Путь королей

Она ткнула полупрозрачным пальчиком на восток:

– Там. Их много. Много-много.

Каладин встал. Он и не думал, что спрен может иметь представление о том, как измерять расстояние и количество. «Да… – Каладин прищурился, изучая горизонт. – Это дым. Печные трубы?» Пахло дымом; если бы не дождь, он почувствовал бы запах раньше.

Стоило ли беспокоиться? Какая разница, где быть рабом, если уж ты все равно им останешься. Каладин принял свою судьбу. Так и следовало себя вести. Ни забот, ни тревог.

И все же он с любопытством пригляделся, когда фургон выехал на вершину холма. Там был не город. Там было кое-что побольше, кое-что повнушительнее. Громадный военный лагерь.

– Великий Отец бурь… – прошептал Каладин.

Десять армий расположились согласно знакомому алетийскому узору – по кругу, сообразно рангу, с обозами с внешней стороны, за которыми следовали наемники, полноправные граждане-солдаты и, в самой середине, светлоглазые офицеры. Каждая армия обосновалась в отдельном громадном кратере со скалистыми краями. Кратеры напоминали сломанные яичные скорлупки.

Восемь месяцев назад Каладин покинул очень похожую армию, хотя войска Амарама были куда малочисленнее. Эти занимали мили и мили, тянулись далеко на север и юг. В воздухе горделиво трепетали тысячи знамен, на которых красовались тысячи разных семейных глифпар. Попадались палатки – в основном на окраинах лагерей, – но большей частью солдаты размещались в каменных казармах, созданных духозаклинателями.

Над лагерем, что располагался прямо перед ними, реяло знамя, которое Каладин видел в книгах. Темно-синее, с белыми глифами «хох» и «линил», стилизованными под меч и корону. Дом Холин. Королевский дом.

Обескураженный Каладин окинул взглядом другие войска. На востоке открывался вид, о котором он знал из десятка разных историй, детально описывавших кампанию короля против предателей-паршенди. Каменная равнина – такая громадная, что невозможно увидеть ее противоположную сторону, – расколотая трещинами и ущельями двадцати – тридцати футов шириной. Они были такими глубокими, что растворялись во тьме и создавали беспорядочную мозаику из неровных плато. Обширное пространство походило на разбитую тарелку, которую собрали из черепков, но между ними остались зазоры.

– Расколотые равнины, – прошептал парень.

– Что? – спросила спрен ветра. – Что не так?

Каладин покачал головой, сбитый с толку:

– Я потратил годы, пытаясь добраться сюда. Этого хотел Тьен – по крайней мере, в конце. Попасть сюда, сражаться в армии короля…

И вот Каладин здесь. Наконец-то. Случайно. Он едва не расхохотался от абсурдности происшедшего. «Я должен был догадаться. Я должен был понять. Мы с самого начала ехали не на побережье к тамошним городам. Мы ехали сюда. На войну».

В этом месте действовали алетийские законы и правила. Он ожидал, что Твлакв будет избегать подобных встреч. Но здесь и платили лучше, нежели где-то еще.

– Расколотые равнины? – спросил один из рабов. – В самом деле?

Остальные столпились рядом, разглядывая пейзаж. От возбуждения они забыли о своем страхе перед Каладином.

– Это и впрямь Расколотые равнины! – воскликнул один из рабов. – Вон там армия короля!

– Может, здесь мы найдем справедливость, – сказал другой.

– Я слышал, в королевском доме слуги живут не хуже богатых торговцев, – заметил третий. – С рабами там тоже должны обращаться получше. Мы будем на воринской земле – нам даже жалованье станут платить!

Это правда. Рабам полагалось небольшое жалованье – половина от того, что платили бы свободному, что уже меньше суммы, на которую за ту же работу мог рассчитывать полноправный гражданин. Но хотя бы так, и законы алети были на их стороне. Только ревнителям, которые все равно ничем не владели, можно и не платить. Ну и еще паршунам. Но паршуны же скорее животные, чем люди.

Раб мог отдавать жалованье в счет выкупа и через много лет труда заработать свободу. Теоретически. Пока фургон катился вниз по склону, остальные продолжали болтать, но Каладин перебрался в его заднюю часть. Он подозревал, что истории о жалованье рабам – всего лишь уловка, предназначенная для того, чтобы сделать их покорными. Выкуп громадный – много больше той суммы, что платили за раба, и его просто невозможно выплатить.

У предыдущих хозяев Каладин требовал, чтобы жалованье отдавали ему. Они всегда находили способ его обмануть – предъявляли счет за крышу над головой, за еду. Таковы уж светлоглазые. Рошон, Амарам, Катаротам… Каждый светлоглазый, с которым Каладин встречался, будучи рабом или свободным человеком, показал себя испорченным до мозга костей, невзирая на внешнюю красоту и изящество. Они походили на гниющие трупы, обряженные в красивые шелка.

Остальные продолжали говорить о королевской армии и о справедливости. «Справедливость? – размышлял Каладин, прислонившись к прутьям. – Не уверен, что эта штука существует». И все же он не мог не думать кое о чем. Там была армия короля – армия всех десяти великих князей, – пришедшая на Расколотые равнины, чтобы воплотить Договор Отмщения.

Если и была на свете вещь, о которой он тосковал, то это возможность держать копье. Снова сражаться, искать способ стать тем, кем он был раньше. Человеком, которому не все равно.

Если подобное вообще могло случиться, то только здесь.

5

Еретичка

«Я видел конец, я слышал, как его называли. Ночь скорбей, Истинное Опустошение. Буря бурь».

    Записано первого нанеса, 1172, 15 секунд до смерти. Наблюдался темноглазый юноша неизвестного происхождения.

Шаллан не ожидала, что Ясна Холин окажется красавицей. Такую величественную, зрелую красоту можно встретить на портрете какой-нибудь знаменитой ученой прошлых лет. Шаллан поняла, что наивно предполагала увидеть безобразную старую деву, вроде тех суровых матрон, что обучали ее все эти годы. Как же еще могла выглядеть еретичка сильно за тридцать, все еще незамужняя?

Ясна оказалась совсем другой – высокой и стройной, с гладкой кожей, узкими черными бровями и густыми волосами цвета темного оникса. Часть волос была забрана вверх и завернута вокруг маленького золотого украшения в форме свитка, которое удерживалось при помощи двух длинных шпилек. Остальные волосы ниспадали тугими локонами принцессе на плечи. Если же вынуть все шпильки, то, вероятно, волосы окажутся той же длины, что у Шаллан, – ниже середины спины.

Лицо у нее было почти квадратное, глаза – бледно-фиолетовые. Она слушала мужчину в одеянии харбрантских королевских цветов – рыжевато-оранжевого и белого. Светлость Холин была на несколько пальцев выше этого человека… похоже, слухи о росте алети ничуть не преувеличены. Ясна бросила взгляд на Шаллан, отмечая ее присутствие, и вернулась к беседе.

Буреотец! Эта женщина выглядела именно так, как полагалось сестре короля. Сдержанная, величавая, в безупречном сине-серебристом наряде. Как и платье Шаллан, одеяние Ясны застегивалось по бокам, и у него имелся высокий воротник, хотя грудь принцессы куда полнее. От талии вниз юбки расширялись и падали на пол широкой волной. Рукава длинные, и левый застегивался, пряча защищенную руку.

На свободной руке виднелось необычное украшение: два кольца и браслет, соединенные цепями, что удерживали треугольную фигурку из самосветов на тыльной стороне ладони. Духозаклинатель. Этим словом называли как людей, которые выполняли соответствующее действие, так и устройство, благодаря которому оно выполнялось, – фабриаль.

Шаллан старалась получше рассмотреть большие мерцающие самосветы. Ее сердце начало биться чуть быстрей. Духозаклинатель выглядел в точности как тот, что они с братьями нашли во внутреннем кармане отцовского сюртука.

Ясна и человек в оранжево-белом одеянии направились в сторону Шаллан, продолжая разговаривать. Как поведет себя Ясна теперь, когда возможная будущая ученица наконец-то настигла ее? Рассердится из-за опоздания? Шаллан нельзя было ни в чем обвинить, но людям свойственно думать, что тот, кто ниже их по статусу, способен на неразумные поступки.

Как и величественную пещеру, в которой она уже побывала, это помещение вырезали в скале, но оно было обставлено куда богаче. С потолка свисали изысканные люстры, украшенные заряженными самосветами, в большинстве своем темно-фиолетовыми гранатами, которые относились к наименее ценным камням. Даже если так, все равно одно лишь количество ламп, излучавших фиолетовый свет, превращало люстру в маленькое состояние. Еще больше Шаллан поразили симметрия узоров и красота этих драгоценных подвесок, которые висели на каждой люстре.

Когда Ясна приблизилась, девушка смогла расслышать, что она говорит.

– …понимаете, что это повлечет за собой недовольство обителей? – сказала женщина на алетийском: он очень походил на родной веденский Шаллан, и ее еще в детстве обучили этому языку.

– Да, светлость, – ответил пожилой мужчина с редкой белой бородой и бледно-серыми глазами, чье открытое, доброе лицо казалось очень обеспокоенным. Его голову венчала плоская цилиндрическая шляпа той же оранжево-белой расцветки, что и роскошные одежды. Может, какой-нибудь королевский мажордом?

Нет. Самосветы на его пальцах, то, как он себя ведет, то, как светлоглазые прислужники подчиняются ему… «Буреотец! – подумала Шаллан. – Да ведь это наверняка сам король!» Не брат Ясны, Элокар, но король Харбранта. Таравангиан.

Девушка поспешно склонилась в сообразном поклоне, который принцесса заметила.

– Ваше величество, у ревнителей здесь большой авторитет, – спокойно проговорила еретичка.

– Как и у меня, – возразил король. – Ни о чем не волнуйтесь.

– Хорошо, – согласилась Ясна. – Ваши условия приняты. Отведите меня туда, и я посмотрю, что можно сделать. Если позволите, по пути я кое с кем поговорю.

Принцесса резко взмахнула рукой, приказывая Шаллан присоединиться к ним.

– Разумеется, светлость. – Правитель будто подчинился Ясне.

Харбрант – очень маленькое королевство – просто один-единственный город. А вот Алеткар – одно из самых сильных в мире. Принцесса алети, несомненно, превосходила харбрантского монарха в реальной власти, что бы там ни говорил протокол.