Кракен

– Входи, – Билли забрал сумку и конверты.

– Как я уже начал спрашивать – чем обязан двум встречам за такое короткое время?

– Выпей. Ты не поверишь.

Билли сел напротив Леона и открыл рот, чтобы рассказать все. Но не мог понять, с чего начать – с тела в банке, с полицейских или с их странного предложения. Язык шлепнул, на миг став просто куском мяса. Билли сглотнул. Он словно отходил после стоматолога.

– Ты не понимаешь, – сказал он Леону. – Я никогда не ссорился с папой по-настоящему, мы просто перестали общаться. – Он осознал, что продолжает разговор нескольких месяцев давности. – Вот брата я не любил. С ним я порвал специально. Но с папой…

Отца он просто считал скучным, вот и все. Билли всегда казалось, что этот немного агрессивный мужчина, который жил после смерти матери один, считал его таким же. Прошло уже несколько лет с тех пор, как их связь зачахла.

– Помнишь, что раньше показывали в субботу утром? – спросил Билли. Он же вроде хотел рассказать Леону про человека в банке? – Я помню один случай. – Он показывал отцу какой-то мультик, который его самого заворожил, и видел на лице отца удивление. Неспособность сопереживать увлечению мальчика или даже притвориться. Годы спустя Билли решил, что в этот самый момент – а ему тогда было не больше десяти – он и начал подозревать, что у них нет ничего общего.

– У меня, кстати, есть тот мультик, – сказал он. – Нашел недавно на каком-то сайте. Хочешь посмотреть? – Произведение Хармана и Айзинга 1936 года он пересматривал много раз. Похождения стеклянных обитателей аптекарского шкафа. Странно – и пугающе.

– Знаешь, как бывает, – сказал Билли. – Иногда, когда я что-нибудь консервирую или еще чем-нибудь занимаюсь в лаборатории, замечаю за собой, что напеваю оттуда какую-нибудь песенку. «Духи аммиа-а-ака…»

– Билли, – Леон поднял руку. – Что происходит?

Билли осекся и попытался снова рассказать, что случилось. Сглотнул и боролся с собственным ртом, словно выплевывал какое-то студенистое инородное тело. И с выдохом наконец заговорил о том, что хотел. О том, что нашел в подвале. Рассказал, что ему предложила полиция.

Леон не улыбался.

– Тебе можно это рассказывать? – спросил он наконец. Билли рассмеялся:

– Нет, но сам понимаешь.

– В смысле, это же буквально невозможно – то, что произошло, – сказал Леон.

– Я знаю. Знаю, что невозможно.

Они долго смотрели друг на друга. Леон начал:

– Есть… Может, есть многое на свете…

– Если сейчас процитируешь мне Шекспира, прикончу на месте. Господи, Леон, я нашел покойника в банке.

– Суровая хрень. И тебя пригласили присоединиться? Будешь копом?

– Консультантом.

Когда Леон приходил посмотреть на кальмара – много месяцев назад, – он сказал «вау». Такое «вау», которое больше для скелета динозавра, королевских драгоценностей, акварели Тернера. «Вау», как у родителей и партнеров, которые приходили в Центр Дарвина только ради кого-то другого. Билли был разочарован.

– Что будешь делать? – спросил Леон.

– Не знаю. – Билли посмотрел на почту, которую принес снизу Леон. Два счета, открытка и тяжелая посылка в коричневой бумаге, старомодно завязанная ворсистой веревочкой. Он надел очки и перерезал ее.

– Видишь в последнее время Маргиналию? – спросил он.

– Ага, и не говори ее имя таким тоном, а то попрошу ее объяснить тебе его смысл, – сказал Леон. Он возился с телефоном. – У нее там целый спич.

– Я тебя умоляю, – сказал Билли. – Дай угадаю. «Ключ к тексту лежит не в самом тексте, а…» – Он нахмурился. Он не понимал, что разворачивает. В посылке был прямоугольник из черного хлопка.

– Я ей как раз пишу, она будет в восторге, – сказал Леон.

– Ой, Леон, только не говори ей, что я сказал, – сказал Билли. – А то я и так сказал больше, чем стоило… – Он потыкал в ткань.

Бандероль сдвинулась.

– Бля…

– Что? Что? Что?

Они оба вскочили. Билли уставился на посылку, неподвижно лежащую на столе, куда он ее уронил. Стояла тишина. Билли достал из кармана ручку и аккуратно ткнул в хлопок.

Ткань поддалась. Посылка раскрылась.

Она расцвела. Со вздохом она расплющилась, расширилась, расщелкнулась и распространилась, и из нее потянулась рука. Человеческая рука в рукаве темного пиджака. С проблеском белой рубашки. Возникшая рука схватила Билли за горло.

– Господи… – Леон потащил Билли в сторону, а посылка, все еще цепляясь, потащила назад, упираясь ни во что.

Билли остался на месте, а посылка продолжала разворачиваться. Распускались и шлепали языки хлопка, черные и синие, и еще теперь туфли – на вываливающихся конечностях, словно их материя распрямлялась из комка. Неуклюже, как пожарные шланги, развернулось еще больше рук и с силой оттолкнули Леона.

Как растение на промотке, с кряхтеньем от натуги, с затхлым запахом пота и пердежа, внезапно на столе Билли встали мужчина и мальчик. Мальчик уставился на Леона, поднимавшегося на ноги. Мужчина все еще держал Билли за горло.

– Чтоб меня, – сказал мужчина. Спрыгнул со стола, не отпуская Билли. Мужчина был жилистым, в старых джинсах и грязном пиджаке. Он тряхнул длинными седеющими волосами. – Чтоб я провалился, сидеть там – просто ужас что. – Он посмотрел на Леона. – А? – прикрикнул так, словно ожидал сочувствия.

Мальчик медленно шагнул на стул, со стула – на пол. На нем был чистый костюм на размер больше: лучший воскресный.

– Подь, малой. – Мужчина облизнул пальцы свободной руки и прижал взъерошенные волосы мальчика.

Билли не мог вздохнуть. Вокруг смыкалась тьма. Мужчина отшвырнул его к стене.

– Ну ладушки. – Мужчина показал на Леона, который застыл, будто пришпиленный жестом. – Следи за ним, Сабби. Глаз не спускай, как суслик. – Он показал двумя пальцами на свои глаза, потом на Леона. – Только дернется – устрой ему мама-не-горюй. Так-то. – Мальчик уставился на Леона слишком широкими глазами.

– Ага, – сказал мужчина. Принюхался к косяку. – А она ничего. Хорошая работенка, скажу за себя любимого и за своего пацана. Потому как чего здесь нет, так это запрета на выход. А коль мы ужо здесь, выбраться-то нам ничто не помешает. – Он наклонился к Билли: – Говорю, выбраться ничего не помешает. Об этом-то головой и не подумал, а? Поганец мелкий.

Билли издал горлом скрежет. Мужчина приложил палец к губам, выжидательно глянув на мальчика, который медленно сделал так же и тоже показал Билли «ш-ш-ш».

– Госс и Сабби снова на коне, – сказал мужчина. Вывалил язык и попробовал воздух на вкус. Зажал Билли рот, и тот закашлялся в холодную ладонь. Мужчина переходил из комнаты в комнату, волоча за собой Билли, облизывая пол, стены, выключатели. Провел языком по экрану телевизора, оставив в пыли дорожку слюны.

– Какие-какие-какие у тебя тут экземплярчики, лепидоптеролог ты наш? – сказал он шкафу. Доставал книги и ронял на пол. – Не, – сказал он. – На вкус говно сплошное.

Леон вдруг вскочил и бросился на него. Мужчина спируэтил, и Леон растянулся на полу.

– А ты у нас кто? – спросил он. – Друг нашего юного мастера, хм? Боюсь, все врачи согласятся, что пареньку нужно полное уединение, и хоть твои выходки тонизируют, они нашему молодому мистеру Бильяму ой как не на пользу. Придется тебя слопать, несчастная ты моя печенька.

Леон сдвинулся, и мальчик шагнул к нему – весь пираньи глаза. Мужчина с хрипом выпустил дым, хотя не курил и дым не втягивал.