Жизнь и приключения Николаса Никльби

Услыхав о страшном предчувствии, что они обречены на раннюю смерть в расцвете своего младенчества, все четыре девочки испустили жуткий вопль и, зарывшись одновременно головами в колени матери, начали визжать, пока не задрожали восемь косичек; а миссис Кенуигс по очереди прижимала дочерей к своей груди, принимая позы, выражавшие такое отчаяние, что их могла бы перенять сама мисс Питоукер.

Наконец нежная мать позволила привести себя в более спокойное состояние духа, а маленькие Кенуигсы, также утихомиренные, были распределены среди гостей, чтобы воспрепятствовать новому приступу слабости у миссис Кенуигс при виде совместного сияния их красоты.

Когда с этим было покончено, леди и джентльмены принялись предрекать, что малютки проживут много-много лет и что у миссис Кенуигс нет никаких оснований расстраиваться. По правде сказать, их как будто и в самом деле не было, так как очарование детишек отнюдь не оправдывало ее опасений.

– В этот день восемь лет назад… – помолчав, сказал мистер Кенуигс.Боже мой!.. Ах!

На это замечание откликнулись все присутствующие, сказав сначала «ах», а потом «боже мой».

– Я была тогда моложе, – захихикала миссис Кенуигс.

– Нет! – сказал сборщик.

– Конечно, нет! – подхватили все.

– Я как будто вижу мою племянницу, – сказал мистер Лиливик, с важностью обозревая свою аудиторию, – как будто вижу ее в тот самый день, когда она впервые призналась своей матери в склонности к Кенуигсу. «Мама! – сказала она. – Я люблю его».

– Я сказала «обожаю его», дядя, – вмешалась миссис Кенуигс.

– Кажется мне, «люблю его», дорогая моя, – твердо заявил сборщик.

– Может быть, вы правы, дядя, – покорно согласилась миссис Кенуигс. – Я думаю, что сказала «обожаю».

– «Люблю», дорогая моя, – возразил мистер Лиливик. – «Мама! – сказала она. – Я люблю его». – «Что я слышу?» – восклицает ее мать, и тотчас же у нее начинаются сильные конвульсии.

У всех гостей вырвалось изумленное восклицание.

– Сильные конвульсии! – повторил мистер Лиливик, бросая на них суровый взгляд. – Кенуигс извинит меня, если я скажу в присутствии друзей, что против него выдвигались очень серьезные возражения, так как по своему происхождению он стоял ниже нашего семейства и был для нас пятном. Вы помните, Кенуигс?

– Разумеется, – ответил этот джентльмен, отнюдь не огорченный таким напоминанием, раз оно доказывало, вне всяких сомнений, из какой важной семьи происходит миссис Кенуигс.

– Я разделял это чувство, – сказал мистер Лиливик. – Быть может, оно было натурально, а может быть – нет.

Тихий шепот, казалось, дал понять, что со стороны человека, занимающего такое положение, как мистер Лиливик, возражение было не только натуральным, но и весьма похвальным.

– Со временем я изменил свое отношение, – продолжал мистер Лиливик.Когда они поженились и уже ничего нельзя было поделать, я был одним из первых, кто сказал, что на Кенуигса следует обратить внимание. В конце концов по моему настоянию семья обратила на него внимание, и я должен сказать и говорю с гордостью, что всегда видел в нем честного, благовоспитанного, прямодушного и респектабельного человека. Кенуигс, вашу руку!

– Горжусь этим, сэр, – сказал мистер Кенуигс.

– Я тоже, Кенуигс, – отозвался мистер Лиливик.

– Счастливая была у меня жизнь с вашей племянницей, сэр! – сказал Кенуигс.

– Ваша была бы вина, если бы случилось иначе, сэр, – заметил мистер Лиливик.

– Морлина Кенуигс, – воскликнула в этот торжественный момент ее мать, чрезвычайно растроганная, – поцелуй дядю!

Юная леди исполнила это требование, и три остальные девочки были по очереди подняты к физиономии сборщика и подверглись той же процедуре, каковую затем проделало с ними и большинство присутствующих.

– Ах, миссис Кенуигс, – сказала мисс Питоукер, – пока мистер Ногс приготовляет пунш, чтобы выпить за счастливую годовщину, пусть Морлина исполнит перед мистером Лиливиком тот самый танец с фигурами.

– Нет, нет, дорогая моя! – возразила миссис Кенуигс. – Это только обеспокоит моего дядю.

– Я уверена, что это не может его обеспокоить,сказала мисс Питоукер.Ведь вам это доставит большое удовольствие, не правда ли, сэр?

– В этом я не сомневаюсь, – ответил сборщик, следя за приготовлением пунша.

– В таком случае, вот что я вам предложу, – сказала миссис Кенуигс,Морлина исполнит свое па, если дядя уговорит мисс Питоукер продекламировать нам после этого «Похороны вампира».

Тут раздались громкие рукоплескания, виновница которых несколько раз грациозно склонила голову в благодарность за прием.

– Вы знаете, – укоризненно сказала мисс Питоукер, – что я не люблю выступать как артистка на семейных вечерах.

– Но это к нам не относится! – возразила миссис Кенуигс. – Мы все так дружески расположены к вам, что вы словно у себя дома. К тому же такой случай…

– Перед этим я не могу устоять, – перебила мисс Питоукер. – Я с наслаждением сделаю все, что в моих слабых силах.

Миссис Кенуигс и мисс Питоукер заранее составили вдвоем эту маленькую программу увеселений, порядок которых был определен, но они порешили, что на обе стороны нужно оказать некоторое давление, ибо так будет более естественно.

Когда все притихли в ожидании, мисс Питоукер начала напевать мелодию, а Морлина исполнила танец; перед этим ей так тщательно натерли подошвы башмаков мелом, как будто она собиралась ходить по канату. Это был очень красивый танец с фигурами, требовавший немалой работы рук, и его приняли с великим одобрением.

– Если бы мне посчастливилось иметь… иметь дитя, – зардевшись, сказала мисс Питоукер, – дитя с такими гениальными способностями, я бы немедленно отдала его на оперную сцену.

Миссис Кенуигс вздохнула и посмотрела на мистера Кенуигса, который покачал головой и заметил, что он колеблется.

– Кенуигс боится, – сказала миссис Кенуигс.

– Чего? – осведомилась мисс Питоукер. – Неужели ее провала?

– О нет! – ответила миссис Кенуигс. – Но если, став взрослой, она будет такой же, как теперь… подумайте только о молодых герцогах и маркизах!

– Совершенно верно! – сказал сборщик.

– Однако, – почтительно заметила мисс Питоукер,еслд она, знаете ли, будет держать себя с надлежащим достоинством…

– Это очень справедливое замечание, – заявила миссис Кенуигс, посматривая на своего супруга.

– Я знаю только, – заикаясь, промолвила мисс Питоукер, – конечно, это может и не быть общим правилом… но я никогда не сталкивалась с такого рода затруднениями и неприятностями.

Мистер Кенуигс сказал, с подобающей галантностью, что это сразу решает вопрос и что он подвергнет сей предмет серьезному рассмотрению. Когда с этим было покончено, мисс Питоукер уговорили начать «Похороны вампира», для каковой цели молодая леди распустила волосы, стала в другом конце комнаты и, поместив в углу приятеля-холостяка, чтобы тот выбежал при словах «испускаю последний вздох» и подхватил ее в свои объятия, когда она будет умирать в бреду безумия, сыграла свою роль с удивительным одушевлением и к великому ужасу маленьких Кенуигс, с которыми от испуга чуть не сделались судороги.

Восторги, вызванные исполнением, еще не улеглись и Ньюмен (очень, очень давно он не бывал совершенно трезвым в такой поздний час) еще не мог вставить слово и возвестить, что пунш готов, когда послышался торопливый стук в дверь, заставивший взвизгнуть миссис Кенуигс, которая немедленно высказала догадку, что младенец упал с кровати.

– Кто там? – резко спросил мистер Кенуигс.

– Не пугайтесь, это я, – сказал Кроуль, в ночном колпаке заглядывая в комнату. – Младенец чувствует себя прекрасно. Я к нему зашел, спускаясь вниз, и он крепко спал, а также и девочка спала, и я не думаю, чтобы от свечи зажегся полог, разве что в случае сквозняка… Это спрашивают мистера Ногса!

– Меня?! – воскликнул крайне изумленный Ньюмен.