Посольский город

Везде, где мы бывали, он остервенело учил языки, и если основной словарь уже был ему знаком, то занимался сленгом. Я путешествовала куда больше, чем он, но говорила и читала только на всеанглийском. Мне нравилась его компания, с ним часто бывало весело и всегда интересно. Я проверяла его, каждый раз нанимаясь на работу туда, где надо было лететь через иммер сотни часов подряд, ничего запредельного, но все же. Наконец однажды, поняв, что я не просто гадаю, останется он или нет, но надеюсь, что он не уйдет, я решила, что он прошел испытание.

Мы поженились на Дагостине, в Бремене, в Чаро-Сити, куда я посылала письма в детстве. Я говорила себе, и это было правдой, что мне важно было время от времени появляться в своем столичном порту. Даже в непереносимо медлительном мире межмирового письмообмена Скайл умудрялся переписываться с местными исследователями; я тоже никогда не была одиночкой, и у меня были свои связи и друзья в иммерлетчицком мире быстро завязывающихся дружб; так что мы оба знали, что каждому будет чем заняться. Там, в столице моего национального государства, которого большинство послоградцев никогда не видели в глаза, я могла отметиться в профсоюзе, сложить сбережения на свой основной счет, послушать новости о бременской судебной системе. Квартира, которой я владела, располагалась не в самой фешенебельной, зато приятной части города. Там почти не встречались люди, увешанные статусными техническими побрякушками из Послограда.

Вступив со мной в брак по местным законам, Скайл получал возможность беспрепятственно путешествовать по всем провинциям и владениям Бремена. Долгое время на все его настойчивые приставания, оказавшиеся вовсе не шуткой, как он прикидывался сначала, я давала один ответ – что не планирую когда-либо возвращаться в Послоград. Но, думаю, к тому времени, когда мы с ним поженились официально, я была готова сделать ему подарок в виде совместного визита на мою малую родину.

Все оказалось далеко не так просто: Бремен контролировал вход на иные из своих территорий почти так же строго, как выход. Мы планировали сойти на Ариеке, поэтому я не могла просто подписаться на очередной рейс. В Доме Транзитов озадаченные чиновники посылали меня от одного начальника к другому. Ничего иного я не ждала, но все же невольно спрашивала себя, как далеко вверх по служебной лестнице – если я не ошиблась в оценке стоимости мебели в последнем офисе – может зайти перекладывание ответственности.

– Вы собираетесь вернуться в Послоград? – спросила женщина, которую от кабинета начальника отделяли две-три ступеньки. – Вы должны понимать, что это… несколько необычно.

– Так мне все и говорят.

– Скучаете по дому?

– Да нет, – сказала я. – Ради любви чего только не сделаешь. – Я театрально вздохнула, но она не захотела поддержать мою игру. – Нельзя сказать, чтобы мне очень хотелось снова застрять в этой дыре. – Она встретила мой взгляд и промолчала.

Она спросила меня, что я планирую делать на Ариеке, в Послограде. Я ответила правду – флокировать. Это ее тоже не позабавило. Кому я собираюсь доложить о своем прибытии? Никому, ответила я, там у меня нет начальства, я гражданское лицо. Она напомнила мне, что Послоград – один из портов Бремена. Где я была с тех пор, как уехала оттуда? Везде, подчеркнула она, а кто может это подтвердить? Пришлось мне поднимать все свои карты и записи, хотя она наверняка знала, что во многих местах к таким формальностям относятся спустя рукава. Она прочитала мой список, включавший терминалы и короткие остановки, о которых я даже не помнила. Задала мне пару вопросов о внутренней политике пары-тройки мест, на что я могла лишь улыбнуться в ответ, так как совершенно не представляла, что отвечать; а пока я собирала всякую всячину, она сидела и смотрела на меня.

Не знаю, в чем она меня подозревала. В конце концов, как имеющая карту на вылет уроженка Послограда и иммерлетчица, поручившаяся за своего жениха, я имела право на вход, и оставалось только запастись терпением, чтобы получить разрешение для него и для себя. Скайл готовился к работе на Ариеке, он читал, слушал записи, смотрел немногие существовавшие триды и видео. Он даже придумал название для своей будущей книги.

– Только на одну смену, – предупредила его я. – Со следующей сменой улетаем назад. – В Чаро-Сити, в соборе Христа Загруженного – на чем, к моему удивлению, настоял Скайл, я вышла за него замуж по бременскому закону, и, зарегистрировав наш платонический любовный союз, повезла его в Послоград.

Часть первая

Прием

Настоящее, 1

В Дипломатическом Зале яблоку было негде упасть. На любом бале, на любой встрече или проводах гостей всегда бывало полно народу, но такого, как в тот день, не случалось. Хотя чему тут удивляться: все были крайне возбуждены. Как ни старались служители убедить нас в том, что это обычная встреча, судя по их голосам, они и сами в это не верили.

Со всех сторон толклись разодетые гости. Я тоже надела драгоценности и активировала несколько приращений, которые создавали вокруг меня приятное свечение. Прислонившись к стене, я почти утонула в листьях.

– Ну разве не красавица? – Меня нашла Эрсуль. – Стрижка короткая. Волнистая. Красиво. Ты попрощалась с Кайли?

– Большое спасибо, и да, я попрощалась. До сих пор не верю, что ей удалось получить документы на выезд.

– Что ж. – Эрсуль кивнула туда, где Кайли повисла на руке Дамье, женщины из служителей, частично ответственной за выдачу карт.

– Думаю, что без горизонтального заявления тут не обошлось. – Я рассмеялась.

Эрсуль была автомом. В тот вечер ее наружную оболочку украшали павлиньи перья из акрила, а вокруг лица вращались триды, изображавшие драгоценности.

– Я так устала, – сказала она. Ее лицо пошло рябью и затрещало, как от радиопомехи. – Вот дождусь, когда можно будет взглянуть на нашего нового посла в действии – разве можно пропустить такое? – и пойду.

Ее стремление пользоваться одним корпусом за раз было продиктовано понятиями о вежливости или удобстве, принятыми у террафилов. Думаю, она знала, что общение с существами, имеющими более одного физического воплощения, представляет для нас проблему. Разумеется, она была импортным продуктом, хотя и неясно, откуда ее привезли и когда. В Послограде она жила дольше всех, кого я знала. Ее тюрингское программное обеспечение далеко превосходило местные возможности, да и вовне я ничего подобного не встречала. Обычно контактировать с автомом – все равно что разговаривать с кем-то, чьи способности к познанию глубоко повреждены, но с Эрсуль мы дружили. «Приходи и спаси меня от этих деревенских дурачков», – бывало, говорила мне она, когда ей случалось загрузиться в компании других автомов.

– Ты шутишь сама с собой, когда никто не смотрит? – спросила я у нее однажды.

– А это имеет значение? – ответила она наконец, и меня словно кипятком обожгло. Грубо и по-детски было поднимать вопрос о ее личности, об очевидно присущем ей сознании и о том, всегда ли она такая. По традиции, ни один из тех немногих автомов, чье поведение настолько походило на человеческое, чтобы спровоцировать подобный вопрос, не стал бы на него отвечать.

Она была моей лучшей подругой, и, при ее необычности, местной знаменитостью. Когда мы с ней познакомились, у меня было такое чувство, будто я уже видела ее раньше. Сначала я никак не могла понять где; потом, когда до меня дошло, когда и где это было, я спросила ее напрямую (как будто это могло ее напугать):

– А зачем они тебя туда позвали? В дом Брена, давным-давно, когда послы читали мне мое сравнение? Это ведь ты была, правда? Помнишь?

– Ависа, – сказала она с легким упреком и заставила свое лицо задрожать, будто от огорчения. Другого ответа на свой вопрос я от нее так и не получила, да и не слишком настаивала.

Прижавшись друг к другу под сенью плюща, мы следили за тем, как порхают по залу маленькие камеры, записывая происходящее. Их декоративные биопанцири светились разными цветами.

– Так, значит, ты их уже видела? – сказала Эрсуль. – Этих почетных новобранцев, которых мы все ждем? Я нет.

Меня это удивило. Эрсуль нигде не работала, ее не связывали никакие обязательства, но как компьютер она имела определенную ценность для служащих посольства и нередко выступала от их имени. То же можно было сказать и обо мне – мой въездно-выездной статус был им полезен – до тех пор пока я не вышла у них из фавора. Я ожидала, что Эрсуль наверняка будет в курсе любых дискуссий, но, очевидно, с момента прибытия нового посла служащие посольства разделились на клики.

– У них там драка, – сказала Эрсуль. – Так я слышала. – Эрсуль постоянно что-нибудь рассказывали: наверное, потому, что она не была человеком, хотя казалось, что она почти человек. Думаю, что заодно она прослушивала местную сеть, взламывая коды доступа ко многим любопытным фрагментам информации, когда хотела поделиться ею с друзьями.

– Люди волнуются. Хотя кажется, некоторые даже прониклись симпатией… Посмотри на МагДа. А теперь еще и Уайат хочет влезть в это дело.

– Уайат?

– Раскапывает какие-то древние законы, пробует консультировать посла наедине. Все такое.

Уайат, представитель Бремена, прибыл с собственным небольшим штатом на предыдущем торговом корабле, чтобы сменить Четтенхема, своего предшественника. По плану он должен был отправляться назад через один рейс. Бременцы основали Послоград чуть более двух мегачасов тому назад. Юридически мы все были бременцами: пользовались протекторатом. Но послы, формально правившие от имени Бремена, были, разумеется, здешними уроженцами, так же как служащие посольства и все мы, их подданные. Уайат, Четтенхем и прочие атташе, получая длительное назначение к нам, зависели от их помощи во всем, что касалось торговой информации, всякого рода предложений, а также подхода к Хозяевам и технике. Крайне редко кто-либо из них давал иные указания, кроме «Продолжать». Кроме того, они сами тоже выступали советниками служащих, помогая им ориентироваться в столичной политике. Так что энергичное продвижение Уайатом своего протеже меня заинтриговало.

Впервые на памяти живущих посол прибывал извне. Если бы не праздник – корабль уходил, и бал нельзя было откладывать, – подозреваю, что служащие и дальше держали бы нового посла в карантине, а сами продолжали бы плести интриги.

– КелВин здесь, – тихо предупредила Эрсуль, бросив взгляд через мое плечо. Я не обернулась. Она поглядела на меня, и ее компьютерное лицо приняло слегка вопросительное выражение, словно она еще надеялась когда-нибудь узнать, что произошло между нами. Я покачала головой.

Приехала Янна Саутель, старший научно-исследовательский сотрудник Послограда, а с ней еще один посол. Я шепнула Эрсуль:

– Отлично, это ЭдГар. Пора посплетничать. Погоди немного, скоро я все тебе расскажу. – Я медленно двинулась сквозь толпу туда, где вращались послы. Там, среди смеха и веселья танцующих, я подняла бокал и заставила ЭдГар повернуться ко мне.

– Посол, – сказала я. Они улыбнулись. – Итак, – продолжала я, – мы готовы?

– О нет, маяки Христовы, – ответил Эд или Гар.

– Ты так спрашиваешь, как будто я знаю, что происходит, Ависа, – сказал другой. Я наклонила голову. ЭдГар и я всегда развлекались подчеркнутым флиртом. Я им нравилась; любители поговорить и посплетничать, они всегда выбалтывали все, что было можно, и даже немного больше. Вот и теперь старые щеголи покрутили головами из стороны в сторону, театрально приподняли брови, точно боясь, что кто-то налетит на них и заткнет им рты. Конспирация была их пунктиком. Вполне возможно, что в последние несколько месяцев их предостерегали против меня, но они продолжали относиться ко мне с той же непринужденной куртуазностью, как и прежде, и я это ценила. Я улыбнулась, но улыбка сбежала с моего лица, едва я заметила, что, несмотря на праздничные лица, они по-настоящему расстроены.

– Никогда бы не подумал, что такое…

– …возможно, – сказали ЭдГар.

– Там творится такое…

– …чего мы не понимаем.

– А другие послы? – спросила я.

Мы оглядели комнату. Многие из их коллег уже прибыли. Вон ЭсМе в переливчатых платьях; АрнОльд щупали тугие воротнички, сдавливавшие им шеи под обручами; ЖасМин и ХелЭн путано спорили, перебивая друг друга, и каждая половина одного посла заканчивала фразы за другую. От такого количества послов, собранных в одном месте, начинало казаться, будто я во сне. На вживленных в их шеи обручах, украшенных сообразно вкусу каждого, синхронно подмигивали светодиоды, меняя цвет.

– Честно? – сказал ЭдГар. – Все в тревоге.