– Да. Он исчез прямо перед тем, как появились мы.
– Он должен был потерять сознание.
– Ну, этого не произошло – и его больше никто не видел.
– Ты должен был сказать мне об этом раньше, – упрекнула Венли. – Госпожа считает, что некоторые Сияющие все еще могут функционировать. Возможно, этот где-то бродит, готовится убивать.
Жутьформа запела в ритме смущения:
– Ну, мы готовили это место на случай, если понадобится запереть Царственного с надлежащими удобствами. У нас есть большая тюрьма для пленных людей. Я решил, что это будет хорошее место для твоего приятеля, пока с ним не разберутся официально.
Венли окинула взглядом зал пустых камер, освещенных топазовыми фонарями на потолке. Они окрашивали комнату в теплые коричневатые тона, напоминающие кремный камень.
– Почему вы его заперли?
– Он эссай, – ответила жутьформа в ритме насмешки.
Древнее слово, которое они переняли у Сплавленных, означало что-то вроде «человечий прихвостень», хотя переводческий дар Венли подсказывал, что слово переводится как «волосатый».
– Он был шпионом, которого мои люди послали следить за человеками.
– Значит, он предал вас, – ответила жутьформа. – Он утверждает, что человеки удерживали его против воли, но не потребовалось много расспросов, чтобы узнать правду. Он дружил с Сияющими – был их слугой или кем-то в этом роде. Мог уйти в любой момент, но остался. Наверное, понравилось быть рабом.
Тюремщик перешел на редко используемый ритм казней.
– Я поговорю с ним, – сказала Венли. – Без свидетелей.
Жутьформа уставилась на нее, вызывающе напевая в ритме разрушения. Венли ответила тем же – будучи Голосом Рабониэли, по своему положению она превосходила тюремщика.
– Я сообщу Повелительнице желаний, – пригрозил он наконец, – о твоем поступке.
– Как угодно, – сказала Венли и демонстративно подождала, пока он выйдет и закроет за собой дверь.
По привычке она заглянула в Шейдсмар, хотя уже знала, что спрены пустоты не могут быть невидимыми в башне. С инстинктом не поспоришь. И она…
Стоп. За ней следили.
Спрен пустоты прятался в теле кремлеца. Большинство спренов могли входить в тела, хоть и не умели проникать сквозь другие твердые объекты. Венли не слишком хорошо разбиралась в видах спренов пустоты, но этот, похоже, сообразил, что не может прятаться в башне старым способом, – и придумал новый, чтобы остаться невидимым.
Она настроилась на ритм тревоги, и Тимбре запела в унисон. Спрен следит за ней или за Рлайном? Не сделала ли она в последнее время чего-нибудь такого, что могло бы ее выдать?
С невозмутимым видом, притворяясь погруженной в раздумья, она неспешно вошла в камеру. Затем как будто впервые заметила кремлеца и прогнала его. Существо проползло вниз по стене и скрылось под дверью. Венли заглянула в Шейдсмар и увидела, как спрен пустоты – сквозь сотни переливов многоцветья, из которых состоял Уритиру, – удаляется вместе с искоркой, которая представляла собой кремлеца.
Это заставило ее нервничать настолько, что она несколько раз прошлась по комнате – и снова проверила Шейдсмар, – прежде чем наконец заставила себя повернуться к решетке.
– Рлайн.
Он поднял на нее глаза. Потом нахмурился и встал.
– Это я, – сказала она в ритме покоя, перейдя ради дополнительной секретности на язык слушателей. – Венли.
Он шагнул ближе к решетке, впился взглядом в ее лицо. Запел в ритме воспоминаний:
– Я думал, всех слушателей убили.
– Не всех, а большинство. Рлайн, как ты здесь оказался? Последнее, что мы о тебе узнали: человеки обнаружили тебя в военных лагерях и казнили!
– Меня… не обнаружили, – сказал Рлайн.
Он говорил в ритме любопытства, но язык тела – он действительно перенял некоторые человеческие особенности – выдавал его истинные чувства. Он явно ей не доверял.
– Меня сделали примером, объектом эксперимента. Отправили в бригаду мостовиков. Не думаю, чтобы кто-нибудь заподозрил во мне шпиона. Они просто думали, что я слишком умен для паршуна.
– Ты все это время жил среди них? Этот охранник говорит, что ты эсс… сочувствующий человекам. Я не могу поверить, что ты жив, и я не…
Язык подвел Венли, и она застыла, напевая в ритме утраты и чувствуя себя идиоткой. Тимбре запела в том же ритме, и это немного помогло.
Рлайн внимательно посмотрел на нее. Он, наверное, слышал, что формы власти меняют личность… шквал, да они же всегда это знали. Знали, что такие формы опасны.
– Рлайн, – тихо сказала она. – Я – это я. По-настоящему. Эта форма не… изменила меня, как буреформа изменила остальных.
Тимбре затрепетала. Скажи ему правду. Покажи ему, кто ты.
Венли сжалась внутри. Нет, она не могла.
– А остальные? – спросил он с надеждой. – Ремала? Эшонай? Мы думаем, она сражалась с Адолином. Ты не знаешь… если она…
– Я сама видела труп моей сестры на дне ущелья, – сказала Венли в ритме боли. – Кроме меня, больше никого не осталось. Он… Вражда забрал их и превратил в Сплавленных. Он оставил меня, потому что хотел, чтобы я рассказывала истории о нашем народе, вдохновляла новоиспеченных певцов. Но я думаю, что он боялся нас как группы. Потому и уничтожил.
Она снова запела в ритме утраты. Рлайн в конце концов присоединился к ней и шагнул вперед, пока не оказался прямо у решетки.
– Прости, Венли, – наконец сказал он. – Должно быть, это было ужасно.
«Он не знает, – поняла Венли, – что это все из-за меня. Да и откуда ему знать? Он был среди человеков. Для него я просто… еще одна выжившая».
Эта мысль привела ее в растерянность.
– Ты должна освободить меня, – продолжил Рлайн. – Я надеялся, что мою историю примут, но меня слишком хорошо знают в Уритиру. Трудно не заметить единственного «паршуна».
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказала Венли в ритме примирения. – Стражники мне не доверяют – многие мне не доверяют, – а разговор с тобой только усугубит ситуацию. Если я тебя вытащу, как ты поступишь? Ты ведь не доставишь мне неприятностей, правда?
Он нахмурился, потом загудел в ритме раздражения.
– Ты действительно сочувствуешь человекам, – сказала Венли.
– Они мои друзья, – отрезал он. – А теперь – и семья. Они не идеальны, Венли, но если мы хотим победить Вражду, они нам понадобятся. Нам понадобится эта башня.
– А мы хотим победить Вражду? Рлайн, многим нравится, как идут дела. У нас есть своя страна – не несколько лачуг в сельском захолустье, а настоящая страна с городами, дорогами и прочими сооружениями. Стоит заметить, почти всё строили порабощенные певцы. После всего, что сделали человеки, они не заслуживают нашей преданности или даже союзничества.