Путь селекционера

– Во сколько ушёл Новик?!

– В двадцать восемь!

– Спасибо, свободны.

Надью вывели, и Йелим перевёл тяжёлый взгляд на меня:

– Ну, что же, ничего не хотите сказать?

Со стороны наверняка было видно, как я боялся, но ябедничать – не выход. Наверняка есть какая-то лазейка…

– Новик?

Тут меня осенило: ну конечно, Новик!

– Слушайте, – я старался говорить спокойно, но ничего не получалось: меня трясло от страха, – я – разведчик КФИМа. Я воевал. Да, я родился на низшей планете. Вы думаете, мне делать больше нечего, как людей убивать? Только получив паспорт и попав на Фрейм? Да я ради этого паспорта столько по Низшим прошагал!

– Хм… хорошо. Как вы тогда объясните поведение Надьи Прим?

– А я знаю? Меня подставить захотела. Ну, нашла дурачка, который впервые на фрейме, и всё!

– Ладно. Следствие ещё идёт, так что вы будете сидеть в изоляторе до суда. Уведите!

Последняя фраза адресовалась конвоирам, тут же выполнившим приказ. Во Всеслире если и велось следствие, что бывало крайне редко, то длилось оно месяц или два, а потому сидеть я приготовился долго. Делать было откровенно нечего, и я попросил что-нибудь почитать. Мне дали тоненькую книжку «Социализация на Фреймах». Собственно, благодаря ей я и узнал многие вещи. Например, ножик, которым Надья разделывала мясо на кухне, назывался «резак плазменный бытовой». Также там было и про «имплантаты», а именно следующее: «Не бойтесь, если зрачки собеседника приняли необычную форму или их вообще не видно! Это имплантаты…»

Тут я подумал о Надье. Чёрт, как же плохо вышло. И она хорошая девушка, и я кретин! Ушёл бы спокойно и… Эх! Разозлившись, я ударил кулаком стену, разбил руку в кровь, но ничего не почувствовал. Зато я чувствовал обиду на всё: на тех, кто лишил меня дома, на Йелима, на Надью, но больше всего – на себя. Холод отчаяния, тихонько подкрадывавшийся всё это время, теперь не таился и открыто пожирал меня изнутри; голова раскалывалась от боли… Я уже готов был сдаться, лишь бы это прошло, но в один момент меня озарило: они – все они, и Йелим, и Надья, и весь этот проклятый КФИМ – одно целое. Нельзя выделять кого-то одного, чтобы малая часть заставила пожалеть остальное. Я – один против всех. И плевать на Надью – пусть её сажают. Я буду биться до конца.

Полегчало. Я лёг на койку, повернулся к стене и заплакал без слёз, а потом заснул. Снова снился бред: все эти новые вещи – резак, конденсаторы, автомобили… Надья, которая кричала и проклинала меня, мама, сестра, мелкие. Во сне я тоже плакал, но, слава богу, меня разбудили.

– Поднимайтесь. Сегодня суд.

– Уже? – удивился я.

– Давайте скорее…

Охранник оставил завтрак и вышел. В тарелке оказалась каша бурого цвета. Вкуса у неё не было, а потому я постарался съесть её как можно быстрее. О вчерашнем думать не хотелось, но нехорошие мысли сами лезли в голову.

Через несколько часов охрана провела меня в зал суда. Он располагался в этом же здании и походил на большой амбар со стенами, отделанными под дерево. Это меня в такой ситуации даже несколько умилило: сами живут в железных коробках, а здесь…

Меня усадили на скамью в прозрачном кубе рядом с Надьей, которая даже не взглянула на меня. Я потрогал грань: та была гладкая, но будто «кусалась». Кто-то снаружи усмехнулся. Помещение было практически пустым: кроме судьи, охраны и нас с Надьей – всего человек восемь, один из которых оказался побитым мною пройдохой. Он всё время зло смотрел то на меня, то на Надью. Первым заговорил судья, который рассказал о произошедшем, затем встал другой человек. Он тоже упомянул многое, чего я не понимал.

Я прикрыл глаза. В любом случае от меня мало что зависело. Надья же сидела ни жива ни мертва и лишь всхлипывала. Мне опять стало грустно, но вновь пришла на помощь вчерашняя мысль: пусть это жестоко, но всё же она живёт за счёт моей планеты.

А в зале тем временем нарастал шум. Я не мог понять из-за чего: то ли дело было настолько возмутительным, что его все обсуждали, то ли, напротив, от скуки стали беседовать. На замечание судьи никто внимания не обратил, и тогда он нажал на какую-то кнопку.

В зале тут же наступила неестественная тишина, я даже своего дыхания не слышал.

– Прошу рассмотреть следующие факты. – Голос адвоката звучал спокойно. – Надья Прим с низшей планеты, она работала проституткой и систематически подвергалась унижению со стороны сутенёра…

Потом адвокат рассказал суду о моих заслугах перед КФИМом, каким я был героем на войне, но что меня больше всего поразило – он точь-в-точь повторил слова, которые я сказал Йелиму. Как я понял, адвокаты были на нашей с Надьей стороне. По завершении их выступлений судья удалился на полчаса. Наконец, он постучал молоточком и огласил приговор:

– Ввиду улик и обстоятельств, в том числе наличии отпечатков пальцев Надьи Прим на регуляторе инжекторной печки, на которой также была кровь, но учитывая также смягчающие обстоятельства, как то: насилие…

Я удивился: ладно, ещё я не знал ничего про эти «отпечатки», но Надья-то! Она должна была знать! И что ещё за печка? Я-то думал, у них что-то более… технологичное.

– …суд приговаривает: Надью Прим к десяти годам на фрейме, или к двум месяцам на Низшем мире, или к сеансу снижения агрессивности – на выбор осуждённой. Для Декстера Новика, ввиду отсутствия явных улик, а также учитывая заслуги перед КФИМом, суд ограничивается порицанием в первой колонке завтрашней газеты «Сектор».

– Ваша честь! – выкрикнул сутенёр и показал на меня. – Но я же говорил этому Йелиму, что он меня побил!..

– А вам, – перебил судья, – лучше помалкивать! Вы-то что угодно скажете, чтобы свою девочку сохранить… Какой смысл Новику бить вас? К тому же, судя по синякам и информации с подкожных датчиков, били вас не так уж и сильно. Если бы вас бил Декстер, думаю, вы бы здесь не стояли. Тем более микрочастиц Декстера на вас не обнаружено, а Надьи – хоть отбавляй.

– Но, может, его кожа не…

Судья поднял руку, а я выдохнул. Наверняка, если бы дело было серьёзнее, и мою бы кожу обследовали бы и узнали бы, чего у неё «не…» , но мне повезло. Теперь-то я буду осторожнее… На меня накинулась Надья. Она била меня по всему телу, ревела, истерила, но я и не сопротивлялся – пусть считает, что я так извиняюсь. В конце концов её оттащили, а меня вывели. Напоследок я успел заметить, как адвокаты многозначительно переглядываются. Девушку я больше не видел.

Около здания полиции цвёл небольшой садик. Я решил было зайти в него, но вдруг услышал за спиной шаги. Это был адвокат, и, если честно, сейчас это был, наверное, самый родной мне человек. Немного смутившись, я подошёл, пожал ему руку и сказал: «Спасибо». Он же одарил меня снисходительно-брезгливой улыбкой и, отвернувшись, побрёл куда-то.

В итоге я заглянул в сад и наконец-то мог порадоваться. Я был на свободе, вынес какие-никакие уроки…

– Эй, Декстер!

Это был Йелим, следователь. Он неспешно шёл в мою сторону.

– Привет. – Йелим сел рядом со мной, я кивнул в ответ, как это делала Надья.

– Учиться жить тебе надо, а то опять к какой-нибудь «Надье» попадёшь, – посоветовал он и спросил: – Ты сейчас где живёшь?

– Нигде. В гостиницу пойду.

– На фрейме жить планируешь? Или к себе домой?

– Не знаю.

Меня откровенно смутил его дружеский тон. Только недавно мы были противниками, а сейчас…

– Слушай, не хочешь поселиться вместе?

– Что?

– Ну, тут такое дело… Я могу оформиться в администрации как твой наставник.

– Это как?

– Наставники – это люди, помогающие людям с нижних. Им полагается денежное вознаграждение… Да и тебе выгода: освоишься быстрее, у меня жить будешь, а это всяко дешевле. Плюс работу тебе найду.

– А я вам не помешаю?

– Нет, я один живу.