализовал меня; лопата, дрогнув, скользнула мимо и вонзилась в дерево возле лба. Оружие выпало из моей руки; когда я попытался поймать его, острие заступа задело крышку, и она упала на прежнее место. Последнее, что я увидел, было раздутое, налитое кровью лицо, перекошенное гримасой ненависти ко всему живому, пылающее адским пламенем…
Я думал и думал, что же теперь предпринять, но голова моя горела; в отчаянии я стоял и ждал. В это время я услышал многоголосый цыганский напев и пробивающийся сквозь него свист бичей да стук тяжелых колес: это подъезжали цыгане и словаки, о которых говорил граф. В последний раз оглядев ящик, в котором покоилось тело, я покинул подземелье и, добравшись до комнаты графа, приготовился отразить нападение в тот момент, когда дверь откроется. Напряженно прислушиваясь, я уловил позвякивание ключей, скрип замка и, наконец, звук отпирающейся двери. Видимо, существовал какой-то другой вход, либо у кого-то были ключи к закрытым дверям. Потом я услышал топот многих ног, затихающий в какой-то боковой галерее и оставивший после себя долгое эхо. Я собрался вновь сбежать вниз, под своды, чтобы найти этот новый проход, но мощный порыв ветра захлопнул дверь, ведущую к винтовой лестнице, с такой силой, что сдул с дверных перемычек пыль и паутину. Я попытался открыть ее, но сразу понял, что это бесполезно. Я вновь был узником, и сети рока оплели меня.
Пока я пишу эти строки, снизу доносится топот ног и звуки перетаскиваемых тяжестей, без сомнения, ящиков с землей; я слышу стук молотка – это прибивают крышку. Вот стали слышны тяжкие шаги в холле, а вслед за ними – легкий топот множества ног.
Двери запирают, и гремят цепи, в замке поворачивается ключ; я слышу, как его вынимают, затем другие двери отпираются и вновь захлопываются, грохочут замки и засовы.
Чу! Сперва со двора, а потом внизу, на горной дороге – шум удаляющихся повозок; свист бичей и говор цыган замирает вдали.
Я один в замке… и эти кошмарные женщины. Тьфу! Мина тоже женщина, но какая между ними пропасть! Это просто исчадия ада!
Оставаться здесь невозможно; надо попытаться спуститься по стене ниже, чем в прошлый раз. Еще не забыть захватить с собой золото – потом пригодится.
НАДО НАЙТИ ВЫХОД ИЗ ЭТОГО КОШМАРА!
И потом – домой! На первом же поезде, подальше от этого жуткого места, из этой проклятой земли, где дьявол со своими малютками, которые, как говорят, не так уж и страшны, бродит по дорогам!
Лучше положиться на милость Господню, чем отдаться в лапы этим чудовищам. Пропасть крута и глубока, но и в бездне человек сможет остаться ЧЕЛОВЕКОМ! Прощайте, все! Мина!..
Глава пятая
Письмо мисс Мины Мюррей к мисс Люси Вестерн
9 мая
Дорогая Люси!
Прости за столь долгое молчание, но я была просто завалена работой. Жизнь завуча детской школы подчас ужасно утомительна. Мне так хочется тебя увидеть, посидеть на нашем месте у моря, где мы сможем болтать и строить воздушные замки. Я усиленно занимаюсь стенографией, так как хочу впоследствии помогать Джонатану в его работах. Мы с ним иногда переписываемся стенографически, и весь дневник о своей поездке за границу он тоже ведет стенографически. Только что получила несколько торопливых строчек от Джонатана из Трансильвании. Он, слава Богу, здоров и вернется приблизительно через неделю. Я жажду узнать от него все новости. Это должно быть очень интересно – видеть чужие страны. Не думаю, чтобы нам – я хочу сказать Джонатану и мне – удалось когда-нибудь вместе увидеть их. Вот часы бьют 10. До свидания!