Грядущая буря

Грядущая буря
Роберт Джордан

Брендон Сандерсон

Звезды новой фэнтезиКолесо Времени #12
Вращается Колесо Времени. Эпохи приходят и уходят. Что было, что есть и что грядет впереди – все может пасть перед Тенью, которая наползает на мир. И близится уже час Последней битвы…

Чтобы противостоять Тени, в преддверии неизбежной войны Ранд ал’Тор, Дракон Возрожденный, стремится объединить народы и государства мира. Ради борьбы с Темным он готов пойти на союз с явившимися из-за океана захватчиками. Но соратники его с ужасом замечают, что в душе самого Дракона будто бы поселилось нечто темное, мрачное, угрожающее… И неведомо, что грозит большими бедствиями – новое безумие Ранда или коварные происки приспешников Темного…

Оплот Света, Белая Башня, многовековой страж справедливости и порядка, расколота. Эгвейн ал’Вир, возглавив восставших Айз Седай, старается вновь сплотить воедино охваченные взаимным недоверием и распрями группировки – как своих сторонниц, так и тех, кто сохранил верность прежней Амерлин и ныне пребывает в отчаянии из-за ее тиранического правления. Каждый шаг опасен и может решить судьбу самой Белой Башни, а возможно – и всей планеты…

К сожалению, автор грандиозной эпопеи «Колесо Времени» оставил свою работу незавершенной. Писатель умер от редкого заболевания крови, и заключительные романы цикла доделывал по его черновикам и наброскам Брендон Сандерсон, тогда восходящая звезда, а ныне один из самых известных в мире мастеров в жанре фэнтези.

Впервые на русском!

Роберт Джордан, Брендон Сандерсон

Грядущая буря. Колесо Времени

Предисловие

Марии Симонс и Алану Романчуку, без которых не было бы этой книги

Телефонный звонок в ноябре 2007 года раз и навсегда изменил мою жизнь. Мне позвонила Харриет Макдугал, вдова Роберта Джордана и его редактор, и она спросила меня, не соглашусь ли я завершить последнюю книгу цикла «Колесо Времени».

Для тех, кто не знал, что Роберт Джордан ушел от нас, я с глубокой болью в душе сообщаю эту весть. Помню, какие чувства охватили меня, когда – праздно бродя по Интернету 16 сентября 2007 года – узнал о его смерти. Я был потрясен, оглушен и впал в уныние. Из жизни ушел замечательный человек, который для меня, как писателя, был настоящим героем. Мир внезапно стал совершенно другим.

Впервые «Око мира» попало мне в руки в 1990 году – тогда я был подростком, увлеченным книгами жанра фэнтези, и не упускал случая зайти в угловой книжный магазинчик. Я сразу же стал поклонником «Колеса Времени» и с нетерпением ожидал выхода «Великой охоты». За минувшие годы я не раз перечитывал книги эпопеи, и бывало, что после выхода очередного тома заново прочитывал весь цикл с начала. Со временем я решил, что хочу писать фэнтези – в значительной мере под влиянием и очарованием так полюбившегося мне «Колеса Времени». Тем не менее я и предположить не мог, что однажды мне позвонит Харриет. Ее просьба оказалась для меня полной неожиданностью. Я о таком не просил, не смел желать, и даже мысли о подобной возможности у меня не возникало – но ответил на просьбу сразу же, не раздумывая. Я люблю этот цикл, как никакой другой, и герои «Колеса Времени» – все равно что старые и дорогие друзья детства.

Заменить Роберта Джордана я не могу. Никому не по силам написать эту книгу так, как смог бы написать только он один. От этого простого факта никуда не денешься. К счастью, он оставил многочисленные заметки, наброски, законченные эпизоды и надиктовал множество объяснений и замечаний жене и помощникам. Незадолго до своей кончины Роберт Джордан попросил Харриет найти того, кто завершит цикл – ради читателей, поклонников его творчества. Он очень любил вас всех и в последние недели своей жизни надиктовывал события последнего тома «Колеса Времени». Книга должна была называться «Память Света».

И вот минуло полтора года. Роберт Джордан обещал, что последняя книга цикла будет большой. Однако рукопись вскоре стала непомерно громадной; она в три раза превышала по объему обычную книгу «Колеса Времени», и поэтому Харриет и издательство «Тор» совместно приняли решение разделить «Память Света» на три части. Имелось несколько великолепных по драматизму и сюжетной напряженности эпизодов, которые придали бы каждой трети определенную законченность. «Грядущую бурю» и две последующие книги можно считать тремя томами «Памяти Света» или последними тремя книгами «Колеса Времени». И то и другое верно.

Что же касается «Памяти Света», то на данный момент я наполовину завершил вторую треть. Мы трудимся так быстро, насколько возможно, и мы приложим все усилия, чтобы вам не пришлось слишком долго ждать окончания эпопеи, которое было обещано почти двадцать лет назад. (Еще до своего ухода Роберт Джордан сам написал окончание цикла, и я читал его. Это просто фантастика!) Я не пытался имитировать стиль Роберта Джордана. Вместо этого я адаптировал свою манеру так, чтобы она соответствовала «Колесу Времени». Главная моя цель – сохранить истинную душу героев цикла. Сюжет по большей части принадлежит Роберту Джордану, хотя многое написано мною. Представьте себе эту книгу как фильм нового режиссера, осуществившего работу над несколькими сценами, но при сохранении тех же актеров и по прежнему сценарию.

Но это большой проект, и для его завершения необходимо время. Я прошу вас потерпеть, пока в течение нескольких лет мы не доведем повествование до конца. Мы держим в руках окончание величайшей фэнтезийной эпопеи нашего времени, и я приложу все силы, чтобы все было сделано правильно. Я намерен ни на шаг не отступать от пожеланий и заметок Роберта Джордана. Меньшего мне не позволят моя честность как художника и искренняя любовь к книгам. В конечном счете на этом я и остановлюсь, и пусть мои слова станут лучшим доказательством тому, что мы делаем.

Эта книга – не моя. Это книга Роберта Джордана и – в меньшей степени – ваша книга.

Спасибо вам, что прочитаете ее.

    Брендон Сандерсон
    Июнь 2009 г.

Вороны и вороны. Крысы. Туманы и облака. Насекомые и гниение. Странные происшествия и необычные явления. Обыденное извращается, становится чуждым. Чудеса!

Мертвые стали ходить средь живых, кое-кто даже их видит. Другие не видят, но всё больше и больше страшимся мы ночи.

Таковы были наши дни. Под мертвым небом они изливались на нас несчастьями, сокрушая нас своей яростью, пока мы все, как один, не взмолились: «Пусть же начнется!»

    Дневник неизвестного ученого, запись в Праздник Фрейя, 1000 г. Н. Э.

Пролог

Что означает буря

Ренальд Фанвар сидел у себя на крыльце, грея крепкий стул из чернодуба, сработанный для него внуком два года тому назад. Он смотрел на север.

На черно-серебристые тучи.

Прежде ничего подобного ему видывать не доводилось. Тучи плотным одеялом накрывали горизонт на севере, громоздясь все выше и выше на небосвод. Они не были серыми. Они были одновременно и черными, и серебристыми. Мрачные, громыхающие грозовые облака, темные, точно полночный мрак в погребе. А между тучами ослепительно вспыхивало – там совершенно беззвучно змеились и проскакивали серебристые молнии.

Самый воздух был плотен. В нем тяжко висели густые запахи пыли, земли и чего-то неприятного. Высохшей листвы и не пожелавшего выпасть дождя. Весна прийти-то пришла, но посевы у Ренальда до сих пор так и не взошли. Из почвы не осмелился проклюнуться ни единый росток.

Фанвар медленно встал – стул под ним, скрипнув, слегка покачнулся – и подошел к краю крыльца. Он покусывал мундштук своей почти погасшей трубки, но у него и в мыслях не было вновь раскурить ее. Фанвар не сводил взора с тех темных облаков – таких же черных, как дым от горящего сухого подлеска. Но ни от одного низового пожара клубы дыма никогда не поднимались в воздух на такую высоту. И отчего тучи стали вдруг серебристыми? Между черных облаков виднелись серебристые округлости – так сверкает полированная сталь в проплешинах нагара на закопченном металле.

Фанвар, оглядывая свой двор, потер подбородок. За невысокой беленой оградой приютились на травянистом пятачке низкие кусты. Сейчас кусты, все до единого, были мертвы – они не выдержали той суровой зимы. Надо будет вскорости выкорчевать погибшие кусты. А трава… ну, трава стала все равно что прошлогодняя солома. Даже сорняки не уцелели – ни одного не видно.

От громового раската Фанвар вздрогнул. Отчетливый, резкий удар, словно бы громадным листом металла грохнули по железу. От грома задребезжали стекла в окнах, тряхнуло крыльцо, дрожь пробежала по доскам настила и будто передалась человеку – у Фанвара кости едва ли не завибрировали.

Он отшатнулся. Этот удар прогремел совсем рядом – может, молния ударила даже где-то у него на участке. Надо бы проверить – не случилось ли чего, не повредило ли что-то в хозяйстве. Огненная стрела способна убить человека, сжечь его на месте. Здесь, в Пограничных землях, немало есть того, что способно вспыхнуть как трут, – сухая трава и высохшие деревья, пересохшие доски и иссохшие семена.

Но облака по-прежнему были далеки. Нет, тот удар грома никак не мог прийтись по его участку. Серебристо-черные грозовые тучи перекатывались и клубились, пожирая и вскармливая друг друга.

Фанвар прикрыл глаза, потом, стараясь успокоиться, глубоко вдохнул. Неужели ему этот гром почудился? Он сам его выдумал? Неужели он так постарел и потому с головой у него не все ладно, как в шутку вечно твердит Гаффин? Он открыл глаза.

И облака оказались тут как тут, нависнув будто над самым его домом.

Они словно бы разом прокатились по небосводу, собираясь обрушить свой удар, стоит только ему отвести прикованный к ним сейчас взор. Теперь тучи словно захватили все небо, проносясь вдалеке, обкладывая со всех сторон, громадные и грозные. Фанвар будто наяву ощущал, как под их тяжестью на него давит воздух. Он глубоко вдохнул внезапно отяжелевший от влаги воздух, и лоб у него покрылся испариной.

Облака смешались, мрак и чернота грозовых туч закрутились вокруг серебристых прожилок, содрогаясь от белых взрывов. Внезапно круговерть облаков, точно облачная воронка смерча, устремилась вниз, рванувшись было к Фанвару. Он вскрикнул, вскинул руку, словно бы заслоняясь от нестерпимо яркого свечения. Та чернота… Та безграничная, удушающая чернота… Она хочет поглотить его – он знал.

А потом облака пропали.

Выпавшая трубка с негромким стуком ударилась о настил крыльца, осыпав ступеньки тлеющим табаком. Фанвар даже не понял, как выронил ее изо рта. Мужчина растерянно всматривался в пустое голубое небо, понимая, что боится невесть чего.

Облака теперь снова клубились у горизонта, лигах в сорока от дома. Слышался слабый рокот.

Трубку Фанвар поднял дрожащей рукой – испещренной старческими крапинками, потемневшей от многих лет, что он провел в поле под солнцем. «Напридумывал себе всякого, Ренальд, – упрекнул он себя. – Стареешь, как пить дать, головой слабее становишься».

Его очень тревожило, каков будет урожай и будет ли он вообще. Всходов не было, что заставляло Ренальда нервничать. Хотя он и подбадривал сыновей преисполненными оптимизма словами, происходящее было неестественным. Хоть какие-то всходы да должны были уже взойти. Он же трудится на земле четыре десятка лет! Никогда так не бывало! Ячменю, чтобы дать всходы, не нужно столько времени! Чтоб ему сгореть, быть такого не может! Что вообще творится в мире в эти дни? Растения никак не пускали всходы, и тучи на положенном им месте усидеть не могут.

Усилием воли Фанвар заставил себя усесться в кресло. Ноги дрожали. «Да, и впрямь старею…» – подумал он.

Всю свою жизнь Ренальд работал на ферме, поливая землю трудовым потом. Заниматься земледелием в Пограничных землях непросто, но если трудиться упорно, то, выращивая хороший урожай, можно вполне неплохо жить. «У человека столько удачи, сколько он посеет в поле», – говаривал, бывало, отец Ренальда.

Что ж, в округе Ренальд слыл одним из самых удачливых и зажиточных фермеров. Дела у него шли так хорошо, что к своей ферме он прикупил еще парочку и по осени каждый год отправлял на ярмарку по тридцать фургонов. На него нынче трудились шесть крепких работников – пахали поля, следили за оградами. Однако и сам Ренальд не считал зазорным хоть каждый день пачкать ноги в навозе, дабы показать им, как нужно вести хозяйство. Хорошему фермеру нельзя оставлять дела без присмотра, не то глядишь – недолгий успех запросто погубит тебя.

Да, Ренальд возделывал землю, жил, как обычно говаривал его отец, теми плодами, что с нее пожинал. Как и всякий фермер, он кое-что понимал в погоде. Те тучи не были естественными. От них доносился приглушенный рокот – так зверь рычит во мраке ночи. Выжидая. Прячась в ближнем леске.