– На этот вопрос у меня нет ответа. Возможно, все прояснится буквально через несколько часов, а возможно, лишь через несколько дней. Но этот урок диагностики будет чрезвычайно полезен для современной медицины, а может статься, и для медицины будущего – как знать! – закончил доктор с пылом человека, страстно увлеченного своим делом.
Все утро доктор сновал из одной комнаты в другую, взволнованно наблюдая за обоими пациентами. Он велел миссис Грант неотлучно находиться при сиделке, а у постели раненого постоянно дежурили либо мисс Трелони, либо я, а чаще всего мы вдвоем. Тем не менее и ей, и мне все же удалось выкроить время, чтобы помыться и переодеться, а пока мы завтракали, за мистером Трелони присматривали доктор и домоправительница.
Сержант Доу отправился сначала в Скотленд-Ярд, с докладом о событиях минувшей ночи, а затем в местный участок, чтобы вызвать к нам своего товарища Райта, согласно договоренности со старшим офицером Доланом. Когда он вернулся, я невольно предположил, что бедняге крепко досталось от начальства за стрельбу в комнате больного или просто за стрельбу без законных оснований. Замечание, которое обронил сержант, несколько прояснило для меня дело:
– Что бы там ни говорили, сэр, а хорошая репутация чего-то да стоит. Видите? У меня даже не отобрали револьвер.
Тот день был долгим и беспокойным. Ближе к вечеру состояние сиделки Кеннеди заметно улучшилось: одеревенелость конечностей прошла полностью. Женщина по-прежнему дышала тихо и ровно, но лицевые мышцы ее расслабились, веки сомкнулись, и теперь она больше походила на человека, спящего обычным глубоким сном. Тогда же доктор Винчестер привел еще двух сиделок – одной предстояло приглядывать за сестрой Кеннеди, а другой при необходимости подменять мисс Трелони, которая твердо положила остаться с отцом на всю ночь. Чтобы набраться сил перед ночным бдением, девушка поспала несколько часов днем. Посовещавшись, мы установили такой распорядок дежурств: миссис Грант останется у постели нашего подопечного до полуночи, потом ее сменит мисс Трелони. Новая сиделка будет бодрствовать в комнате последней и каждые четверть часа заглядывать к больному. Доктор будет дежурить до двенадцати, а затем на пост заступлю я. Либо один, либо другой детектив всю ночь будет находиться в пределах слышимости из комнаты и также наведываться туда время от времени. Таким образом, сами наблюдатели тоже будут под наблюдением, что исключит вероятность трагических событий, какие произошли прошлой ночью, когда сразу обоих дежурных одолел сон.
После захода солнца всеми нами овладело странное, мрачное беспокойство, и каждый из нас по-своему приготовился к бодрствованию. Доктор Винчестер, памятуя о моем респираторе, решил сходить за таким же средством защиты для себя. На самом деле он столь высоко оценил мою идею, что я убедил мисс Трелони тоже приобрести респиратор.
И вот наступила ночь.
Глава V
Новые странные распоряжения
Придя в половине двенадцатого в комнату больного, я нашел в ней полный порядок. Новая сестра, опрятная, строгая и бдительная, сидела у постели в том же кресле, что и сестра Кеннеди прошлой ночью. Немного поодаль, между кроватью и сейфом, сидел настороженный доктор Винчестер без сна в глазу. Он выглядел странно и почти что комично в респираторе, закрывавшем рот и нос. Пока я стоял в дверях, сзади послышался слабый шорох. Обернувшись, я увидел нового детектива – он кивнул мне, приложил палец к губам и бесшумно удалился. Значит, пока еще ни одного из наблюдателей сон не одолел.
Я уселся на стул с наружной стороны двери. Входить раньше времени в комнату, рискуя поддаться усыпительному воздействию таинственной незримой субстанции, не было ни малейшей надобности. Мысли мои, само собой, вращались вокруг событий минувших суток, порождая самые несуразные умозаключения, вопросы и догадки, но на сей раз я не забывался в грезах, как прошлой ночью. Чувство реальности ни на миг меня не покидало, и я ощущал себя часовым на посту. Размышление – процесс далеко не медленный, и, когда думаешь о чем-нибудь сосредоточенно, время летит очень быстро. Мне показалось, что я просидел там совсем недолго, – но вот уже дверь, по нашей договоренности слегка приоткрытая, широко распахнулась и из комнаты вышел доктор Винчестер, на ходу снимая респиратор. Он отвернул наружный фильтр маски и осторожно его понюхал, тем самым в очередной раз показав пытливость своего ума.
– Я ухожу домой, – сообщил он мне, – и вернусь рано утром, если, конечно, меня не вызовут среди ночи. Но сегодня, похоже, все спокойно.
Следующим на пост заступил сержант Доу – он на цыпочках вошел в комнату и расположился в кресле, где перед тем сидел доктор. Я по-прежнему оставался снаружи, но то и дело заглядывал внутрь – впрочем, скорее просто для порядка, нежели с какой-то практической целью: в комнате стояла такая темень, что ничего не разглядишь даже из тускло освещенного коридора.
Незадолго до двенадцати мисс Трелони появилась из своей спальни. Прежде чем направиться к отцу, она посетила комнату, где почивала сиделка Кеннеди, и почти сразу вышла оттуда с несколько повеселевшим видом. Респиратор девушка держала в руке, но, перед тем как его надеть, спросила меня, не произошло ли чего-нибудь необычного, пока она спала. Приглушенным голосом (этой ночью в доме все разговаривали полушепотом) я ответил, что все в порядке и все спокойно. Потом мы надели респираторы и тихо переступили порог комнаты. Сиделка и детектив встали, и мы заняли их места. Сержант Доу пропустил вперед женщину и осторожно притворил за собой дверь, как у нас было условлено.
Какое-то время я сидел совершенно неподвижно, с бьющимся сердцем. Зловещую темноту рассеивал лишь слабый свет лампы, который ложился мутно-белым круглым пятном на высокий потолок и сочился сквозь зеленый абажур, по низу отливавший изумрудом. Однако свет этот только подчеркивал густую черноту населявших комнату теней – а они вскоре, как и минувшей ночью, словно бы задышали, зашевелились и зажили собственной жизнью. Спать мне совсем не хотелось, и мисс Трелони тоже в полной мере бодрствовала, в чем я убеждался всякий раз, когда вставал и подходил посмотреть на нашего подопечного, то есть каждые десять минут. Каждую четверть часа в комнату заглядывал то один, то другой полисмен и, услышав наше с мисс Трелони «все в порядке», приглушенное респираторами, снова прикрывал дверь.
Время шло, тишина и темнота, казалось, сгущались все больше. Круг света на потолке заметно потускнел, а абажур лампы, прежде изумрудный, теперь стал цвета маорийского нефрита. Ночные шумы, доносившиеся с улицы, и звездный свет, ложившийся бледными линиями на кромки оконных рам, делали темноту в комнате еще более мрачной и таинственной.
Мы слышали, как часы в коридоре отбивают четверти серебряным колокольчиком. Через считаные секунды после того, как они прозвонили два, мною вдруг овладело странное чувство. Мисс Трелони беспокойно пошевелилась, озираясь по сторонам, и я понял, что она тоже испытывает какое-то непонятное новое ощущение. Детектив Райт только что к нам заглядывал, а значит, на следующие четверть часа мы с ней остались одни у постели бесчувственного пациента.
Сердце мое бешено заколотилось. Меня охватил страх – неопределенный, безличный страх. Мне вдруг почудилось, будто в комнате появился еще кто-то, некое разумное существо, и оно совсем рядом. Что-то коснулось моей ноги. Я резко опустил руку и нащупал шелковистый мех Сильвио. С тихим, почти неслышным рычанием кот развернулся и царапнул меня. Я почувствовал на руке кровь. Бесшумно поднявшись с кресла, я подошел к кровати. Мисс Трелони тоже встала и обернулась, словно ощутив рядом чье-то присутствие. Взгляд у нее был дикий, грудь часто вздымалась, как при удушье. Я дотронулся до локтя девушки, но она, казалось, даже не заметила этого и вскинула перед собой руки, будто отталкивая кого-то.
Нельзя было терять ни секунды. Я подхватил мисс Трелони на руки и бросился вон из комнаты. Распахнув дверь, я шагнул в коридор с громким криком: «Сюда! На помощь!»
В мгновение ока появились оба детектива, миссис Грант и сиделка. Немного погодя прибежали несколько слуг обоего пола. Препоручив девушку заботам миссис Грант, я кинулся обратно в комнату и, нашарив на стене выключатель, зажег свет. Сержант Доу и сиделка поспешили за мной.
Мы подоспели как раз вовремя. Возле сейфа – там же, где в две предыдущие ночи, – лежал мистер Трелони с вытянутой вперед левой рукой, полностью оголенной, если не считать повязки на запястье. Рядом с ним я увидел египетский нож с листовидным лезвием, прежде покоившийся среди древних артефактов в шкафу с разбитой дверцей. Он был воткнут острием в паркетный пол, откуда еще третьего дня убрали залитый кровью коврик.
Однако в комнате все оставалось на своих местах, и никаких признаков чего-то необычного не наблюдалось. Сиделка и двое слуг перенесли мистера Трелони обратно на кровать, а мы с полисменами тщательно осмотрели комнату, но не обнаружили ничего подозрительного. Вскоре вернулась мисс Трелони, бледная, но спокойная. Подойдя ко мне, она тихо проговорила:
– Я почувствовала, что теряю сознание. Не знаю почему, но я вдруг безумно испугалась!
Еще одно потрясение я испытал, когда оперся ладонью о край кровати, собираясь склониться к больному, а мисс Трелони вдруг пронзительно вскрикнула:
– Вы ранены! Ах, посмотрите! У вас на руке кровь! И на простынях тоже!
За всеми треволнениями я напрочь забыл о царапинах, оставленных когтями Сильвио. Глянув на них, я тут же вспомнил про кота, но не успел и рта открыть, как мисс Трелони схватила мою руку и поднесла к глазам. Увидев череду параллельных царапин, она снова вскричала:
– Такие же раны, как у отца!
Затем, быстро, но осторожно опустив мою руку, она обратилась ко мне и сержанту Доу:
– Пойдемте в мою комнату! Сильвио там, в своей корзине.
Мы проследовали за ней в соседнюю спальню. Сильвио действительно сидел в своей корзине и лизал лапы.
– Да, он и впрямь здесь, – промолвил детектив. – Но почему он лижет лапы?
Маргарет с тихим стоном наклонилась и дотронулась до передней лапы Сильвио. Кот зарычал, явно недовольный. Тут в комнату вошла миссис Грант. Увидев, что мы осматриваем кота, она сказала:
– Сиделка говорит, что Сильвио спал на постели сестры Кеннеди все время, пока вы оставались возле отца. Он перешел туда сразу, как только вы отправились в комнату хозяина, и вернулся на обычное свое место совсем недавно. Еще она говорит, что сестра Кеннеди стонет и бормочет во сне, будто ее мучают кошмары. Думаю, нам надо послать за доктором Винчестером.
– Пошлите сейчас же, прошу вас! – воскликнула девушка.
Мы возвратились в комнату больного. С минуту мисс Трелони стояла над постелью отца, сосредоточенно сдвинув брови, а затем повернулась ко мне с видом человека, принявшего решение, и сказала:
– Не кажется ли вам, что мы должны пригласить для врачебной консультации еще кого-нибудь? Конечно, я полностью доверяю доктору Винчестеру – он чрезвычайно способный молодой человек. Но он именно что молодой, а ведь наверняка есть специалисты, всю жизнь посвятившие изучению подобных случаев. У такого врача, несомненно, больше знаний и опыта, которые помогли бы пролить свет на состояние моего бедного отца. А доктор Винчестер, похоже, все еще блуждает в потемках. Ах! Я просто не знаю, что делать! Все так ужасно!
Не выдержав, она расплакалась, и я постарался ее утешить.
Доктор Винчестер прибыл в самом скором времени. Его первейшей заботой был хозяин дома; но, узнав, что тот не получил новых ран, доктор немедля направился к сиделке Кеннеди. При виде нее в глазах у него засветилась надежда. Взяв полотенце и окунув уголок в холодную воду, он легонько хлестнул им женщину по щеке. Кожа ее тотчас порозовела, и больная слабо шевельнулась.
– С ней все в порядке, – сказал доктор новой сиделке, которую называл сестрой Дорис. – Она очнется самое позднее через три-четыре часа. Вероятно, поначалу у нее будет кружиться голова и мутиться сознание. Возможно даже, у нее случится истерический припадок. Но вы знаете, что делать в таком случае.
– Да, сэр, – невозмутимо ответила сестра Дорис.
Мы вернулись в комнату мистера Трелони. Едва мы вошли, миссис Грант и вторая сиделка удалились и с пациентом остались только доктор Винчестер, мисс Трелони да я. Когда дверь закрылась, Доктор попросил меня поведать о последних событиях. Я подробно рассказал все, что помнил, стараясь не упустить ни единой мелочи. По ходу моего повествования – не очень длинного – молодой человек то и дело осведомлялся, кто находился при больном в тот или иной момент времени и в какой последовательности мы заходили в комнату. Он интересовался и другими обстоятельствами дела – какими именно, я не запомнил, поскольку они показались мне совершенно несущественными. По завершении нашего разговора доктор Винчестер самым решительным тоном обратился к девушке:
– Полагаю, мисс Трелони, нам нужно с кем-нибудь проконсультироваться по поводу вашего отца.
Она ответила мгновенно, чем слегка его удивила:
– Рада, что вы это предложили. Я полностью с вами согласна. Кого вы посоветуете?
– А сами вы никого не можете порекомендовать? Кого-нибудь, кто знает вашего отца? Его кто-нибудь прежде консультировал?
– Насколько мне известно, нет. Но я надеюсь, вы выберете того, кого сочтете лучшим. Моему дорогому отцу необходимо оказать всю возможную помощь, и я буду безмерно вам признательна, если вы сделаете правильный выбор. Кто лучший в Лондоне – или где угодно – специалист по подобным заболеваниям?
– Я знаю нескольких, но все они живут в разных уголках планеты. Специалистами по мозговым заболеваниям, доложу я вам, рождаются, а не становятся. Хотя для того, чтобы усовершенствовать природные способности и преуспеть в своем деле, каждому из них приходится изрядно потрудиться. Все они, можно сказать, граждане мира, а не какой-то конкретной страны. Самый смелый исследователь на сегодняшний день – японец Чиуни, но он скорее хирург-экспериментатор, нежели практикующий врач. Еще есть Цаммерфест из Упсалы, Фенелон из Парижского университета и Морфесси из Неаполя. Это, разумеется, не считая наших специалистов – Моррисона из Абердина и Ричардсона из Бирмингема. Но на первое место я поставил бы Фрира из Королевского колледжа. Он успешнее всех вышеназванных сочетает теорию и практику. Он живет лишь своей работой – никаких посторонних интересов, увлечений, ничего, и опыт у него поистине огромный. Всем нам, его почитателям, горько сознавать, что столь крепкие нервы и столь умелые руки рано или поздно ослабнут под разрушительным воздействием времени. Лично я предпочел бы Фрира всем прочим.
– Тогда давайте с утра пораньше пошлем за доктором Фриром, – решительно сказала мисс Трелони. – Кстати, как к нему обращаться: «доктор» или просто «мистер»?
Вздохнув с видимым облегчением, доктор Винчестер заговорил гораздо живее и непринужденнее, чем прежде:
– Он – сэр Джеймс Фрир. Я лично отправлюсь к нему и попрошу безотлагательно сюда приехать. – Затем он повернулся ко мне. – Надо бы перевязать вам руку.