Лэндон и Шей. Влюбиться заново

Я прислонилась головой к его груди:

– Как твое сердце?

Он не ответил, просто наклонился и поцеловал меня в лоб.

– Мне пора идти. Не беспокойся обо мне.

– Ты знаешь, что я все равно буду.

– Но все-таки попробуй. – Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы. – Я люблю тебя – дважды.

– Я люблю тебя дважды, – эхом повторила я, не отрываясь от его губ. – Лэнд?

– Да?

– Не дай своим мыслям нас разлучить. Я всегда буду рядом, в любую минуту, когда это тебе понадобится. Всегда.

Мы попрощались, и я наблюдала из-за угла, как он садится в машину и уезжает. Меня охватило волнение. Он уехал с беспокойным разумом и тяжелым сердцем, и я понятия не имела, найдет ли он дорогу обратно. На днях мы говорили о нашем будущем, о сокращении пропасти между нами, но сейчас я чувствовала, что эта пропасть снова увеличилась.

И мысль о том, что Лэндон снова от меня отдалился – как физически, так и духовно, – разбивала мне сердце.

Глава 7

Лэндон

Когда я вошел в кабинет доктора Смит, она не закинула ноги на стол. Она не подбрасывала в воздухе мячик и не улыбалась своей глупой улыбкой. Она не попросила меня назвать три хорошие вещи, которые произошли за последние сорок восемь часов, и я был за это благодарен.

Мне нечего было сказать.

Она сидела и смотрела на меня так, словно хотела забраться мне в голову и понять, как сильно меня надломила смерть отца. Ответ: очень.

Раны оказались настолько глубоки, что больше всего мне хотелось притвориться, будто их не существует.

– Лэнд?

– Пустота, – оборвал я ее.

– Что?

– Вот что я чувствую. Я чувствую себя опустошенным. Я не знаю, действуют ли мои лекарства, потому что я ничего не чувствую. Только пустоту.

Она кивнула:

– Отчаяние – нормальное чувство после смерти близкого человека.

– Нет. Вы меня не поняли. Я сказал, что чувствую пустоту, а не отчаяние.

– Да, я знаю, но иногда эти две вещи легко перепутать.

– Не решайте за меня, что я чувствую! – рявкнул я, вцепившись руками в подлокотники.

Мгновенно почувствовав сожаление, я закрыл глаза.

– Извините. Я не хотел срываться.

– Нет, это хорошо. Гнев – это хорошо. Знаешь почему? Потому что, если ты срываешься, значит, ты не опустошен. Я думаю, что твои чувства противоположны пустоте, Лэндон. Я думаю, ты чувствуешь слишком много. Прямо сейчас ты испытываешь все существующие на свете эмоции и не можешь с ними справиться. Ты находишься в режиме перегрузки, и из-за этого тебе кажется, что ты не способен ни на что повлиять.

– Как мне это исправить? – прошептал я сквозь стиснутые зубы. – Как мне исправить себя?

Она вздохнула и потерла лоб:

– В первую очередь тебе нужно осознать, что ты не сломлен – ты скорбишь.

Я позволил этим словам проникнуть в мое сознание и поерзал на месте.

Так ли это? Горевал ли я по человеку, который не хотел меня знать, пока был жив?

Нет. К черту его.

К черту его за то, что он не хотел меня знать, к черту его за то, что ему было все равно, и к черту его за то, что он умер.

– Это лекарства, – прокомментировал я, сцепив пальцы.

– С лекарством, которое ты принимаешь, все в порядке.

– Не знаю. Может, стоит попробовать что-нибудь еще, – проворчал я, почесывая шею.

– Дело не в лекарстве, – еще раз заявила доктор Смит.

– Откуда вам знать? Вы не я.

– Как ты чувствовал себя до того, что случилось с твоим отцом?

Я перебрал в памяти дни, предшествовавшие смерти отца. Я думал о Шей и ее улыбке, о том, как мы смеемся, целуемся, занимаемся любовью. О том, как хорошо, как легко было рядом с ней. Об актерских возможностях, которые мне открылись, о том, как сбываются мои мечты, о том, что у меня появились чертовы мечты. У меня. Настоящие мечты. Раньше я жил только кошмарами.

Последние несколько недель я не чувствовал ничего, кроме настоящей жизни.

Я опустил голову и уставился на ковер.

– Это горе? – спросил я.

Она кивнула:

– Да. Это горе.

Черт.

Я так надеялся, что смогу принять лекарство, чтобы просто избавиться от этой боли.