Преступный человек (сборник)

Преступный человек (сборник)
Чезаре Ломброзо

Ученый и криминалист Чезаре Ломброзо вошел в историю как автор теории о биологической предрасположенности ряда людей к совершению преступлений – теории, в известной степени заложившей основы современной криминальной антропологии и криминальной психологии. Богатейший фактографический материал, неожиданная для итальянца, поистине немецкая дотошность и скрупулезность в систематизации данных, наконец, масштабность исследований – благодаря всему этому работы Ч. Ломброзо остаются востребованными и поныне.

В настоящее издание вошли классические исследования Ч. Ломброзо – от прославившего итальянского ученого в профессиональных кругах «Преступного человека» до принесшей ему всемирную известность работы «Гениальность и помешательство».

Чезаре Ломброзо

Преступный человек

От человека преступного к человеку гениальному

Во всем, что представляется действительно новым в области эксперимента, наибольший вред приносит логика; так называемый здравый смысл – самый страшный враг великих истин.

    Ч. Ломброзо

«Он был прирожденным коллекционером и азартно предавался этому занятию, пренебрегая, впрочем, систематизацией накопленного. Куда бы он ни шел, с кем бы ни общался, в каких бы научных дискуссиях ни участвовал, в городах и в деревнях, в тюрьмах и за границей – всюду он собирал и изучал то, чем не интересовались другие, и таким образом накопил немало диковинок, истинная ценность которых была неясна даже ему самому; однако все они в его сознании так или иначе связывались с уже проделанными или грядущими изысканиями. Ему присылали черепа, мозги, скелеты, фотографии преступников, безумцев и эпилептиков и образчики их работ, а также графики и схемы, наглядно представлявшие криминальное развитие Европы»[1 - Ferrero Gina. Il mio padre Cesare Lombroso. Roma, 1921.]. Так, по описанию Джины Ферреро, складывалась «материальная основа» криминальной антропологии – науки, основоположником и главным теоретиком которой стал отец Дж. Ферреро, профессор судебной медицины Туринского университета Чезаре Ломброзо.

Ч. Ломброзо (1835–1909) вошел в историю прежде всего как автор теории о биологической предрасположенности ряда людей к совершению преступлений. Опираясь на богатый фактический материал (долгое время Ломброзо занимал пост директора психиатрической клиники в Пезаро и по долгу службы часто общался с преступниками, которых привозили на освидетельствование), он одним из первых в криминологической практике стал применять метод антропометрических измерений: согласно Ломброзо, по внешнему виду человека – форме лица, разрезу глаз, форме носа и проч. – с достаточной степенью уверенности можно определить, обладает ли этот человек преступными наклонностями. На основе выделенных признаков возможно, как полагал Ломброзо, не только выявить «преступный элемент» общества в целом, но и различать между собой типы преступников, как-то: убийцы, воры, насильники и другие.

Эта теория была враждебно встречена как большинством криминалистов, опиравшихся в своей деятельности на систему права, восходящую к античности, так и биологами и антропологами, усмотревшими в ней покушение «профана-криминалиста» на систему знаний в областях науки, ему недоступных вследствие недостатка «профильного» образования. Особенно резкой критике теорию Ломброзо подвергли представители французской социологической школы (Г. Тард, Г. Лебон, С. Сигеле и др.), разработавшие основы учения о психологии масс. Так, Г. Тард осыпал Ломброзо упреками и насмешками – при этом зачастую не приводя доказательств в подтверждение своей точки зрения. Как писала известная отечественная исследовательница П. Н. Тарновская: «Прекрасно владея даром слова, Тард столь же блестящ и остроумен в своих нападках на антропометрию, на законы наследственного вырождения и проч., сколь и малодоказателен. Он не стесняясь отрицает биологическую теорию Дарвина вообще, теорию наследственности в частности, оспаривает признаки вырождения, передаваемые потомству болезненным восходящим поколением, и, поднимая на смех многие данные, выработанные экспериментальным путем, не противопоставляет ни одного личного опыта или наблюдения всему тому, что он старается опровергнуть. Аргументации своей, чисто метафизической, он придает абсолютное значение непреложных доказательств и считает, что ловких ораторских приемов совершенно достаточно, чтобы произнести приговор над теми малыми еще, но положительными данными, которыми располагает в настоящее время антропология, достигнув их весьма медленно, путем громадных и продолжительных трудов многих исследователей»[2 - Тарновская П. Н. Об органах чувств у преступниц и проституток. СПб., 1894.].

Отношение Тарда к теоретическим построениям Ломброзо весьма показательно для общего восприятия работ итальянского ученого научным сообществом той эпохи: уделяя чрезмерное внимание крайностям, в которые время от времени впадал автор учения о преступном человеке (биологический детерминизм, вульгарный дарвинизм), опровержение этих крайностей распространяли на теорию в целом, отказывались замечать в ней рациональное зерно, то есть, как говорится, вместе с водой выплескивали и ребенка. Тем не менее постепенно биосоциальная теория преступности приобрела популярность и довольно продолжительное время использовалась в западной криминалистике и криминологии, особенно в американской, причем, естественно, переосмыслялась и углублялась – достаточно вспомнить работы У. Хили, У. Таккера или концепцию Г. Годдарда о преступнике как слабоумном индивиде из неблагополучной семьи. «Наследием» Ломброзо была и возникшая в первой трети XX столетия теория уголовной психодинамики, по которой преступник в своих действиях руководствуется исключительно эмоциями.

Во многом негативное отношение к теории Ломброзо объяснялось тем, что в ней усматривали развитие «умствований» френологов и физиономистов – представителей двух направлений, господствовавших в судебной медицине и психологии в XVIII – первой половине XIX столетия. Физиогномика утверждала, что мотивы поведения людей можно установить по чертам их лиц. Основатель этого направления И. К. Лаватер (1741–1801) полагал, что «прирожденных» преступников выдают бегающие глазки, вялые подбородки и «высокомерно задранные» носы. Что касается френологов, среди которых наиболее известны Ф. Й. Галль (1758–1828) и его ученик Й. К. Шпурцхейм (1776–1832), они выводили свойства человеческой личности, ее творческий потенциал и наклонности из строения черепа. «Шишки» определенной формы указывали на те или иные качества (например, агрессивность) и «манифестировали высшие проявления человеческой природы», такие как нравственность и религиозность. У преступников, как полагали адепты френологии, «низшие» качества превалировали над «высшими». Разумеется, в работах Ломброзо можно обнаружить влияние обоих направлений, прежде всего френологии (на Галля, «первого настоящего криминалиста», он неоднократно прямо ссылается), однако это влияние – та самая крайность, за которой не рассмотрели пионерского значения трудов Ломброзо, признаваемых сегодня «первыми ласточками» научной криминологии. Опираясь на теорию Ломброзо, гарвардский антрополог Э. Хутон в 1930-е годы разработал криминалистический метод, получивший название метода типажа тел. Десятилетием позже другой американский антрополог У. Шелдон выдвинул теорию соматотипов и составил на ее основе так называемый «индекс преступности», позволявший по антропометрическим признакам судить, требуется ли тому или иному трудному подростку пристальное внимание правоохранительных органов; теория Шелдона заложила криминалистические основы профилактики преступлений.

Любопытно, что сам Ломброзо не видел в теории преступного человека практической ценности; на одном научном диспуте он заявил: «Я тружусь не ради того, чтобы дать своим исследованиям прикладное применение в области юриспруденции; в качестве ученого я служу науке только ради науки». Тем не менее предложенное им понятие «преступного человека» вошло в обиход и, в известной степени, продолжает бытовать по сей день.

Кроме собственно криминалистики, Ломброзо обращался и к исследованиям в смежных областях. Большой общественный резонанс в свое время вызвала публикация его работы «Гениальность и помешательство», в которой обосновывалась теория невропатичности гениальных людей и проводилась неожиданная параллель между гениальностью и нарушением психического здоровья индивида. Сам автор полагал, что эта работа – ключ к пониманию «таинственной сущности гения», а также – тех религиозных маний, которые на протяжении человеческой истории не раз вызывали общественные катаклизмы. Эта психопатологическая теория гениальности, несмотря наряд содержавшихся в ней произвольных допущений, была подхвачена впоследствии, прежде всего, видным немецким психиатром Э. Кречмером, который, в частности, писал: «Если из конституции гения удалить психопатическое начало, он становится всего лишь ординарным способным человеком».

Разумеется, Ломброзо был далеко не первым, кто подмечал сходство между гениальностью и помешательством. Еще Платон говорил об этом сходстве; так, в диалоге «Ион» он вкладывал в уста Сократа такие слова: «Все хорошие эпические поэты слагают свои прекрасные поэмы не благодаря искусству, а лишь в состоянии вдохновения и одержимости». Аристотель же в свойственной этому великому философу афористичной манере резюмировал: «Не бывает великого ума без примеси безумства». Впрочем, специальных исследований на тему гениальности и помешательства не было ни у древних, ни в Средние века; первые фундаментальные работы, посвященные сугубо проблеме соотношения творчества и психических нарушений, появились только в начале XIX века. Предтечей Ломброзо в известном смысле был Артур Шопенгауэр (1788–1860), утверждавший, что «гений заключается в ненормальном избытке интеллекта». По Шопенгауэру, «замеченное сродство гения с безумием главным образом основывается именно на свойственном гению, но неестественном отрешении интеллекта от воли». Первым же исследователем, применившим к проблеме гениальности естественно-научный подход, стал французский врач Моро де Тур (1804–1884); он писал: «Гений, как и всякое состояние умственного динамизма, должен иметь свою органическую основу. Эта основа есть полупатологическое состояние мозга… Определяя гений словом “невроз”, мы только выражаем факт чистой физиологии и подчиняем органическим законам психологическое явление, которое почему-то всегда считали чуждым этому закону».

Как и в случае с криминальной антропологией, Ломброзо привнес в проблему гениальности достаточно спорных утверждений, многие из которых впоследствии были опровергнуты. Однако, по меткому замечанию отечественного исследователя А. В. Шувалова[3 - Шувалов А. В. Взаимоотношения гениального творчества с нарушениями психики. (Готовится к публикации.)], «Ломброзо можно причислить, несмотря на все доставшиеся на его долю нарекания, к тем исследователям, которые оплодотворяют науку даже своими заблуждениями. Вся последующая литература по данному вопросу вольно или невольно группировалась в зависимости от своего отношения к основному тезису Ломброзо. И в каждой группе было достаточно самых авторитетных представителей». Среди тех, кто опирался на постулаты Ломброзо, были Фридрих Ницше и Зигмунд Фрейд, Карл-Густав Юнг, Эуген Блейлер и уже упоминавшийся Эрнст Кречмер.

Вопрос о том, что же такое гениальность, по сей день остается неразрешенным. Одни исследователи полагают, что существует некая внутренняя связь между гениальным творчеством и психопатологическими расстройствами и что патологическая составляющая оказывает катализирующее действие на творческий процесс. Другие считают, что гениальные произведения не могут создаваться благодаря психической ненормальности, что гений представляет собой с биологической точки зрения наиболее совершенный тип человека и болезнь, если она имеется, – не причина, а следствие гениального творчества. И во многом, несмотря на ореол некоторой одиозности, окружающий имя итальянского ученого, сама постановка «проблемы гениальности» в значительной степени обязана Чезаре Ломброзо.

С позиций современного знания многие положения и выводы Ломброзо – будь то криминальная антропология, социология или психология – представляются наивными и даже смешными. Его работы изобилуют весьма спорными рассуждениями, временами почтенный профессор судебной медицины высказывает откровенно расистские идеи и отстаивает шовинистические взгляды. Но все же труды Чезаре Ломброзо – не только и не столько документ эпохи «торжества позитивизма». Богатейший фактографический материал, неожиданная для итальянца, поистине немецкая дотошность и скрупулезность в систематизации данных, наконец, масштабность исследований – благодаря всему этому работы Ломброзо до сих пор актуальны.

    Константин Ковешников

Преступный человек

I. Этиология преступления

Глава 1

Метеорические и климатические влияния. – Времена года. – Месяцы. – Высокие температуры

Всякое преступление имеет в происхождении своем множество причин, и так как причины эти очень часто сливаются одна с другой, то нам нет надобности рассматривать их каждую в отдельности. Мы можем поступить здесь точно также, как во всех тех случаях, когда нам невозможно выделить одну какую-нибудь причину известных явлений без того, чтобы не затронуть вместе с тем и другие. Каждый знает, что холера, тиф, туберкулез обусловливаются особыми специфическими причинами, но никто не станет, однако, утверждать, что метеорические, гигиенические, индивидуальные и психические причины не имеют никакого влияния на эти болезни. Даже самые ученые наблюдатели остаются иной раз в неведении относительно истинных, специфических причин тех или других явлений.

1. Крайние температуры. Самыми важными причинами всякого биологического явления считаются метеорические, и между ними на первом плане стоит теплота. Так, например, drosera rotundifolia, погруженная в воду 43°, сгибается и становится более чувствительной к действию азотистых веществ (Darurie, насекомоядные растения), но при очень высокой температуре в 54°4? она не сгибается, щупальца ее как бы парализуются и остаются таковыми до тех пор, пока drosera не будет снова погружена в более холодную воду.

Статистика и физиология человека доказывают, что большинство наших отправлений находится в зависимости от теплоты. Понятно отсюда, каково должно быть влияние крайних степеней ее на психику человека.

История не может указать ни на одну такую тропическую страну, где народ не был бы порабощен в рабство и где чрезмерная теплота не была бы причиной перепродукции, сказывающейся, прежде всего, в неправильном распределении богатств, а затем политической и общественной власти.

В жарком климате народ играет обыкновенно ничтожную роль в общественной жизни своей страны: он не располагает ни правом контроля, ни правом вмешательства в дела управления[1 - …В жарком климате народ играет обыкновенно ничтожную роль в общественной жизни своей страны: он не располагает ни правом контроля, ни правом вмешательства в дела управления… – Это и подобные ему утверждения следует соотносить со временем написания работы (конец XIX столетия).].

Бокль объясняет это меньшей сопротивляемостью и стойкостью жителя тропических стран в борьбе за свое существование благодаря его меньшей потребности в топливе, одежде и пище. В силу таких более легких условий существования человек неминуемо становится бездеятельным, инертным. Инертность его и вялость, вызванные чрезмерной теплотой, благоприятствуют физической неподвижности, покойному, созерцательному настроению духа, особому развитию силы воображения, а отсюда – религиозному и деспотическому фанатизму и нравственной испорченности.

В холодных странах жизненная стойкость человека значительно больше благодаря той деятельности, которую он должен развить для того, чтобы добыть себе пишу, одежду и топливо. Но зато здесь сильный холод делает воображение ленивым, а ум – более спокойным, и человек, пополняя недостаток тепла огромным количеством углеводов, заключающихся в его пище, расходует свои силы в ущерб частной и общественной деятельности. В силу этого и благодаря депрессивному влиянию, оказываемому холодом непосредственно на нервные центры, и объясняется замечательное спокойствие и кротость характера жителей полярных стран. Доктор Ринк описывает некоторые эскимосские племена до того миролюбивые, что на их языке нет даже слов для выражения брани и ругательств: самой большой реакцией на обиду и оскорбления является у них молчание. Лари наблюдал солдат, которых морозы и снега России сделали слабыми и даже трусливыми, между тем как ни опасности, ни полученные раны, ни голод не могли поколебать их мужества.

Бове свидетельствует, что у племени чиуки, живущих под 80° северной широты, совершенно неизвестны ссоры, насилия и преступления.

Прейер, неустрашимый полярный исследователь, рассказывает, что воля его была парализована, чувства притуплены, а речь затруднена, когда он находился под 80° северной широты.

2. Влияние умеренной температуры. Умеренная теплота оказывает наибольшее влияние на происхождение преступлений. Факт этот подтверждается наблюдениями над психологией жителей южных стран и доказывает их непостоянство и преобладание одной личности над обществом и целым государством. Объясняется это, несомненно, с одной стороны, тем, что теплота возбуждает подобно алкоголю нервные центры, не делая, однако, человека инертным, а с другой – она уменьшает его нужды путем увеличения производительности земли и ограничения его потребности в пище, одежде и спиртных напитках. На пармском наречии у простонародья солнце недаром называется отцом плохо одетых.

Доде, написавший целый роман («Нума Руместан») с целью изобразить огромное влияние южного климата на наши нравственные наклонности, говорит: «Южанин не любит спиртных напитков; он чувствует себя пьяным от рождения: солнце и воздух есть для него страшный естественный алкоголь, силу которого испытывает на себе всякий, кто родился под южным небом. У одних действие его сказывается только некоторой развязностью речи и жестов, излишней смелостью, наклонностью видеть все в розовом свете и некоторой лживостью; у других оно выражается настоящим безумием, нередко доходящим до полного ослепления. Какой южанин не чувствовал в себе мгновенного упадка сил и крайнего изнеможения после припадка гнева или энтузиазма?»

Нерри Танфучио замечает, что непостоянство есть одна из отличительных черт характера всякого южного народа. «Их, – говорит он о южанах, – можно было бы принять за наивных людей, но на самом деле они большей частью ловкие плуты; они в одно и то же время трудолюбивы и ленивы, умеренны и невоздержанны; в общем, характер их, разумеется в простом народе, представляется до того разнообразным и изменчивым, что определить его точно невозможно».

«Климат способствует потере стыдливости».

«Южане плодовиты; их нисколько не смущает мысль о будущности их детей».

«Лаццароне ворует только тогда, когда при этом не нужно бежать; он хвастлив и врет в девяти из десяти случаев. Во время ссоры он жестикулирует и кричит, чтобы прогнать свой собственный страх; пускать руки в ход он не любит, но раз дело доходит до этого, он становится ужасным».

«Южанин ревнив и бьет жену, если сомневается в ее верности, он независим и потому не любит больниц и иных убежищ.

Имея работу, он исполняет ее хорошо. Он очень привязан к своей семье, довольствуется малым и ведет трезвый образ жизни».

«Лаццарони[2 - …Лаццарони по природе своей… – Лаццарони (ит. Lazzarone – нищий) – в XVII–XIX веках люмпен-пролетарские элементы населения в Италии (особенно в Неаполе).] по природе своей хитры, трусливы и лживы; вся жизнь их есть ряд мелких обманов и попрошайств. Из-за ничтожной подачки они готовы лизать ваши ноги, не чувствуя при этом никакого унижения.

Они очень суеверны: при встрече с горбатым или слепым они произносят особые заклинания. Все их мысли сводятся к дьяволу, колдовству, iettatura[4 - Сглаз, порча (ит.).], к чести, ножу, воровству, нарядам и… каморре[3 - …и… каморре… – Каморра – криминальный синдикат, деятельность которого охватывает прежде всего Неаполь и ближайшие окрестности.].

Простой народ боится и в то же время уважает ее, зная, что она защищает его и что от нее он может ожидать нечто, похожее на справедливость».

3. Преступления и времена года. Отсюда понятно, какое огромное влияние оказывает теплота на многие преступления. По статистике Герри оказывается, что в Англии и во Франции убийства и изнасилования преобладают в жаркие месяцы. К таким же результатам относительно Италии пришел и Курчо. По его исследованиям:

По исследованиям Герри и Курчо максимум убийств в Англии и Италии наблюдается в течение жарких месяцев и распределяются они следующим образом:

Отравления, по наблюдениям Герри, преобладают в мае. То же самое можно сказать и о политических преступлениях. Рассматривая в своей «Политической преступности» 836 восстаний, имевших место на всем земном шаре с 1791 по 1880 год, я пришел к заключению, что максимум их в Азии и Африке всегда наблюдался в июле (13 из 53).

Что касается Европы, то в ней наибольшее их число приходится также на июль, а в Америке – на январь, каковые месяцы считаются здесь и там самыми теплыми, минимум же восстаний наблюдается в январе и декабре в Европе и в мае и июне в Америке, то есть в наиболее холодные месяцы.

Если мы теперь обратимся, в частности, к отдельным народам Европы, то убедимся, что более всего политических преступлений приходится у каждого из них на наиболее теплые месяцы. Так, в Италии, Испании, Португалии и Франции первое место в этом отношении занимает июль, в Германии, Турции, Англии и Шотландии – август, в Греции, Ирландии, Швеции, Норвегии и Дании – март, в Швейцарии – январь, в Бельгии и Нидерландах – сентябрь, в России и Польше – апрель и, наконец, в Боснии, Герцеговине, Сербии и Болгарии – май. Отсюда видно, что влияние теплых месяцев особенно резко сказывается именно в южных странах.

4. Времена года. Собрав данные о политических преступлениях в Европе в течение 100 лет, мы находим, что по временам года они распределяются следующим образом: