Политическая преступность

В Древнем Риме почти все знаменитые революции совершались весной, и главным образом в марте месяце. Так, по Макробию, Тарквинии были изгнаны в июньские календы, между тем Refugium

(#litres_trial_promo) праздновался в мартовские иды, что заставляет подозревать, что эта дата вернее.

Известно, что те же мартовские иды оказались гибельными для Юлия Цезаря, но все писатели заметили, что они были таковыми и для большинства его преемников. А для византийских императоров, напротив, были гораздо более гибельными июнь и июль.

Рамос Мейха приписывает частое возникновение бунтов в Южной Америке резким изменениям температуры и северным ветрам, сильно возбуждающим нервную систему.

2) Сухой и влажный климат. Сухость сильно влияет на социальную эволюцию.

По словам одного наблюдательного англичанина, сухость и электрическое напряжение атмосферы Нью-Йорка, даже в иностранцах возбуждающие усиленную умственную работу, играют немалую роль в развитии так называемых невропатов, поставляющих из своей среды бунтарей, политических убийц и партийных фанатиков.

Бэрд видит доказательство влияния климата в различии между жителем северных штатов – любителем всего нового и жителем Юга, консервативным до такой степени, что с большим трудом принимает даже новые ткани и новые машины, притом потому только, что они новые.

Политические обычаи, погоня за золотом, волнения выборной агитации на Севере – все это суть результаты влияния резких перемен температуры вместе с вполне естественными нуждами вновь устраиваемой страны и пионерской жизни. Быстрое испарение ускоряет там процесс траты веществ и их поглощение в нервной системе. Даже великие ораторы Севера, по Бэрду, суть продукт господствующего там невротизма.

Но в Америке атмосферные влияния усложняются историческими и социальными, а в особенности скоплением миллионов человек на небольшом пространстве – фактор, к которому мы вернемся в свое время. Надо заметить, что те же условия совмещаются во Франции, где к влиянию переменчивого климата в Париже примешивается влияние лихорадки, производимой концентрацией новых идей со всего мира, притом действующих на такую подвижную расу, какова галльская.

Народы – завоеватели древнего мира – явились из стран засушливых, заключающихся между севером Африки, Аравией, Персией, Тибетом и Монголией. Татарская раса заселила Китай и страны, отделяющие его от Индии, а кроме того, время от времени делала набеги на запад; арийская раса заселила Индию и оттуда распространилась по всей Европе; наконец, семитическая раса заняла север Африки и покорила часть Испании. Принадлежа к разным типам, все они, однако же, явились из сухих стран и покорили страны сравнительно сырые, потому что обладали энергичным характером, который потом вновь настолько теряли, что, в свою очередь, принуждены были уступать народам, приходившим из тех же первичных колыбелей человечества.

Точно так же самые передовые из первичных цивилизаций Америки развивались в районах бездождия, то есть между центральной частью и Мексикой, а также в Перу, где встречаются следы цивилизации, предшествовавшей инкам.

Но наиболее точное подтверждение наших взглядов мы можем почерпнуть из анализа орографии департаментов Франции (по Реклю) в связи с распределением в них гениальности за последний век (по Якоби) и с результатами всеобщей подачи голосов в 1877–1881—1885 годах[5 - Классификация департаментов по преобладающим политическим мнениям установлена нами на следующих основаниях:а) Все департаменты, дававшие на выборах 1877-1881-1885 годов более 40 % монархических голосов, считались монархическими.б) Департаменты, в которых число монархических голосов было меньше 40 % или постоянно уменьшалось, признавались республиканскими.Ввиду того, что 20 % избирателей постоянно уклоняются от подачи голосов, мы приняли за половину последних сорок процентов, а не пятьдесят. Те департаменты, в которых число уклонений от подачи голоса было особенно велико, мы признавали неопределенными.]. Это голосование дает нам громадные цифры, представляющие собой точную фотографию политической мысли, господствующей в каждом данном районе. Обилие данных избавляет нас от необходимости принимать во внимание выборные подкупы, внешнее давление и прочее.

3) Горы и холмы. Уже при изучении гениальности нас поразил тот факт, что горы благоприятствуют ее развитию, так же как и развитию республиканских стремлений, что в монархической стране, конечно, должно явиться зачатком революции.

В горных департаментах республиканцев больше, чем в холмистых, а в последних больше, чем на равнинах.

Разница эта еще резче выражается по отношению к гениальности. Горные и холмистые страны дают больше гениальных людей, чем равнины.

4) Горы. Надо заметить, однако же, что влияние гор сложнее, чем кажется с первого взгляда. В общем, горец больше способен к эволюции, а житель равнин более консервативен, но в частностях могут быть большие отступления.

Жители гор умеют противостоять завоевателям и возмущаться против гнета; они также более способны господствовать над другими народами, в особенности же над жителями равнин, а потому горы способствуют возникновению восстаний (в смысле законной реакции против чужестранного гнета) и еще более бунтов, чему содействует орографическая неприступность. Примером могут служить курды, клефты, черногорцы, шотландцы, бретонцы, пьемонтцы и прочие, моральная устойчивость и сила которых получают поддержку в геологическом рельефе родины. Так Спарта всегда была свободна, а ионийцы жили в подчинении; так население Тибета энергично борется с китайцами; так трезвые, честные и смелые афганцы, в особенности юзуфузские горцы, сумели сохранить свою независимость, живя рядом со слабыми и беспечными индусами. По Геродоту, Кир не позволял своим персам уходить из родных гор, придававших им особую энергию.

Можно прямо сказать, что главными защитниками свободы и последним оплотом против рабства всегда были горцы. Так самниты, лигурийцы и жители Абруццо боролись против Рима; астурийцы – против готов и сарацинов; албанцы, трансильванцы, друзы, марониты, майноты – против турок; горцы кантонов Ури и Унтервальдена – против Австрии и Бургундии. Точно также во Франции – в Севеннах, и у нас – в Вальтеллине и Пиньероле, несмотря на драгонады и инквизиционные казни, проявились первые попытки завоевать религиозную свободу.

Иллирийцы отстаивали свою независимость от своих соседей, греков, и причиняли много неприятностей македонянам до тех пор, пока окончательно от них не отделались после смерти Александра

(#litres_trial_promo).

Точно то же происходило в наши времена на Кавказе.

В Англии жителей гористых округов Уэльса весьма трудно было заставить признавать власть центрального правительства. Понадобилось восемь веков для того, чтобы победить противодействие местного населения и подчинить его окончательно. Фене, пустынный и каменистый «болотный округ» Линкольншира и Кембриджа, древнее убежище разбойников и бунтовщиков, в эпоху норманнского нашествия служило последним оплотом англосаксонского сопротивления; беглецы держались там под защитой скал, делающих эту страну почти неприступной. Точно так же и шотландские хайлэндеры были окончательно подчинены центральному правительству лишь тогда, когда генерал Уэйд провел дороги, открывающие доступ в их дикие убежища.

Вообще, прогрессивные политические идеи развиваются чаще всего в горах. По словам Плутарха, Афины после бунта Килона

(#litres_trial_promo) разделились на три партии, соответствующие географической конфигурации страны: жители горных областей во что бы то ни стало желали народоправства, жители равнин – олигархии, а жители побережья – смешанного правления.

5) Очень высокие горы. Энергия, эволютивная по крайней мере, исчезает, однако же, на очень высоких горах, потому что пониженное атмосферное давление обусловливает слабую оксидацию крови. Здесь мы имеем нечто подобное влиянию температуры: будучи умеренной, она благоприятствует бунтам, а усиленная в крайней степени обусловливает политическую инерцию.

Так, в Мексике жители местностей, лежащих на высоте 2000 метров и более, отличаются вдвое меньшей рождаемостью (3,6 %), чем жители равнин (6,50 %); они апатичны, бесстрастны и умственно бездеятельны. Равнинный мексиканец, напротив того, более деятелен, решителен и экспансивен, у него более инициативы и способностей к торговле. Даже горные лошади Мексики отличаются от равнинных – они не могут проскакать 250 метров, не страдая одышкой.

По словам Сэмпера, жители Анд – маленькие, с круглым лицом, покатым лбом и грубыми, иногда белыми волосами – отличаются спокойствием, религиозностью, застенчивостью, бесстрастием и неподвижностью; тогда как их соотечественники из областей более низколежащих весьма деятельны, страстны, интеллигентны и склонны к торговле, промышленности и прочему, так как фабрикуют шляпы и ковры.

Шлегинтвейт нашел, что среди обывателей высоких плато Тибета женщин больше, чем мужчин, а детей мало даже по сравнению с количеством браков.

Известный географ и натуралист проф. Маринелли, ездивший по моей просьбе изучать быт населения двух итальянских общин, расположенных на разных высотах, не нашел между ними особенной разницы по отношению к уму и физической силе, но все же обыватели высшей точки над уровнем моря оказались более склонными к малокровию и кровотечениям. Сравнивая население Sauris di sopra, расположенного на высоте 1390 м, с населением Sauris di sotto (1220 м), он заметил, что в первом жители более сварливы, но менее расположены к половой жизни и более апатичны, чем в последнем.

«Всеми давно замечено, – пишет один из наших наиболее наблюдательных писателей, – что жизнь, а стало быть, и функция воспроизведения, при помощи которой она поддерживается, значительно слабеют по мере увеличения высоты над уровнем моря, притом не только в животном царстве, но и в растительном. На тех высотах, где орел вьет свое гнездо, растительность ограничивается одними лишаями; другие животные жить там могут лишь с трудом и совершенно не размножаются; даже зайцы, столь плодовитые, и те там становятся бесплодными. Быки, привезенные испанцами в Боливию, в Пас (3730 м высоты), ради любимой национальной забавы, по словам одного путешественника, становились там трусливыми и безобидными».

Записка, доставленная нам одним ученым наблюдателем, доказывает, что великие цивилизации, перуанская и мексиканская, не противоречат этому закону.

«Я хотел бы, – пишет он, – дать вам объяснение того противоречия, которое вы видите между мнением Журдана и историческим фактом существования на высоте 2280 м двух народов с двумя различными цивилизациями, древней и новой. Древняя цивилизация развилась прежде всего и почти единственно у тольтеков, потом у ацтеков. Есть вполне основательное мнение, что тольтеки пришли с Востока; религия и политическое устройство доказывают их родство с азиатскими народами; они-то и принесли первый луч цивилизации. Ацтеки пришли в долину Мексико или, говоря точнее, в Теночтитланскую лагуну, где построили свою столицу, из Северной Америки, откуда принесли свою религию и организацию. Они победили все другие народы, и в том числе тольтеков, у которых, однако же, не сумели заимствовать того хорошего, что было в их цивилизации. Вот почему тольтекам принадлежит право называться древнейшими пионерами цивилизации этой части Америки. Появление ацтеков есть уже шаг назад.

Таким образом, древние народы Америки, так же как и новейшие, не были аборигенами в своих странах. Я сказал, откуда пришли древние, что же касается новейших, то это были европейцы вообще и испанцы в особенности. Цивилизация, значит, всюду была привозной, и это мне кажется чрезвычайно важным для определения ее причин и изучения развития народа по отношению к среде, в которой он живет.

Наконец, одного взгляда на местные расы достаточно для того, чтобы видеть, насколько миролюбивы и склонны к подчинению те из них, которые живут на высоких плато, тогда как расы воинственные, до сих пор воюющие или ежеминутно готовые к восстанию, обитают преимущественно по берегам моря, каковы индейцы из Юкатана, из Гокададжары, с северной границы, из Герреро, из Туантепека или Юхитанеки – народ крупный, красивый, с чисто европейской формой лба, но жестокий и кровожадный.

Достаточно пройтись по улицам и посмотреть, как работают рабочие – на них жалко смотреть, еле-еле двигаются и поминутно отдыхают, точно будто боятся вспотеть.

Мексиканцы не только мало работают, но и гулять не любят. Поэтому-то, может быть, в Мехико – столице страны – нет места для пеших прогулок. Жители города появляются на улицах лишь верхом или в экипаже и только перед заходом солнца. Поэтому-то, несмотря на умеренную температуру и на легкость борьбы за жизнь, они крайне бедны и возмутительно нечистоплотны.

В общем, житель столицы – чрезвычайно апатичен.

Все великие люди Мехико – писатели, ученые, политики – не суть местные уроженцы. Любопытно бы составить им подробный список, вроде того, который имеется относительно шестидесяти самых выдающихся президентов республики; мы увидали бы тогда, что почти все они не суть мексиканцы по происхождению.

Надо принимать во внимание также, что Мексиканская республика в 11 раз больше Италии, что в нее входят страны с различным климатом и весьма разнообразным населением, так что когда трансатлантический телеграф приносит нам известие о новой революции в Мексике, то это еще не значит, что последняя вспыхнула именно в Мехико, в столице. Большая часть революций начинается там в отдельных провинциях. Мехико – город чрезвычайно миролюбивый. Несмотря на усиленную агитацию, революций в нем не было даже в бурную эпоху войны за независимость, а если и происходили вооруженные стычки, то исключительно в войсках гарнизона. По собственному признанию мексиканцев, население столицы и ее окрестностей не отличается ни храбростью, ни возбудимостью. Оно вполне пассивно и подчиняется условиям, наложенным извне. Главные pronunciados[6 - Ораторы-революционеры (исп.).] стремились к подчинению войск, а не к поднятию Мексики».

Правда, что бунты в Мексике были очень часты, особенно между метисами Арекипы (7800 футов над уровнем моря), бунтовавшими 17 лет сряду. Много бунтов происходило также в Боготе, в Потози (3000 метров) и Ла-Пласе (11 000 футов), но, как разъясняет Нибби, это были не революции, а именно бунты, поднимаемые несколькими сотнями все одних и тех же людей, проделывавших все одну и туже анархию. Эти бунты, подобно анемическим судорогам и – увы! – нашей парламентской борьбе, были скорее доказательством слабости, чем энергии, а притом всегда оставались бесплодными.

6) Неприступность. Чрезмерная высота горы, служа не только оплотом, но и перегородкой, мешающей сообщениям между расами и идеями, мало действуя на воображение, угнетая душу суровой температурой и бедностью природы, является препятствием для эволюции и могучим консервативным агентом.

«Когда границы какой-нибудь страны, – пишет Ратцель, – лежат со всех сторон на равнине, то она имеет возможность расширяться во все стороны и предоставляет жителям полную свободу быть кочевниками, тогда как в долине, окруженной горами, жители поневоле становятся оседлыми и приобретают постоянные привычки. В первом случае центробежная сила, сближающая различные народы, действует свободно, тогда как во втором сама природа тому препятствует – естественные границы страны служат ей защитой как от чужой расы, так и от новых идей».

На юге Европы 2 полуострова – Иберийский и Апеннинский – благодаря их закрытым границам дают пристанище исключительно двум отраслям романской расы, тогда как Балканский полуостров благодаря соседству с Азией и равнинами Восточной Европы населен самыми разнообразными народами, за исключением Фессалии, которая населена исключительно греками, но зато и со всех сторон окружена горами.

Вообще, влияние характера границ перевешивает, по-видимому, влияние расы, так как в Англии, например, мы видим самые разнообразные народы соединившимися в национальность наиболее политически объединенную.

Сравнивая государства, отделенные друг от друга естественными границами, как, например, Италия и Франция (Пиренеи), Германия и Италия (Альпы), даже Германия и Франция (Вогезы), с государствами, границы которых сливаются, как, например, Германия и Польша, Россия и Германия, мы найдем в первых постоянное спокойствие или по крайней мере стремление к нему, а в последних – неуверенность и беспокойство.

Изолирующее, а стало быть, неблагоприятное для политических преступлений влияние высоких гор отражается в большом проценте выборного абсентеизма, замеченного нами в горных департаментах Франции.

Это вполне естественно объясняется трудностью сообщений. В холмистых и равнинных департаментах, напротив, абсентеизм менее развит именно благодаря большему удобству для избирателей являться в выборные центры. По аналогичной же географической причине (водопады, рудные разработки и прочее) абсентеизм преобладает в департаментах промышленных и потому наиболее республиканских[7 - ].

Недоступность горных территорий, пишет Ратцель, защищает их от завоеваний. Центральный массив Франции, также как и угловые ее массивы, всегда благодаря трудностям доступа, отсутствию торговли, суровости климата и бесплодию почвы должны были скорее отклонять пограничные народы от завоевания, чем привлекать к нему.

На низах народы боролись за землю; на верхах они мирно обладали ею. На равнинах люди постоянно передвигались ради войны или ради торговли; на горах они жили спокойнее и хотя медленным, но зато уверенным темпом. На граничных горах человек, подобно дереву, рос с большим трудом, но достигал больших размеров и становился выносливее.

7) Влияние кретинизма. Еще более гибельным является в некоторых долинах влияние кретиногенное. Обыватели почти всех глубоких долин, сжатых высокими горами, благодаря чрезмерной сырости бывают в большей части случаев медленны и апатичны. В сыром воздухе, говорит Кабанис, ум становится инертным, воля – слабой, вкусы – безразличными; даже стремление к воспроизведению слабеет. В китайском языке теплый и влажный воздух есть синоним глупости. Для того чтобы доказать это, достаточно сравнить живого, деятельного и бойкого жителя области Комо с беззаботным и апатичным павийцем или еще лучше – с жителями альпийских долин Вальтеллины и Аосты.