Приключения Оливера Твиста (адаптированный пересказ)

Негодование старого джентльмена было безграничным, но он сообразил, что если сейчас покажет свой норов, это только повредит мальчику. Он глубоко вздохнул и покорно принес присягу.

– Ну, – презрительно спросил Фенг, – что вы можете сказать?

– Я стоял у книжной лавки…

– Помолчите! – оборвал его Фенг. – Где полисмен? Приведите к присяге полисмена!

Полисмен, привыкший к характеру судьи, тут же рассказал все, что видел.

– Еще свидетели есть? – спросил Фенг.

– Нет, ваша честь, – ответил полисмен.

С минуту Фенг молчал, а потом, развернувшись к старому джентльмену поинтересовался с нескрываемой злостью:

– Ну, а вы намерены наконец изложить свои обвинения, или нет? Если вы будете тут стоять и молчать, я покараю вас за неуважение к суду!

Старый джентльмен не стал вступать в пререкания.

– Я увидел убегающего мальчика и погнался за ним. Но я думаю, что он не воровал платка, а скорее был сообщником. Надеюсь, это смягчит его участь – ведь он и так уже пострадал…

– О да, конечно! – расхохотался судья. – Эй ты, бродяжка, брось-ка свои фокусы! Лучше ответь, как тебя зовут?

Оливер сидел ни жив ни мертв. Его голова еще кружилась после падения, а страх лишил возможности здраво мыслить, поэтому он или не расслышал слов судьи, или не понял их.

– Полисмен, спроси негодяя, как его зовут! – потребовал судья.

Но и на вопрос полисмена Оливер не отреагировал. Тогда тот, чтобы не усилить бешенство судьи, ответил за мальчика:

– Его зовут Том Уайт, ваша честь. Он так и сказал: Том Уайт.

– Вот как? А где он живет?

– Где придется, – снова ответил за Оливера полисмен.

– А родители? Что он скажет о родителях?

Полисмен наклонился к мальчику, делая вид, что разговаривает с ним, а потом распрямился:

– Он говорит, что родители умерли, когда он был маленьким.

В этот момент силы окончательно оставили Оливера и он потерял сознание.

– Пусть лежит: я знаю, что он притворяется, – велел судья. – А когда ему надоест, сообщите мое решение: три месяца заключения и, разумеется, тяжелые работы.

В этот миг в зал ворвался пожилой человек в старом черном костюме и, тяжело дыша, торопливо прошагал прямо к судье.

– В чем дело? – возопил Фенг. – Немедленно выгнать этого человека! Немедленно!

– Я все видел! – закричал в ответ человек, ничуть не смутившись грозного вида судьи. – Я хозяин книжной лавки и все произошло у меня на глазах. Приведите меня к присяге!

Судья оглядел незваного гостя. Чересчур решительный вид произвел нужное впечатление и судья смилостивился.

– Ладно, – пробурчал он, – приведите его к присяге… Что вы можете сказать?

– Я видел, как три мальчика – этот и еще двое – слонялись по другой стороне улицы. Кражу совершил другой мальчик. Я видел, как это случилось и видел, что вот этот мальчик был не на шутку потрясен происшедшим!

– Почему же вы не явились раньше? – сварливо спросил Фенг.

– Мне не на кого было оставить лавку.

– М-м… ладно. Ввиду новых обстоятельств я постановляю: мальчик свободен. Очистите зал!

Приказание было исполнено незамедлительно, причем для Оливера – в самом скоростном режиме: когда старый джентльмен и книготорговец вышли на улицу, мальчик уже лежал на мостовой двора.

По просьбе старого джентльмена была вызвана карета и Оливера бережно перенесли на сидение.

– Можно я поеду с вами? – спросил книготорговец.

– О, – спохватился старый джентльмен, – конечно-конечно! И я ведь еще не заплатил вам за книгу! О, эта злополучная книга!

Глава XII

в которой об Оливере заботятся лучше, чем когда бы то ни, было, и в которой снова повествуется о веселом старом джентльмене и его молодых друзьях

Карета остановилась около чистенького домика на тихой улице близь Пентонвила. Оливера уложили в постель и ухаживали со всем возможным тщанием, но много дней подряд Оливер метался в лихорадке, не видя ничего вокруг. Прошло не меньше двух недель, прежде чем он очнулся.

Оливер привстал и огляделся вокруг себя туманным взором. Комната, где он очутился, была ему совершенно незнакома.

– Где я? – слабым голосом спросил он. Тотчас же полог у изголовья кровати поднялся и старая, добродушного вида леди бережно вновь уложила Оливера на кровать.

– Тише, мой милый, тебе нельзя двигаться, – мягко попросила она. В ее голосе было столько ласки, давно забытой Оливером, что мальчик бесприкословно повиновался – и вскоре заснул, на этот раз более спокойным сном. Очнулся же он тогда, когда почувствовал, что его держат за руку. Около кровати стоял джентльмен, который считал пульс, сверяя его по большим золотым часам.

– Кажется, мальчику лучше, – сказал он с глубокомысленным видом.

– Да, сэр, мне лучше, – подтвердил слабым голосом Оливер.

Доктор очень внушительно кивнул и удалился, скрипя башмаками.

С этого дня Оливер пошел на поправку. На третий день он уже мог сидеть в кресле. Правда, ходить самостоятельно у него еще не получалось и старая леди, которая была экономкой, на руках перенесла его вниз, в гостиную, и усадила поближе к камину.

Над камином висел портрет молодой женщины. Оливер взглянул – и не смог больше отвести глаз. Что-то неуловимо притягательное было этой работе – но что?

– Тебе нравится картина? – спросила экономка, накрывая на стол.

– Я мало видел картин, но… Это удивительная леди. У нее такие печальные глаза, которые, кажется, смотрят именно на меня! У меня даже сердце начинает биться быстрее…

– А вот это зря, – решительно объявила экономка и передвинула кресло так, чтобы Оливер очутился спиной к портрету. – Тебе, мой милый, волноваться нельзя. Лучше покушай-ка бульон.