Взяв за правило рисовать не меньше трех картин в неделю, Аннализа уделяла любимому занятию каждую свободную минуту. В поисках свежих идей девушка не упускала возможности составить компанию тетушкам и Нино, когда они выбирались за пределы Миллза. Иногда случались поездки во Фрипорт, Брансуик и Давенпорт. Обладая цепкой памятью, Аннализа тщательно все запоминала. События, от которых бурлил весь мир, просачивались в газеты и телевидение даже в захолустном Миллзе и тоже волей-неволей влияли на ее творчество. Еще бы, ведь даже Nonna признавала, что наступили диковинные времена и такого она не видала за всю свою долгую жизнь.
За последнюю пару месяцев мир словно сошел с ума. Сенатор Кеннеди сбросил с моста машину с пресловутой секретаршей. Нейл и Базз прогулялись по Луне. Никсон упорно посылал солдат во Вьетнам, нарушая обещание прекратить войну. Не прошло и недели после трагедии с Мэнсонами, как начался фестиваль в Вудстоке. Когда такие события валятся разом, трудно не заметить, что за безумие творится кругом.
Вудстокский фестиваль проходил всего в нескольких часах езды от Миллза, и Аннализа рвалась поехать туда с друзьями из Бангора. Но если бы ее поймали, ей пришлось бы распрощаться со школой и податься в сестры милосердия. И все же девушка мечтала присоединиться к движению боровшейся за правду молодежи.
По выходным после ужина ей приходилось выслушивать, как ее дядюшки, отличавшиеся узким кругозором и любовью к выпивке, толковали о политике и о войне. Аннализе казалось, что вся семья состоит из одних убежденных католиков и консерваторов. Все остальные мнения считались ересью. Женщины обычно поддерживали мужчин – поэтому Nonna до сих пор ворчала из-за грядущего переезда внучки в Портленд – рассадник порока. Но, как и многие молодые люди, Аннализа не собиралась бездумно принимать на веру все, что ей пытались внушить. Она хотела выбраться в люди и составить свое собственное мнение.
Похоже, только война не вызывала ни у кого сомнений в ее бредовости. Аннализа ни разу не слышала споров на этот счет. Ну хорошо, Штаты хотят избавить мир от коммунизма. Но зачем ради этого сражаться в джунглях за тысячи миль отсюда, зачем губить солдат и их семьи?
Мысли по этому поводу отразились на последних рисунках Аннализы, посвященных теме бунта. Девушка рисовала людей, протестующих против Никсона и войны. Рисовала женщин, стремящихся прорваться сквозь бесконечную череду непробиваемых стеклянных потолков. Рисовала хиппи, музыкантов, поэтов и художников, выражающих себя всеми возможными способами. Конечно, многие рисунки не нравились родственникам – такие она прятала под кровать.
Через три месяца после памятного разговора с Джеки в Портленде, в четвертую пятницу октября, Нино уговорил Аннализу сходить на футбольный матч от их школы. Аннализа была совершенно равнодушна к спорту. Отец прежде таскал ее болеть за команду его университета – «Бурых медведей Мэна», и вспоминать об этом не было никакой охоты.
Но даже те редкие обитатели Пейтон-Миллза, кто не интересовался жизнью местной команды, знали, что сегодня вечером ожидается главное событие года: «Спартанцы» против «Орлов Давенпорта». В отличие от Миллза, Давенпорт славился прекрасными ресторанами и площадками для гольфа, не говоря уже о его богатстве и авторитете. Давенпорт мог похвастаться и куда более живописными, чем у соперников, пейзажами. Но что касается футбола – корона первенства принадлежала Пейтон-Миллзу.
Трибуна для зрителей, где сидели, потерявшись в море синих футболок «Спартанцев», Аннализа, Нино и их друзья, располагалась на обширном поле позади весьма современной на вид старшей школы Давенпорта. Было холодно, не больше пяти градусов тепла. Многие болельщики кутали колени пледом.
Яркие огни прожекторов высветили лучшего игрока «Спартанцев», прорвавшегося сквозь защиту. Он мчался навстречу победе, и все как один болельщики вскочили на ноги.
Аннализа из чувства противоречия осталась сидеть. Ей было странно, как толпы людей могут сходить с ума из-за дурацкой игры, когда в мире происходят такие серьезные события. Видимо, люди просто искали способ отвлечься и поболеть за победу: в футболе все куда проще и понятнее, чем на войне.
Когда Нино сел обратно, Аннализа продолжила прерванный разговор про свой отъезд после окончания учебы.
– Понимаешь, я словно белая ворона. – Она равнодушно скользнула взглядом по игровому полю. – Ты видел хоть раз, чтобы девушку из Пейтон-Миллза не интересовали наши гориллы, бегающие туда-сюда со своим нелепым мячом? Только не думай, что я ненавижу Пейтон-Миллз – дело не в этом. Просто он не для меня. Миллз – это город моего отца, там его школа. Поэтому я не хочу иметь с ним ничего общего.
Нино поправил распятие на шее.
– Да все понятно, cugina mia. Я не обижаюсь. Одолжи мне диван для ночевки в Портленде – и никаких вопросов. А еще лучше комнату, чтобы водить туда городских девчонок.
Аннализа стукнула его по руке.
– Вот еще. Только попробуй привести ко мне девчонку. Тем более у меня так мало денег на съем, что вряд ли я найду куда положить верзилу вроде тебя.
Нино хмыкнул, не отрывая глаз от забивалы, занявшего место позади линии защиты.
– Сколько повторять – такой красотке, как ты, надо просто подцепить богатого парня, и дело с концом… А я буду время от времени у тебя зависать. Поищи среди богачей, живущих в больших особняках на Вест-Энде, или среди тех, у кого дом на воде в Кейпе.
– Я-то думала, что хоть кузен меня понимает. – Аннализа разочарованно покачала головой.
– Поживем – увидим, – отозвался Нино. – Не пройдет и месяца после отъезда в Портленд, как ты сама будешь хвастаться брильянтом на пальце и успехами в уроках по теннису.
Аннализа ткнула его в плечо.
– Ну что ты за болван, Нино. Если я докачусь до такого, можешь сразу меня придушить. Кому нужны эти отношения! Не помнишь, что ли? Мой отец загубил маме всю карьеру. – Группа поддержки «Спартанцев» изобразила стандартное приветствие, сопровождающее гол. Аннализа встала. – Пойду возьму «Мокси». Тебе захватить?
– Никто, кроме тебя, не пьет эту гадость. – Нино скорчил гримасу. – Принеси мне лучше «Краш».
Аннализа спустилась с трибуны, миновала девушек из группы поддержки, обогнула площадку для ворот и подошла к торговым палаткам, стоявшим со стороны местной команды. У окраины игрового поля под деревьями выстроились столики для пикника. На одном одиноко примостилась девочка, на вид чуть помладше Аннализы. Поставив локти на бедра и опустив подбородок на переплетенные пальцы, она сверлила взглядом землю, словно ей не было никакого дела до игры.
Именно с таким унылым и одиноким видом ходила Аннализа после того, как переехала в Миллз. Она взглянула на длинные очереди смеющихся подростков возле палаток с лимонадом и рыбными хот-догами и, сама не зная почему, повернула к девочке.
– Привет! Как дела, все нормально? – остановившись на расстоянии десяти шагов, спросила она.
Девочка подняла глаза, напоминая черепаху, готовую от робости тут же спрятать голову в панцирь. Ее прямые, словно разглаженные утюжком каштановые волосы были разделены ровным пробором. Новенький школьный пиджак намекал, что она явно живет в Давенпорте, а не в Пейтон-Миллзе.
– Нормально. – Изо рта у нее вырвалось облачко пара.
Ответив, девочка вновь уткнулась взглядом в землю, словно под тяжестью груза, привязанного к подбородку. Ее худоба тоже была знакомой: Аннализа и сама сильно похудела, когда после похорон пропал аппетит. Разговор не клеился, но Аннализе не хотелось останавливаться на полпути: поведение девочки слишком напоминало, что происходило с ней самой два года назад.
Где-то за спиной радостно загудели болельщики. Аннализа шагнула вперед.
– У тебя симпатичный пиджак.
Девочка бросила на нее короткий взгляд.
– Спасибо.
С чего бы начать? Надоедать не хотелось, только не бросать же человека в одиночестве. Вдруг ей надо с кем-то поговорить? На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать. Аннализе тоже трудно приходилось в этом возрасте.
– Слушай, прости, что надоедаю, но, по-моему, настроение у тебя не очень, – осторожно начала она. – Или на земле показывают увлекательное кино, которого я не вижу. Как тебя зовут?
– Эмма. – Девочка попыталась улыбнуться шутке.
Еще один шаг. Аннализе чувствовала себя дипломатом на вражеской территории.
– Эмма, а тебе нравится игра?
Девочка наконец подняла голову, оторвав взгляд от земли, и уперлась в бедра ладонями.
– Ну а то, сплошное веселье, – язвительно ответила она. – Просто отпад.
– Ты что, не любишь футбол? – удивилась Аннализа.
Еще один шаг.
Эмма отвела взгляд в сторону.
– Терпеть его не могу.
Улучив минуту, Аннализа присела рядом на стол.
– Как я тебя понимаю! На что тут смотреть? Одна орава потных качков гоняет другую. – Обе взглянули, как команды строятся посередине поля. – А болельщики еще хуже. Не знаю насчет «Орлов» – может, ты за них болеешь, но фанаты «Спартанцев» просто с ума сходят от этих игр. Словно от подобной возни на поле есть хоть какая-то польза.
Следом за утробными рыками игроков послышалось бряцанье шлемов и ободряющий гул болельщиков.
Эмма едва заметно улыбнулась.
Вдохновленная успехом, Аннализа продолжила: