– Он заслуживал этого больше, чем я, – признался Гефест.
Кима взглянула на него влюбленными глазами.
– Если честно, я думал, что его желанием будет очередной дурацкий подарок, – пошутил Аладдин. Принцесса свирепо повернулась к нему.
– Золотые рыбки находят самые сокровенные желания, спрятанные в глубине души. А не фальшивые, подброшенные второсортной порчей.
Аладдин вздрогнул.
– Почему ты тогда на меня не донесла? – спросил он.
– Потому что ты вполне способен и сам выкопать себе могилу, – ответила Кима.
– Аладдин, ты следующий, – вызвал Максим.
Мальчик сглотнул.
Он медленно подошел к воде. Рыбки поблескивали под поверхностью пруда, словно алмазы, которые предстоит добыть. Аладдин почувствовал, как взгляды всех всегдашников устремились на него. Им не терпелось увидеть, как он провалится.
«Пожелай что-нибудь доброе, – уговаривал он себя. – Что-нибудь, что могла бы пожелать Кима. Или Гефест. Или кто угодно, но не я…»
Он сунул палец в воду.
Рыбки тут же пришли в движение и изобразили рубиновый трон, водруженный на гору золота – султанский трон Шазабы. Аладдин сидел в короне, завернутый в шелковую мантию, на всех пальцах были кольца с драгоценными камнями, а у его ног пали ниц тысячи подданных. И мало этого: он что-то сжимал в руках… волшебную лампу… настоящую волшебную лампу…
Максим нахмурился.
Кима сложила руки на груди.
Аладдин съежился и зашептал: «Нет, нет, нет, нет…»
А потом рыбки вдруг превратились в бесформенную массу. Их чешуя снова стала белой, а потом они пришли в движение, изобразив совершенно новую сцену…
Аладдин, облысевший и морщинистый старик, прибирается в уютном доме, потому что ждет в гости старого друга. И на пороге – седовласый, слегка сгорбленный, очень похожий на…
Гефеста.
Аладдин поспешно отдернул руку. Развернувшись, он увидел, что на него таращится весь класс, включая и самого Гефеста – у того глаза были на мокром месте.
– Истинная душа всегдашника, – задумчиво проговорил Максим, глядя на рыбок, которые все еще изображали встречу старых друзей. – Как говорится, старый друг лучше новых двух.
Аладдин замахал руками.
– Подождите минутку. Это желание какое-то бессмысленное… оно не может быть…
А потом он увидел Киму.
Та больше не смотрела на него с ненавистью или презрением.
Она впервые посмотрела на него так, словно он настоящий человек. Заново оценивала его – внутри и снаружи.
– Какое замечательное желание, – послышался знакомый голос.
Всегдашники повернулись и увидели Доброго Директора, который проходил мимо пруда, одетый в свою длинную синюю мантию.
– Рыбы обычно расплываются в стороны, как только вы убираете палец из воды, но даже им захотелось подольше задержаться на душе Аладдина, – сказал Райен на ходу. – Лучшие желания удивляют всех – даже самого желающего. Продолжай, Максим.
К воде позвали следующего всегдашника, но никто не обратил на него внимания. Все смотрели то на Аладдина, то на Гефеста, словно увидели их впервые.
Кима придвинулась ближе к Аладдину и тихо пошутила, что ему удалось избежать вечной жизни в качестве тритона.
Но Аладдин смотрел вслед Райену. Райену, который появился именно в тот момент, когда изменилось желание Аладдина. И едва Аладдин об этом подумал, Добрый Директор обернулся к нему и улыбнулся – точно так же, как его злой брат улыбнулся ему на церемонии Приветствия, еще до того, как все пошло наперекосяк.
Глава 11
Рафал наблюдал за братом, посетившим урок всегдашников, из директорского кабинета. Губы Злого Директора подергивались.
Райен – просто жалкий любитель. Думает, что может просто вот так одним ловким движением изменить душу мальчишки? Неужели он не может просто признать, что перо ошиблось? Что мальчишка – злодей, каких поискать? Да, Райену удалось заставить эту мелкую самодовольную девчонку снова задуматься об Аладдине, но как долго это продлится? Мальчишка все равно продолжит вести себя как вор и эгоист, и на этот раз Райен его уже не спасет. Аладдин докажет, что он злой, это лишь вопрос времени.
И тогда Райену придется подавиться своими словами, всеми этими несправедливыми эпитетами, которыми он наградил Рафала – ненадежный, безрассудный, не подходящий на роль Директора школы. На самом деле это Райен непригоден для должности, потому что верит, что может превратить никогдашников во всегдашников, а священное перо – на его стороне, хотя на самом деле это просто говорит его болезненное самолюбие. Как можно быть Директором школы, если считаешь, что равновесие – на твоей стороне? Сториан явно ошибся с Аладдином, поместив его не в ту школу. И он, и Райен это знали. Но Райен доверял перу, а не собственному брату и даже не себе, и теперь они воюют за душу мальчишки, а еще оба вмешались в ход сказки, хотя их работа как Директоров школы – не лезть в истории, которые они вроде как должны защищать.
Рафал стиснул зубы.
Во всем, что произойдет дальше, будет виноват Райен. Это с него началась вся эта история. Это он злодей.
И, раз уж перо в последних сказках унижает злодеев, Райена тоже унизят. Аладдин доказал, что он злой и что Рафал разбирается в душах лучше, чем перо.
Это будет справедливой концовкой их сказки.
Злой Директор вздохнул с облегчением.
Мальчишка с лампой наверняка прямо сейчас в очередной раз выставляет себя на посмешище.
Глава 12
Сначала Аладдин был совершенно уверен, что Директор школы вмешался, когда он загадывал желание золотым рыбкам. Что это добрый волшебник превратил самое заветное желание его души из богатств султана в странную тихую сценку. Что это просто еще один сглаз, управлявший Аладдином как марионеткой, – точно так же, как злобный джинн управлял Гефестом. Конечно же, чтобы преподать ему урок. Чародей напомнил, что нужно хорошенько подумать, прежде чем пытаться накладывать любовные заклинания.
Но потом настал урок добрых дел, еще один, куда ходили только всегдашники и где преподавала декан Мэйберри. Она устроила им испытание «Поцелуй лягушку». Всем всегдашникам завязали глаза, затем Мэйберри превратила половину из них в лягушек. Затем этих проклятых лягушек посадили в чан с настоящими лягушками, после чего ученики, оставшиеся людьми, снимали повязки, и им предлагали отличить обычных лягушек от заколдованных. Каждый мог поцеловать только одну лягушку: поцелуешь одноклассника и вернешь его обратно к двуногой жизни – вы оба получаете зачет. Поцелуешь обычную прудовую лягушку – незачет.
Аладдин и Руфиус попали в человеческую группу, Кима и Гефест – в лягушачью.
Задание было почти невыполнимым, учитывая, что все лягушки выглядели одинаково и умели только скакать и квакать, но одна за другой они выполняли добрые дела, чтобы произвести впечатление: одна лягушка вычистила однокласснику обувь, чтобы заработать поцелуй, другая схватила муху, пролетевшую мимо чьего-то носа, третья исполнила небольшой танец, как Кима для Руфиуса, – и вскоре уже все оставшиеся людьми всегдашники смогли вернуть человеческий облик кому-то из заколдованных… кроме Аладдина, который слишком боялся целовать лягушку – вдруг это окажется Гефест?
Еще один незачет.
Когда урок закончился, он поплелся к двери…
– Мне рассказали о твоем желании, Аладдин, – сказала профессор Мэйберри.