Голые среди волков

– Не ори! – зашептала Гортензия. – Ты должен отделаться от жиденка, и чем скорее, тем лучше!

Неподдельный страх Гортензии передался Цвайлингу. Он вдруг осознал опасность.

– Но как это сделать?

– Мне-то откуда знать? – крикнула она. – Ведь ты гауптшарфюрер, а не я! – Испугавшись собственного крика, она смолкла. Разговор прервался.

Гортензия встала на колени у ящика и вновь занялась укладкой, с яростью разрывая газетные листы. Откровенный страх поселился в них, и за весь вечер супруги не обменялись больше ни единым словом.

Цвайлинг искал выхода из положения. Улегшись в постель, он мучительно раздумывал. Вдруг он приподнялся и толкнул жену в спину:

– Гортензия!

Она испуганно села и долго не могла прийти в себя.

– Придумал! – торжествующе воскликнул Цвайлинг.

– Что такое?

Цвайлинг включил свет.

– Скорей! Вылезай!

– Ну чего тебе? – дрожа от холода, проворчала Гортензия.

Цвайлинг был уже у двери и повелительно рычал:

– Скорей же! Иди!

Сейчас это был гауптшарфюрер, и Гортензия боялась его. Она вылезла из теплой постели, надела поверх тонкой ночной сорочки халат и пошла за мужем в столовую, где тот принялся ворошить содержимое одного из ящиков буфета.

– Нужна бумага, для письма…

Гортензия оттолкнула мужа и стала рыться в ящике.

– На, держи! – Она подала ему старый пригласительный билет от Объединения женщин-нацисток, но Цвайлинг яростно швырнул его обратно в ящик.

– Ты спятила? – Он оглядел комнату. На стуле лежал сверток. Цвайлинг оторвал кусок обертки. – Это подойдет. – И, положив клочок бумаги на стол, он грубо скомандовал: – Карандаш, живо! Садись, будешь писать. – Войдя в раж, он нетерпеливо скреб щеку. – Ну, как же это…

– Я же не знаю, что ты хочешь, – буркнула Гортензия, усевшись с карандашом за стол.

– Пиши! – прикрикнул Цвайлинг, но, едва жена коснулась карандашом бумаги, удержал ее руку: – Погоди! Печатными буквами! Должно выглядеть так, будто писал заключенный.

Гортензия с возмущением бросила карандаш.

– Ну, знаешь ли…

– Чепуха! Пиши! – Он опять почесал щеку и начал диктовать: – Капо Гефель и поляк Кропинский прячут на вещевом складе еврейского ребенка, а гауптшарфюрер Цвайлинг ничего об этом не знает.

Гортензия большими печатными буквами написала это на бумаге. Цвайлинг задумался. Нет, не то! Он оторвал от обертки еще клочок и сунул его жене.

– Гефель с вещевого склада и поляк Кропинский хотят насолить гауптшарфюреру Цвайлингу. Они спрятали на складе, в правом дальнем углу, еврейского ребенка. – Цвайлинг подошел к жене и заглянул через ее плечо: – Вот так, правильно. А теперь подпишись: заключенный с вещевого склада.

Выводя буквы, Гортензия спросила:

– Что ты сделаешь с запиской?

Цвайлинг с довольным видом потер руки:

– Подсуну Райнеботу.

– Ну и мошенник же ты! – презрительно сказала Гортензия.

Цвайлинг счел это за одобрение. Тугие груди Гортензии под ночной сорочкой дразнили его взгляд. Ухмыляясь, он заключил жену в крепкие объятия.

На другое утро Пиппиг сразу же после поверки примчался в лазарет. В перевязочной он застал Кёна.