Путь селекционера

– Хорошо, я схожу за ним, а вы откройте ворота нараспашку и смотрите за дорогой! Если не успею, а бесы пойдут, не стреляйте, вообще ничего не делайте, как мост пройдут, за мной бегите! Я до Всеслира добраться успею – предупредить.

Заш лишь вяло покивал и поковылял к воротам. Я же опрометью бросился за собром. Вскоре я его увидел: он стоял на небольшой отмели и жадно пил. Я спустился и, показавшись, начал вычёсывать ему грязь из-под пластинок на ногах. Он прекратил пить, внимательно посмотрел на меня и довольно заурчал. Потом я дал ему понюхать свою руку. Морда у него, конечно, зрелище ещё то! Когда собр открывал рот, было видно глотку. У него головы-то как таковой и не было – только пасть на конце массивной шеи да две ноздри по бокам. Зверь принюхался и полез ласкаться – чуть меня не сбил. Я побежал к подножию моста, а он – за мной. Бежал зверь быстро, но бесшумно; тонкие лапы на две ладони входили в песок.

Заш помог подвязать собра к опоре, затем мы разделились: сторож засел в кустах с винтовкой, готовый выстрелить, а я – в канавке около дороги, так, чтобы и мост видеть. Когда пойдут бесы, я Зашу махну – и тот в собра пальнёт. Речка протекала в овраге, так что мост оказался довольно высоким.

Через некоторое время я услышал шаги и ждал, пока твари ступят на мост… и дождался. Заскрипели доски, а я смотрел на мотающего головой собра и молился, чтобы тот не шумел. Когда бесы были на середине моста, я махнул Зашу. Выстрел. Собр рухнул с дырой в боку, а спустя миг раздался мощный взрыв – меня аж контузило. Полетели щепки, а твари рухнули вниз, на камни. Когда я подошёл к Зашу, тот курил, опираясь на винтовку.

– Померли, – заявил он, – пороги там… Да и высота. Никто бы не выжил.

И правда – от речки до моста высота как от паперти церкви – до самой её верхушки. Но как ни хотелось в это верить, я всё же спустился посмотреть. На первый взгляд всё было нормально: бесы лежали на камнях, устремив рога в небо. Но это и было странно: как они могли настолько глупо погибнуть?

Словно в подтверждение моим мыслям, сначала поднялся один, затем второй, и всё – в абсолютной тишине. Сначала я, обессилев от злобы и чувства беспомощности, стоял и наблюдал, как упавшие на острые камни с большой высоты голые порождения ада молча встают как ни в чём не бывало. А потом я бросился к Зашу и выпалил:

– Живы они! Стоят.

Смачно выругавшись, Заш закинул винтовку на плечо, и мы поковыляли во Всеслир.

Глава II Пророк

Параграф 12.3 Слесарного наставления: щёчки броневика исполнены по средней точности чертежу 12-47-90-ртё, плотность материала не менее пятнадцати.

Усталость не чувствовалась даже в самом городе, где можно было расслабиться хоть ненадолго. Пусть кабаки и зазывали на короткий, но заслуженный отдых, ни я, ни Заш даже не заикнулись на эту тему. Мы шли к тому самому дядьке Григи, у которого помер мастеровой: я ходил к нему всего пару раз в жизни, но путь помнил хорошо.

После пригорода, по сути, беспорядочного нагромождения бараков да домов бедняков, мы пересекли первый земляной вал. Здесь всё было немногим лучше: к дешёвым домишкам добавились редкие лавочки и дрянные кабаки. Мастерская Григи находилась за вторыми стенами и, помимо прочего, имела своё ограждение. По сути, вся эта мнимая оборона осталась с давних пор и теперь была бесполезна против пушек – чего уж говорить о Молоте Баке… Тем жальче выглядели все патрули, роторные пулемёты на башточках. Что самое обидное, начни мы сейчас убеждать хоть кого-то, что враг уже у ворот, нас бы в лучшем случае послали куда подальше, а в худшем – определили в каземат как провокаторов.

Поэтому нам и нужен был Григи: во-первых, он был весьма уважаемым человеком, вхожим в княжеский круг, а во-вторых, если верить маме, он хотя бы выслушал нас. Конечно, виделся я с ним в последний раз, когда день рождения мой отмечали, и много что с тех пор могло поменяться, но сейчас последняя надежда была на него.

К счастью, и за вторые стены нас пропустили: потрепанная форма Заша, по всей видимости, вызывала доверие. Впрочем, с воротами мастерской удача нас покинула. Даже несмотря на уверения, что Григи знает меня лично, сторож дал нам от ворот поворот. Пришлось идти в кабак и брать одну кровать на двоих: на большее у Заша денег не хватило. Но мне всё равно спать не хотелось, то ли от чувства собственного бессилия (ведь сейчас я действительно не мог ничего сделать, без риска попасть за решётку), то ли от страха, что приснится семья.

В общем зале было тепло от камина. Я сидел, вдыхая табачный дым, и слушал пьяные разговоры. Мысли о семье лезли в голову сами по себе: я вспоминал маму и понимал, что больше не услышать мне её причитания, не увидеть улыбку Норы, не загнать мелких в школу. Перед глазами постоянно всплывал наш последний вечер: вот я стою, читаю стих ко дню святого Нюхи, а семья за столом хлопает. Наконец, воспоминания померкли, и я заметил чей-то плащ и услышал странный и необычный говор его обладателя:

Как дьявол Молот был не в духе

И посягнул на род людской.

Но отлизал он… Нюхе!

Обижен…

– Заткнись, блаженный! – раздался пьяный вопль откуда-то из глубины зала, и тогда говоривший, процедив сквозь зубы крепкое ругательство, плюхнулся на стул рядом со мной.

Признаться, то, что хоть кто-то здесь говорит о Молоте Баке, меня воодушевило. Возможно, этот господин выслушает меня. Он мне напоминал священника. Пусть кроме нашего дьякона и того, с которым спорил студент в детстве, других я не встречал, но схожая одежда – плащ с фибулой-змеёй, кусающей себя за хвост, чёрные сапоги, которые снабженцы Синода выдавали всем духовникам раз в год, и широкие шаровары – наводили на мысль о принадлежности незнакомца.

Однако его состояние, как говорится, немного не доводя до положения риз, не пристало служителю церкви. Впрочем, мне было всё равно, я просто хотел выговориться:

– Ваше преподобие… Молот Бак Заставницу сжёг… Это вот туда… – Я махнул на одну из стен кабака.

– Не закусывал, что ль? – ехидно перебил священник. – Ты такое не болтай: быстро загребёт наш батюшка-князь и втопчет в грязь да на коновязь. Будешь на сковородке, словно язь…

Собеседник явно бредил, но заливаться алкоголем не переставал.

– А ты непьющий? Или неимущий?

– Второе, – ответил я, раздражаясь от его попыток всё рифмовать.

– Это поправимо, – шепнул он, подмигнув, а затем продолжил криком: – Народу нужно пиво!

Тот же пьяный голос, что до этого осадил гостя, послал его куда-то во второй раз. Но вскоре неприглядного вида женщина всё же принесла пойло.

– Пей, юноша, пока не загребли хорунжие!

Я благодарно кивнул и пригубил. Должен сказать, что все разговоры о слабости пива – брехня. Нет, может, где-то и варят такое, но конкретно в этом кабаке оно било мощно и жёстко.

– А чего ты про Заставницу говорил?

– Молот Бак сжёг. Чертей, малых Молотов его своими глазами видел.

– Это тебе до князя надо, я сам пытался вразумить, да плетью будут бить – экая наклада!

– Никто не верит?

– И не поверят, пока самих не повесят… Я ведь давно о пришествии Молота Бака говорил, ещё полгода назад! Мне тогда дух сказал – придут искатели чудес! Вот и пришли! А до сих пор никто не верит!

Священник пошёл вразнос; он уже не пытался говорить со мной, а орал на весь кабак, вставляя условные рифмы. В другой ситуации, может, мы бы и сошлись с ним на любви к сочинительству, но…

– Молот снизойдёт с небес,

Будет алкать он чудес,

Свет убьёт его чертей,

Вот-те круг и вот-те змей!

Закончив декламировать, священник сорвал с себя фибулу и вознёс высоко над головой. Однако внимание окружающих уже было приковано к входной двери: там стояли два стражника при полном параде – в тёмно-зелёных шинелях, боевых кепках, широких штанах и кирзачах. За ремешок были заткнуты посеревшие перья с металлическими остриями; раньше их использовали то ли для кровопускания в полевых условиях, то ли для различия отрядов. Впрочем, сейчас думать о них времени не было: стражники, расчищая себе путь прикладами, прорвались к незадачливому рифмоплёту и жёстким ударом уложили того на пол.

– Имя?! Год рождения?! – взревел один из них.

– Пыля Яркокосмый… Ай, да не бейте! – завопил вмиг протрезвевший священник. – Родился в три тысячи шестом… Ай!

– Пыля Яркокосмый, вы обвиняетесь в умышленном очернении Гвардии Княжества и в распространении слухов тревожного характера!

Протараторив, видать, приевшуюся за последнее время фразу, стражник поднял обессилевшего Пылю и, связав ему руки бечёвкой, повёл на выход. Я остался сидеть один с двумя полупустыми пинтами и без слушателя. Когда я допил своё пиво, осознание всего ужаса ситуации наконец дошло до меня. Наверняка последней каплей было задержание Пыли, что было явной глупостью со стороны князя и бедой всего города. Они не хотели верить и делали всё, чтобы не услышать слов правды. На глаза навернулись слёзы, и внутри без того душного и сырого помещения стало совсем невозможно находиться. Я взял недопитую пинту Пыли и прислонил ещё холодное стекло ко лбу, а затем залпом осушил её. Слёзы всё не унимались, и тогда я, дабы не привлекать лишнего внимания, вышел на улицу.

Хоть здесь воздух и был свежее, лучше от этого не стало. Слегка пошатываясь, я побрёл во внутренний двор кабака, улёгся на мягкое сено и тихонько заскулил – сейчас это казалось мне лучшим выходом… Когда полегчало, я отправился спать, и, как я и боялся, мне снилась семья…

Наутро меня разбудил Заш, мы умылись и направились к Григи. На проходной пришлось немного подождать, но когда пришёл сам хозяин, дело пошло быстрее. Он сразу повёл нас в столовую, накормил, потом показал, где баня, и, наконец, пригласил в кабинет. Надо сказать, мама скромничала насчёт Григи, постоянно рассказывая, что он, мол, обслуживает транспорт, в небольшой мастерской – не более того. На деле у него в цехах собирали броневики!

Кабинет соответствовал серьёзности предприятия: узорчатые обои на стенах, трофеи хозяина – от хитиновых пластин собров до рыбьих чучел, деревянный приятно пахнущий стол с зелёным сукном, канцелярские принадлежности – в общем, все приметы богача, как его описывают в книгах. Сам Григи был весьма не молодым, жирным мужиком, но с лицом не холёного господина, а человека, который честно отработал всю жизнь. По всему было видно: «вес» тот заслужен.