– Скажете, – согласился Волков и опять повернулся ко мне: – Анна Дмитриевна, а фамилию Рысьина вы не слышали от господина Песцова или в связи с ним?
– Слышала, – с тяжелым вздохом признала я, заслужив еще один ненавидящий взгляд обсуждаемого субъекта. – Госпожа Соболева говорила, что у Дмитрия Валерьевича роман с Рысьиной-младшей, из-за чего ему отказали от дома.
– Нет у меня с ней романа! – взревел Песцов, как будто был Буйволовым. – Я ее вообще в глаза не видел, представьте себе.
– А что еще говорила Соболева? – не обращая внимания на его вопли, спросил у меня Волков.
– Она постоянно что-нибудь говорит, – заметила я. – Но про господина Песцова и Рысьину-младшую она больше ничего не говорила. Впрочем, я уверена, что и это – обычная сплетня и верить скорее надо Дмитрию Валерьевичу, чем ей.
– Вот спасибо вам, Анна Дмитриевна, – прошипел Песцов. – Вот уважили. И почему я не настоял, чтобы мисс Мэннинг вас уволила? Вы ведь прекрасно знаете, что между мной и Рысьиной ничего нет!
– Что вы так возбудились, Дмитрий Валерьевич? – сузив глаза, прошипел Волков. – Если вас с Рысьиной-младшей ничего не связывает, то вам и опасаться нечего. Анна Дмитриевна всего лишь была честна со мной.
Потом Волков попытался получить информацию и от горничной, но та не знала вообще ничего, поскольку по большей части провела время в гостинице, готовя концертную одежду для мисс Мэннинг. Про Рысьиных она ничего не слышала и помочь меня найти никак не могла. Волков в ней разочаровался очень быстро, повернулся к Песцову, настолько усердно сверлящему меня неприязненным взглядом, что уже стало казаться: дырка есть не только во мне, но и во всем за моей спиной.
– Давайте-ка, Дмитрий Валерьевич, мы отойдем и вы скажете, где провели тот день. Имейте в виду, я проверю.
Подслушивать в этот раз я не стала. Во-первых, и без того догадывалась, где провел Песцов тот злополучный день, а во-вторых, на меня сразу же набросилась с вопросами мисс Мэннинг.
Глава 9
Песцов устроил скандал почти сразу после ухода Волкова. Весьма недовольного Волкова, на прощание сказавшего, что его благодарность мне за любую информацию о пропавшей не будет иметь границ, в пределах разумного, разумеется, а вот утаивание оной информации и тем более девушки сделают этого нехорошего человека личным волковским врагом. И если на первой половине речи мисс Мэннинг еще не теряла надежды улыбками и нежными взглядами заполучить еще одного поклонника, то к середине второй половины проникновенной речи певица смотрела на штабс-капитана с большой неприязнью. Возможно, потому, что цену информации он так и не назвал, а неприятности обещались всем, и вполне определенные. Но угрозы закончились, и Волков, холодно попрощавшись, отправился проверять сплетни Соболевой. Надеюсь, она его окончательно запутает. Эх, надо было ему сказать, что она весьма искусна в спиритических сеансах и общении с духами – все развлечение бедной женщине, которая непременно пострадает от чужой грубости. Миндальничать Волков не будет.
– О таких вещах, как лояльность к хозяину, вы не слышали, Анна Дмитриевна? – зло бросил Песцов. – Как вы могли раскрыть мои тайны первому встречному?
– Положим, вы мне не хозяин и даже не работодатель, – отрезала я. – Платит мне мисс Мэннинг, если вы вдруг забыли. Да и тайны у вас так себе. Думаете, никто не понял, куда вы отлучались?
– Филиппа, увольте ее, наконец, – повернулся Песцов к мисс Мэннинг. – Наглость этой особы переходит все границы. У меня из-за нее будут неприятности с Волковыми.
– Неприятности у вас будут из-за того, что вы на весь день бросили мисс Мэннинг, – заметила я, переходя тоже на английский. Действительно, так проще: не придется потом переводить заинтересованно прислушивающейся к песцовским воплям певице. – А вовсе не из-за того, что я об этом сказала. Вы думаете, мистер Волков не проверил бы ваши слова? А когда убедился бы, что вы ему наврали, непременно приехал бы выяснять почему. А так у него не будет в этом нужды. Можно сказать, и волки сыты, и овцы целы.
Никогда бы не подумала, что мой собеседник воспримет эту пословицу буквально, намеком на свои отношения с Волковым.
– Я Песцов! – возмущенно взвыл он. – Извольте не забываться!
– Вы так усиленно на это напираете, что я невольно вспоминаю о признании духа, что двое выдают себя не за тех, – не сдержалась я.
Песцов замер, только его ноздри раздувались от едва сдерживаемого гнева и усы топорщились, как у кота, почуявшего мышь. Наконец он достаточно совладал с собой, чтобы высокомерно процедить:
– Филиппа, присутствие этой женщины меня оскорбляет! Мне еще ни от кого не хотелось так избавиться, как от нее. Увольте ее. Немедленно. Если вы опасаетесь неустойки, я ее оплачу.
Выговорив последнюю фразу, он заметно скривился, наверняка вспомнив, что уже всучил мне взятку, но, к моему уважению, предложение назад не взял. Мисс Мэннинг задумчиво поглаживала свой мех, не торопясь с ним соглашаться.
– А мне кажется, – томно протянула она, – что вы к Анне неравнодушны. Слишком уж сильно вы к ней придираетесь. По любому самому мелкому поводу.
Вывод был столь неожиданный и оглушающий, что Песцов потерял дар речи. Он стоял, разевая рот, как выброшенная на берег рыба, и никак не мог придумать, что же такого ответить, чтобы отстоять свою честь и не оскорбить певицу. Конец представлению положила кошка, как ошпаренная выскочившая на площадь и лишь чудом затормозившая почти у самых наших ног. Она выгнула спину, вздыбила шерсть, зашипела, словно могла этим испугать кого-то, кроме себя, и попятилась, не сводя с нас напряженного взгляда. На кого именно она смотрела, было непонятно, но мне почему-то показалось, что не на меня. Песцов раздраженно махнул рукой, отчего кошка подпрыгнула и сиганула вбок столь быстро, что я успела заметить лишь смазанную тень. Но ее страх словно остался и висел в воздухе. Сильный страх, который нельзя было объяснить обычной встречей с оборотнями. Как я успела заметить, в Ильинске домашние животные меня не боялись, во всяком случае когда я была в человеческом облике. Возможно, конечно, что волковские щиты так действуют на кошек, а возможно, эта кошка просто не совсем нормальная. Или вообще после встречи с Волковым, который никуда не ушел, а наблюдает за нами сейчас издали.
Похоже, над странностями кошкиного поведения задумалась только я, поскольку Песцов забыл о бедняжке сразу, едва та пропала из виду. Еще бы: у него имелся куда более интересный объект для наблюдения, на который он и перенес укоризненный взгляд.
– От вас, Филиппа, я такого не ожидал.
– А что вы ожидали? Что я откажусь от единственного переводчика и сдамся на вашу милость? – неожиданно сухо спросила мисс Мэннинг. – Это непредусмотрительно. Если вы наживаете таких врагов, как мистер Волков, я могу оказаться посреди снегов совершенно одна. Или вообще под снегами, если вы понимаете, о чем я.
– Мы с Волковым не враги, – запротестовал Песцов.
– Он так не думает. Мистер Волков… – Она пощелкала пальцами перед лицом, словно подбирая слова. – Мистер Волков сам решает, кто ему враг, а кто нет. Вы у него доверия не вызвали. Не стоило вам врать по мелочам, Дмитрий.
– Филиппа, да забудьте вы про это недоразумение. Речь сейчас не о Волкове, а о вашей переводчице. Я уверен, что она приносит нам несчастья. Наверняка именно это подразумевал дух, когда не мог выбрать ответ об успехе вашей поездки. Выгоните ее – и все пройдет безупречно.
– Анна не бросала меня посреди улицы по надуманной причине, – заупрямилась мисс Мэннинг. – Более того, не она меня сейчас удерживает на холоде и тем ставит под удар мое горло. Даже ваша миссис Соболева прекрасно понимала опасность моего переохлаждения.
Она выразительно раскашлялась, и Песцов подхватил певицу под руку и повел в тепло. Пока только в зал ожидания, поскольку поезд еще не приехал, но и там Песцов не оставил мысли уговорить даму сердца со мной расстаться. Я сидела тихо, размышляя, что, возможно, это было бы к лучшему: мисс Мэннинг что-то заподозрила и если не выдала меня Волкову, то лишь потому, что была не уверена в полезности этого действия. Вот если бы Волков пообещал за меня что-то осязаемое: еще один палантин, счет в банке или диадему, – мисс Мэннинг могла бы решить, что это компенсирует отсутствие переводчика. В конце концов, переводчика можно найти другого, а другую диадему предложат вряд ли. Но Волков не сумел заинтересовать певицу, напротив – сумел ее оттолкнуть.
– Дмитрий, мне надоел этот разговор, – закапризничала мисс Мэннинг. – Давайте остановимся на том, что если вы найдете переводчика и я решу, что он меня устраивает, то я откажусь от услуг Анны и выплачу ей компенсацию.
При этих словах она повернулась ко мне и еле заметно подмигнула, давая понять, что расставаться со мной она не собирается, а приведенные переводчики ее устроят вряд ли.
– И не спорьте, Дмитрий, – она опять повернулась к Песцову. – Я устала, и мои бедные нервы не выдержат продолжения этого разговора. Что вы будете делать, если я упаду в обморок?
Она чуть покачнулась, показывая намерение, затем с сомнением посмотрела на довольно грязный пол и решила поверить любому ответу Песцова, не проверяя его опытным путем.
– Филиппа, разве я позволю вам упасть? – не разочаровал он ее. – Я отнесу вас в вагон на руках.
– А надо бы вызвать врача, – неодобрительно сказала горничная. – Мисс просто так в обморок не падает.
Это было настолько неожиданно, что Песцов посмотрел на нее так, словно только сейчас понял, что она живой человек, а не предмет мебели. И правда, ранее я не слышала от нее ни единого слова при Песцове, да и в разговоре со мной она была весьма немногословна.
– Только не говорите, Дмитрий, что горничную тоже нужно уволить, – хихикнула мисс Мэннинг.
– Все против меня! – трагически простонал Песцов, прикладывая руку ко лбу.
Мне стало его жалко. В конце концов, у него из-за меня сплошные проблемы, и еще неизвестно, что будет дальше. Особенно если Волков узнает, что из Ильинска меня вывез действительно Песцов. Одной драной шкурой дело точно не ограничится.
– Дмитрий Валерьевич, – примиряюще сказала я, – существует теория, по которой мелкие неприятности разменивают одну крупную. Вдруг мое присутствие уберегает вас от чего-то страшного?
– Мне уже кажется, Анна Дмитриевна, что страшнее вас ничего быть не может, – огрызнулся он.
Но сделал это уже не с таким пылом, как раньше. Противостоять сразу трем дамам сложно даже Песцовым. Особенно если одна хоть и не говорит по-русски, но сразу требует разъяснений, о чем мы секретничаем на непонятном ей языке. Боится, наверное, что договоримся за ее спиной.
– Вдруг судьба приготовила вам нечто совершенно ужасное? – предположила мисс Мэннинг, выслушав мое объяснение. – А Анна героически ей противостоит.
Возможно, она даже убедила бы кавалера в моей святости, если бы наконец с улицы не раздался характерный свист поезда. Мисс Мэннинг сразу выбросила из головы всю ерунду, не касающуюся собственных вещей, которых все еще на вокзале не было. Мы вышли на перрон, где сразу вспомнилось посещение синематографа с Николаем, но здесь была не только картинка – приближающийся пыхтящий металлический зверь в клубах дыма, – но и полный набор звуков, сопровождающих прибытие поезда. И запахов тоже набор. Мне даже не надо было перестраивать обоняние, чтобы ощущать эту чудную смесь, являющуюся неотъемлемой частью железной дороги: креазот, угольный дым, машинная смазка и нечто неуловимое, что я назвала бы ароматом странствий, будоражащим душу и зовущим куда-то.
Вместе с нами на перрон вывалился подозрительный тип, от которого сразу зафонило магией, скорее всего, от включенного артефакта. Он зашнырял по перрону, вызывая лишь слабый интерес железнодорожников, из чего я сделала вывод, что появился он тут не впервые и наверняка по мою душу. Я старательно притворялась, что не замечаю, но на самом деле внутри все сжималось от страха. Выдержит ли моя маскировка проверку артефактами? К счастью, шпик нами не заинтересовался и устроился рядом со входом, ожидая появления других пассажиров, которых пока не было. Меня это успокоило, но не настолько, чтобы окончательно про него забыть, и я время от времени косилась в его сторону.
Мисс Мэннинг же на шпика не обратила ни малейшего внимания, поскольку была увлечена очередным скандалом, который устраивала Песцову. Багажа не было, а без багажа она в поезд садиться не собиралась, пусть он пока еще даже не подъехал, а только приближался к станции, постепенно замедляя ход, чтобы застыть точно напротив перрона. Сразу за паровозом было два глухих вагона: темно-коричневый, который в свете фонарей казался почти черным, и зеленый, на котором была прикреплена треугольная табличка «Почта». Остальные вагоны были синими и желтыми, с аккуратными надписями поверху «Прямое сибирское сообщение». Наверное, при солнечном свете поезд выглядит очень нарядно и заметен издалека, особенно на фоне снега.
Почти одновременно с поездом на перрон въехала тележка с кучей чемоданов и сундуков.