Скромная семейная свадьба

– Привораживать? Вот глупость какая, – удивилась мама. – Это же любому магу видно.

– Черную магию? – Бабушка Бруно чуть насмешливо подняла брови. – Определить воздействие такого рода очень сложно, если не знаешь, что искать. Да и сделать это может лишь знающий. Вот девица и решила, что все примут результат за внезапно вспыхнувшую страсть. – Она оглядела всех присутствующих, чуть задерживая взгляд на каждом, затем, понизив голос для большей трагичности, продолжила: – Закончилось все предсказуемо печально: умерли оба, и девушка, и ее избранник. Два сухих почерневших трупа. Мага, который это сделал, ищут. Пока безуспешно…

В наступившей тишине громко зазвенела вилка Тересы, упавшая на пол. Мама ахнула и прикрыла ладонью рот.

– Какой ужас! – экспрессивно сказала фьордина Нильте. – Всех этих черных магов давно пора вывести. Смертной казни им мало. Как представлю, что, может, и моего Терри…

Она манерно прикрыла лицо взятой с колен салфеткой, из-под которой стрельнула глазами по сторонам – заметили ли ее страдания. Но внимания ей досталось мало – большая часть присутствующих так и продолжала ее не замечать.

– Бабушка, что ты нас так пугаешь? – недовольно сказал Бруно. – Я давно говорил: пора прекращать читать газеты. Какой только ерунды там не пишут. Не надо в такой день говорить о плохом.

– Давай поговорим о хорошем, – покладисто сказала фьордина Берлисенсис. – У меня для вас с Тересой отличная новость. Твоим родителям удалось уговорить приехать на вашу свадьбу фьорда Ясперса. Он, кстати, привлечен к тому громкому делу в качестве эксперта. Мимо него никакой черный маг со своими штучками не проскочит. Так что можете гордиться – такой человек приедет ради вас.

Бабушка Бруно не производила впечатление фьордины, склонной к театральным эффектам, так что у меня создалось впечатление, что это было сказано не просто так, а с определенной целью. Да и не только у меня…

– Очень похоже, что фьордина Берлисенсис не верит в естественность чувств своего внука, – шепнул мне на ухо Андрес. – Как давно Тереса с ним познакомилась?

– Я знаю только то, что слышал и ты, – так же тихо ответила я. – Когда я уезжала, они знакомы не были, насколько мне известно. Но сестра семестр отучилась в Академии. Может, тогда и познакомилась?

Андрес скептически буркнул что-то неразборчивое, но было понятно, что он сильно сомневался в том, чтобы Берлисенсис обратил внимание на мою сестру в то время. Возможно, он прав, но ответить на этот вопрос могла только Тереса, чего она делать не собиралась. Она мрачно тыкала в тарелку принесенной ей чистой вилкой, делая вид, что ее ничего и никто не касается. Даже жених, с которым она не перемолвилась ни единым словом и который жадно ловил каждый ее жест. Близящейся счастливой свадьбе совсем не соответствовала атмосфера за столом, она была гнетущей и вязкой. Все искоса посматривали на соседей и молчали.

– Смотрите, дождь уже закончился, – радостно сказала мама. – А мне казалось, что он не прекратится, пока не затопит все вокруг.

– Такие дожди долго не идут, – важно сказал Даниэль, как будто он лично это предсказывал.

– И это просто замечательно! – воодушевилась мама. – Я непременно должна вам показать распустившиеся розы. После дождя они будут еще прекраснее!

На мой взгляд, после дождя розы прекрасно не выглядели, но выйти на свежий воздух из душной столовой показалось прекрасной идеей.

– Я, пожалуй, посижу тут, – заявила фьордина Берлисенсис, – не в моем возрасте ходить по мокрым кустам. Да и трость в грязи увязнет.

– Я с радостью составлю вам компанию, – счастливо пропела фьордина Нильте.

Похоже, бабушка Бруно пожалела о своем решении тут же, но у нее в качестве последнего аргумента оставалась трость, которой в крайнем случае можно было и стукнуть утомившую собеседницу. Почему-то мне казалось, что это будет единственная возможность заткнуть этого борца за освобождение сына. У остальных столь веских причин не нашлось, так что после короткого послеобеденного отдыха мы отправились рассматривать мамины розы. Тереса шла с явной неохотой. Она опять непонятно откуда достала эльфийскую сигарету и прикурила ее легким щелчком пальцев. Дымок в этот раз был не сиреневый, а нежно-розовый с золотистыми блестками.

– Говорят, эта эльфийская дрянь очень плохо отражается на здоровье, – с явным беспокойством в голосе сказал Бруно.

– Говорят? – фыркнула Тереса. – Пишут, наверное. В тех же самых газетенках, что читает твоя бабка.

– Тереса! – обеспокоенно воскликнула мама.

– Что – Тереса? Надоели. Лезут со всякой ерундой! У меня что, хвост вырос? – требовательно спросила она у Бруно.

– Нет, но… – растерялся он.

– Вот когда расти начнет, тогда и полезешь со своими советами. Смотрите ваши розы без меня!

Она развернулась и вошла обратно в дом. Бруно было направился за ней, но она сказала что-то резкое, и он вскоре опять присоединился к нам, совершенно расстроенный. Даниэль тут же завел с ним беседу, делая вид, что ничего особенного не случилось. Я же пребывала в полнейшем недоумении. Я не понимала жениха. Как можно позволять так с собой обращаться?

Возможно, с утра розы были диво как хороши. Но сейчас, после не так давно прошедшего ливня, они еще не оправились и впечатление производили несколько подмоченное. Но каждый из нас счел своим долгом высказать восхищение. Даже Бруно сказал что-то высокопарно-поэтическое, процитировав известное стихотворение про деву-розу. Правда, думал он при этом скорее про Тересу, чем про цветок, так как вид имел довольно отстраненный и все время посматривал в сторону дома. Жених был настолько зависим от своей невесты, что намеки старшей Берлисенсис, естественно ли его чувство, казались уже и не намеками. Когда мы направились назад, Бруно оживился. Видно было, что он сдерживался из последних сил, чтобы не бежать и не извиняться перед Тересой. Извиняться непонятно за что…

В гостиной никого не оказалось. Сестра, скорее всего, прямиком прошла в свою комнату, не желая составлять компанию фьординам, которым и без нее было о чем поговорить. Хотя любящая мамочка Нильте наверняка была столь навязчива, что фьордина Берлисенсис скорее отправилась бы рассматривать розы, чем продолжила вести давно надоевшую ей беседу.

– Тереса… – расстроенно сказал Бруно.

– Она непременно скоро спустится, – попыталась его поддержать мама. – Мы прямо сейчас к ней с Патрисией сходим. Может, вы пока в карты поиграете? Мы как раз купили недавно чудный карточный столик.

Предложение ни у кого не вызвало энтузиазма. Мне не хотелось идти уговаривать Тересу, которая вела себя сегодня отвратительно, да и мои уговоры на нее не повлияют. Кроме того, я боялась, что Даниэль непременно сцепится с Андресом и Бруно им в этом никак не помешает. Слишком мало его интересовало все, что не относится к невесте. А эти молодые люди к ней никак не относились – Тереса же не выказала в них никакой заинтересованности. Но мама упорно делала вид, что ничего особенного не происходит, усадила их за карты и повела меня наверх.

– Есть надежда, что не передерутся, – сказала она мне тихо, – пока мы с тобой попытаемся привести в чувство Тересу. Эта свадьба ее совсем из себя вывела. Мне кажется, она жалеет, что так поспешно согласилась.

– Так пусть отложит, – предложила я. – А сколько они знакомы?

– Месяц, – огорошила меня мама. – Буквально на следующий день после знакомства он приехал сюда и предложил твоей сестре руку, так как, по его словам, сердце она уже успела забрать.

– Как романтично, – протянула я, вспоминая намеки Берлисенсис-старшей в столовой. – Внезапно вспыхнувшая страсть. Тебе не кажется все это несколько неестественным?

– Тереса – красивая девушка, – гордо ответила мама. – И это не первый случай, когда на ней хотят жениться сразу после знакомства, ты же знаешь.

– Но жених очень уж странно себя ведет…

– Мы не знаем, как он вел себя до знакомства с Тересой, – парировала мама. – Может, это его обычное состояние? Он так умилительно нежно относится к твоей сестре, что смотреть на них – одно удовольствие.

Я хотела сказать, что бабушка жениха такого удовольствия не испытывает, но мы уже подошли к двери Тересиной спальни. Я даже за ручку взялась, но мама меня остановила:

– Сначала постучим. Тереса такая нервная.

Но постучать мы не успели. В замке два раза провернулся ключ, показывая тем самым, что хозяйка комнаты не желает ни с кем разговаривать.

– Тереса, да что такого случилось? – встревоженно сказала мама.

– Да оставьте вы меня все в покое! – раздался из-за двери злой голос. – Видеть никого не хочу.

– Но Брунито так расстроен.

– Сама его успокаивай!

В голосе сестры появились несвойственные ему ранее визгливые нотки, а в дверь полетело что-то хрупкое и бьющееся. Осколки с веселым звоном посыпались на пол, а из-под двери вылилось немного воды.

– Ваза синьского фарфора, – с горечью сказала мама. – Утром в ней такой букет стоял… Пойдем, дорогая, Тересе нужно успокоиться.

Но пошли мы не в гостиную, как я ожидала, а в папин кабинет, где мама начала сетовать на поведение Тересы, выходящее из всех рамок в последние дни. Мне показалось, что больше всего ей было жалко вазу – остальное подлежало исправлению, а это уже нет. Даже собранный заново с помощью магии, предмет сильно терял в цене, хотя мест скреплений обычным взглядом не было видно, но эксперты на такое обращали внимание всегда. А уж стоило такое восстановление столько, что по цене практически сравнивалось с новой вазой.

– Вы ей всегда слишком много позволяли, – напомнила я.

– Она такая ранимая, – расстроенно сказала мама. – Чуть что – сразу в слезы. А мне так больно видеть ваши с сестрой слезы, Патти.

Легкость и мягкость характера мамы привели к тому, что истеричность, которую она стыдливо именовала «ранимостью», и достигла у Тересы таких размеров. А еще вседозволенность. Что сестра хотела, то рано или поздно получала, ей всегда удавалось добиться того, что ей нужно. Но говорить это маме бесполезно – что получилось, то получилось, ничего уже не исправить. За размышлениями я перестала следить за тем, что говорит мама, поэтому когда опять попыталась включиться в разговор, ее слова меня ужасно удивили.