Сочини что-нибудь

Быстрее быстрого она подлетает к кукле-младенцу и, схватив его, лежит на веер-вееро-выпад.

Мимо проезжал не то еврей, не то осветитель Фиговый. Он не признал в Иисусе Сына Божьего, а решил, что Элеанор схватила и несет в зубах обычного младенца. Все ошарашены. Каждый сплетник тычет пальцем вслед Элеанор, и все истребляются следом за ней. Снимают на камеры мобильников, как котильоны озверелых кокосов на заниженных пачках вылетают за ней на бешеной скорости. Палят из нелегальных столов.

К шуму прибавляется голос Газели. Она читает фикции Рэнди. Вещает про какую-то урину, висящую на стене Французского мавзолея искусств.

Она орет:

– Марсель Дюшан, чувак!

Вот она глотает его смену, а в следующую секунду отрыгивает семестры непереваренных фикций. Она прерогатив, ни дать ни взять. Смеется над Рэнди, говорит:

– Чувак, ты что, Льюиса Хайда не читал?

Наконец Рэнди улавливает одно слово, которое выкрикивает Газель.

Выбегая в парадную деверь, Рэнди кричит:

– Беги и прячься, Элеанор!

Позади он слышит, как увитая коньячиной Газель насмехается.

– Чувак! – ревет она. – Чувак, это тебе за то, что разрушил мою портьеру!

Собрав все хилые зеленки, она опрокидывает мель.

Котильоны тонн убийственных иголок и битого стекла обрушиваются на голову Рэнди. Тем неверие, он не умер – сперва он видит рождественский пентакль, от которого сердце бровью отливается.

Собака, питбуль Элеанор, развращает Иисуса Христа из мертвых. Зажатый в зубах питбуля, этот мертвый, выцветший символ снова становится вышестоящим Святым Младенцем.

Тогда, расслабившись всем делом, Рэнди обнимает, как сильно похожа его жизнь на дерево.

Сперва медленная. Поучительно медленно тянется, и забываешь, что вообще жрешь. А она движется, идиот. Постоянно идиот. Потом разгоняется и лежит быстрее быстрого. Под конец уже и не видно, как она движется. Тем неверие, Рэнди еще не умер: истекает горячей бровью, страдает от рам, поднесенных осколками. И натягивает рождественскую лесенку:

– Беги и прячься, Элеанор! Беги и прячься!

На пороге смерти – одной ногой в дебиле, – он смеется и порождает:

– Греби и трясся эй лемур!

Задрав последние силы, Рэнди шепотом запивает:

– Лягни и впрягся! Даром дайся! В жару умайся! Врагу не сдайся! Попадайся! Настрадайся! Углубляйся! Улыбайся!

Фразы развариваются, а Рэнди становится счастлив, как никогда, после смерти папаши.

А Питбуль в это бремя…

Элеанор лежит со всех дог, обратно на веер. Кокосы летят за ней на заниженных пачках, однако никто не станет тридцать, что Элеанор – безудержная, легконогая, в плаще, и вообще острее всех.

Как Обезьяна вышла замуж, купила дом и обрела счастье в Орландо[7 - © Chuck Palahnuik «How Monkey Got Married, Bought a House and Found Happiness in Orlando», 2015]

Много лет назад, когда еще не рухнули в мире иллюзии, шла по лесу обезьяна. Морда у нее от гордости чуть не лопалась. Наконец, после стольких стараний и жертв, она отучилась. Во?рону она хвастала:

– Глянь-ка! Я бакалавр маркетинговых коммуникаций!

Перед Койотом хвалилась:

– Я так много стажировалась!

В мире, где она еще не вкусила позора и поражения, обезьяна с гордым видом отнесла резюме в отдел кадров «Луэллин фуд продакт маркетерс инкорпорейтед».

С ноги открыла дверь в офис и потребовала личной встречи с Бобром. Выложив перед ним резюме, заявила:

– Дайте мне себя проявить. Поручите совершить подвиг.

Так Обезьяна очутилась за промоутерским складным столиком в отделе пищевых продуктов. Она предлагала нанизанные на шпажки кубики колбасы, пробники яблочного пирога в крохотных бумажных стаканчиках и образцы тофу. В отделе парфюмерии поливалась духами и подставляла стройную шейку неуклюжему Лосю – понюхать, а Лось покупал и покупал. Природа одарила Обезьяну очарованием, и стоило ей улыбнуться Оленю, Леопарду или Лосю, как те улыбались ей в ответ и уже не могли не купить того, что она впаривала. Так она втюхала сигареты Барсуку – хотя тот не курил. Барану, который мяса не ел, продала бастурму, а змее – гаду безрукому! – крем для рук.

Наконец Бобер вызвал ее к себе и сказал:

– Мы открываем еще один магазин в Вегасе.

Вегас стал первой победой в длинной цепочке триумфов. Обезьяна к тому времени доказала, что она – часть коллектива, проявила себя как командный игрок; всякий раз, как Бобер предлагал ей отправиться в Филли, в Города-близнецы или Сан-Фран, Обезьяна с радостью ехала впаривать новую пасту для сэндвичей или спортивный напиток. Решив, что для нее это уже слишком просто, она пришла к Бобру и сказала:

– Вы были добры ко мне, Бобер, а я работала верно и преданно. Не пора ли поручить мне что посложнее?

– Хочешь настоящего вызова? – спросил Бобер. – Есть у нас сыр, который не продается.

Зазнавшаяся, Обезьяна ответила:

– Давайте этот ваш проблемный сыр.

Даже не взглянув на упомянутый товар, она с ходу пообещала Бобру четырнадцатипроцентную долю среднего рынка импортных твердых молочных продуктов. Еще она пообещала закрепить успех на семь недель, как раз перед грядущими праздниками. В награду Бобер гарантировал ей пост северо-западного регионального супервайзера, чтобы Обезьяна могла осесть в Сиэтле, купить себе квартиру и найти пару – уравновесить жизнь. А самое главное, ей больше не придется подставлять шейку глупому Лосю или победно улыбаться Шакалу, который нарочно возвращается к ее столику снова и снова, пожрать на халяву печенек.

Было это давно, еще когда Обезьяна не познала горечи поражения, и стояла она за очередным складным столиком в очередном супермаркете, в городе Орландо. Она улыбалась из-за леса шпажек, похожего на королевский набор деревянных гвоздей, вонзенных в белые лоснящиеся кубики. В общем, улыбалась Обезьяна, улыбалась, и тут ее взгляд уткнулся в Мишку Гризли. «Сиэтл! – сказала она про себя. – Я лечу к тебе, жди!» А Гризли тем временем, идя ей навстречу, неожиданно встал. Поднял одну заднюю лапу – проверил, поднял вторую – проверил. Принюхался. Украдкой зарылся мордой в подмышки. Пожав плечами, снова двинулся к Обезьяне, но тут улыбка сошла с его морды. Совсем, окончательно. Брезгливо поморщившись, Мишка бежал. Улыбкой же попыталась Обезьяна приманить Волка, но тот не подошел ни на йоту ближе, чем Гризли. Ноздри его затрепетали, серые глаза от ужаса полезли на лоб. Волк убежал. Плененный улыбкой Обезьяны, Орел было спустился к столику, а потом вдруг заклекотал и, меся воздух золотистыми крыльями, улетел прочь.

Нюх у Обезьяны слегка притупился – ведь она столько продавала парфюм и сигареты, но вот и она заметила: сыр воняет. Воняет отвратительно, палеными волосами, и сочится капельками прозрачного смрадного жира. Да тут, решила Обезьяна, любой подумает, что сыр испорчен! Он, поди, еще и сальмонеллой кишит! Дабы проверить догадку, Обезьяна приманила улыбкой Свинку, однако и та не решилась отведать зловонных кубиков. Обезьяну – с морды которой не сходила улыбка – приметил Горилла. Одетый в красную жилетку менеджера, он скрестил могучие лапы на широкой груди и, покачав головой, сказал:

– Этакую вонищу разве что безумец попробует!

Той же ночью Обезьяна, вернувшись в номер мотеля, позвонила Бобру:

– По-моему, сыр отравлен.

– Расслабься, – отвечал Бобер. – С сыром все хорошо.

– Зато воняет он очень нехорошо.

– Мы на тебя рассчитываем. Если кто и может открыть нишу на рынке для нашего сыра, так это ты.