Рабочее дело

Рабочее дело
Чихнов

… трудные 90 годы. Все было – … и задержка зарплаты, и дефицит во всем. И как в таких непростых условиях выживал трудовой коллектив.

Чихнов

Рабочее дело

Часть первая

1

Еще одна смена прошла, а сколько их впереди… И только в шестьдесят лет на пенсию, на общих основаниях. Это значит, еще двадцать пять лет работать, работать еще и… работать. Работал он на щебеночном заводе, в ремонтном цехе нестандартизированного оборудования слесарем. В шесть пятнадцать подъем, завтрак и – на смену. Через восемь часов домой. И так каждый день. Однообразно. Скучно.

В четыре тридцать он собрал весь свой инструмент: монтировку, штангель, зубило, молоток, и без пяти пять уже был в бытовке. «За пять минут много не заработаешь? Подумаешь, пять минут?! Нет у тебя, Дмитрий Сапунов, чувства хозяина производства! И неоткуда ему взяться, – иронизировал, отшучивался Дмитрий. – Не дорос еще до хозяина, иначе не сбегал бы с работы раньше».

В бытовках было тесно – кругом шкафы. Воздух тяжелый, спертый. Повесив в шкаф спецовку, раздевшись, Дмитрий в резиновых тапочках зашлепал в душевую. Задержись он еще минут на пять на работе, и все моечные кабины были бы заняты, пришлось бы ждать.

«Что же все-таки представляет собой чувство хозяина производства? – хотел бы Дмитрий понять. – Я не болею душой за производство. Мне все равно, что делается на заводе, выполняется ли план. Я спокойно могу пройти мимо брошенной кем-то гайки, болта и – не поднять. А ведь кто-то точил этот болт, старался. Все станки, средства производства принадлежат народу, а значит – мне. Как там… общественная собственность на средства производства. Тогда почему я так расточителен, словно все кругом чужое? Из чего складывается чувство хозяина производства? Я, может, и хочу лучше работать, но у меня нет такой возможности. Я не могу организовать работу, как мне удобно. Какой из меня после этого хозяин производства? В цехе плохая организация труда. Часто бывает так, что заработаешь рубль, а потеряешь – два. При сдельной оплате труда каждая минута на счету. Хозяин из меня, конечно, никудышный. Расточительный. Ладно, – давал себе Дмитрий понять, что о работе хватит. – Сколько можно? Смена закончилась. Чего еще?!»

В приподнятом настроении Дмитрий вышел из душевой. Белов, слесарь с дробилки, уже переодевшись в чистое, закрывал шкаф, гремя на всю бытовку амбарным замком. Скоро должен подойти автобус, надо торопиться.

Валентин Петрович, начальник цеха, сидел у себя в кабинете, закрывшись на ключ, чтобы никто не мешал. «Ну как так можно работать? – не понимал Валентин Петрович. – Никакой ответственности. Иной раз подсказываешь, хочешь как лучше, а он все равно делает по-своему. Хуже, но по-своему! Откуда у людей такое безразличие к работе? Раньше как-то больше было ответственности. Если старший скажет, его не смели ослушаться. Слесари контролировали сварщиков. Сварщики требовали от слесарей, чтобы не было больших зазоров между сопрягаемыми деталями. А сейчас? Сварщики без стеснения закладывают в зазоры пруток и заливают его металлом. Какое может быть после этого качество? Пакостят сами себе. Права свои все знают, а об обязанностях забывают. И все ведь грамотные, со средним образованием, если б каждый переживал за свою работу, болел душою за коллектив, тогда бы и жилось нам всем лучше, и государство богаче было. А то для себя сделают качественно, а для производства – лишь бы с рук сошло».

Через месяц будет шесть лет, как Валентин Петрович принял цех. Начинал рабочим. В тридцать девять лет, уже будучи отцом троих детей, окончил вечернюю школу, потом техникум. Три года проработал мастером, был рекомендован на должность начальника цеха. Дружный был коллектив, не то что сейчас, и пьяниц было меньше. «Олег Сурков, токарь, два года божился в рот спиртного не брать; два года все нянчились с ним в цехе, верили ему на слово, а он – запил. Пришлось расстаться. Работник-то был хороший. Ну прямо как дети, – сокрушался Валентин Петрович. – Как можно обещать и не сдержать слово? И чего людям не живется, не работается спокойно? Будем хорошо работать – и жить будем лучше. Все же от нас самих зависит».

Валентин Петрович тяжело поднялся со стула, несколько раз прошелся от стола к двери, разминая затекшие ноги. Высокий, крепкого телосложения, Валентин Петрович выглядел неплохо для своих лет.

«Сознание у людей низкое. Нет ответственности, хозяйской жилки». –Валентин Петрович решительно шагнул к двери. Пройдя длинный коридор, Валентин Петрович вышел к токарям. Вторая смена, с пяти, приступила к работе. Ночной смены не было. Неделю с утра работала одна смена, неделю – другая, менялись. Смена старшего мастера Андрея Сергеевича Ермакова –электрики, слесаря по ремонту станков, нормировщик, кладовщик, работала все с утра. Это была дежурная смена.

Виктор Садовский точил втулки на транспортер на дробилку, срочный заказ, работал легко, уверенно.

«А где ж Ельцов? – пробежался Валентин Петрович взглядом по токарному отделению. – Опять небось у себя в конторке сидит с нарядами. Вот сами себе работу находят. Нет чтобы каждый день писать наряды, так ведь оставляют все на потом, на последний день. Копят. И сидит сейчас в конторке с бумажками, не знает, что в цехе делается. Мастер называется!»

Большую половину цеха занимали станочники-токаря, фрезеровщики, расточники; другую, поменьше, – слесаря, сварщики, кузнецы. В слесарное отделение Валентин Петрович не пошел: срочной работы у слесарей не было, так – текучка. Заводом план выполнялся.

Валентин Петрович прошел лабораторию, пожарную часть, столовую. Утренняя, самая большая, смена прошла: кто был уже дома, кто на даче. День погожий. Утром чуть покапало, днем прояснило. Через неделю можно картошку копать

2

Четыре часа – пора начинать заседание, но не все из цехового комитета собрались: Лаптев с Бобровым опаздывали. Татьяна Николаева, председатель цехового комитета, полная женщина с пышной грудью, добрыми глазами и задумчивым выражением лица сидела у окна и терпеливо ждала, когда все соберутся. Она вчера еще после обеда вывесила объявление о заседании цехового комитета и утром каждого члена цехкома предупредила о намечающемся мероприятии. Собирались в кабинете старшего мастера Андрея Сергеевича Ермакова. Наконец появились Лаптев с Бобровым. Крепкие парни, один под стать другому.

– Почему опаздываем? Заставляете себя ждать, – призвал начальник цеха Лаптева с Бобровым к порядку. – Вы должны пример показывать, а сами нарушаете трудовую дисциплину! Передовики!

– Заработались, время не заметили, – не растерялся Бобров.

– Уборку делал, – в извинительном тоне объяснил Лаптев.

– Пять минут потеряли из-за вас. – Хотел Валентин Петрович, чтобы Лаптев и Бобров прониклись ответственностью и не опаздывали.

Татьяна достала из кармана халата сложенный вчетверо тетрадный листок, развернула, подошла к столу:

– Товарищи, на повестке дня у нас подведение итогов работы за август. – Татьяна слегка картавила. – В смене Чебыкина Леонида Ивановича «Лучшими по профессии» были выдвинуты Сапунов Дмитрий и Бобров Олег. В смене Ельцова Сергея Константиновича – Сиверцев Андрей, Голубцова Фая. В смене старшего мастера Ермакова Андрея Сергеевича – Сапегин Александр. Все кандидатуры «Лучших по профессии» прошли обсуждение на сменных собраниях. У кого какие будут предложения?

Вот уже три года бессменно Николаева председательствовала в цехкоме. Человек была исполнительный, аккуратный. Работала кладовщиком.

– Товарищи, – взял слово начальник цеха, – не нравится мне отношение Сапунова к своим трудовым обязанностям. То ли он высокого мнения о себе стал, то ли еще какая причина, не знаю. Только Дмитрий хуже стал работать. Сделал я ему на днях замечание по работе. Он зачищал крылатку и работу выполнял некачественно. Так он мне: «Что я теперь, языком ее должен вылизывать?» Леонид Иванович, пожалуйста, разберитесь с этим.

– Я не знал…

– Что, он будет тебе докладывать, – усмехнулся Валентин Петрович.

«Может, у Дмитрия в семье что… – терялся в догадках Чебыкин. – Семейная жизнь – сложная штука: сегодня, к примеру, хорошо, а завтра скандал. Дмитрий человек скрытный. Двое детей, жена библиотекарь – семья, вроде, благополучная. Нет, все-таки семейные отношения – сложно. Все может быть».

Кандидатура Сапунова в «Лучшие по профессии» была отклонена цехкомом. Также ни одна из смен не была отмечена как лучшая. Низкой была трудовая дисциплина в цехе.

Без пятнадцати пять закончилось заседание цехового комитета. Сапунов с Бобровым курили у комбинированных ножниц.

– Дмитрий, разговор есть, отойдем в сторонку, – не любил Леонид Иванович на людях выяснять отношения. – Ты последнее время, Дмитрий, интересно себя ведешь… тебе словно на все наплевать. У тебя неприятности? Что-то случилось?

– Да ничего не случилось.

– Начальник цеха тебе сделал замечание насчет крылатки, а ты что ему ответил?

– Вырвалось. Нервы сдали. Я же не первый год работаю, работу знаю, чего меня учить.

– По работе, Дмитрий, у меня к тебе претензий нет. Но зачем грубить? Начальник цеха старше тебя. Мог бы и промолчать. Надо следить за собой. Если мы все начнем друг на друга кричать, что получится? Неудобный ты какой-то… В этом месяце ты у меня был «Лучшим по профессии», но твоя кандидатура не прошла.

«Следить за собой…» – Дмитрий рад был бы «следить за собой», но ничего не получалось: только настроишься на одну работу, а тебя уже перебрасывают на другую. Пропадает всякий интерес! Торопишься. Сегодня тебе повезло: много работы, денежная, зато завтра норма выработки падает до шести-семи рублей. Всякое желание работать пропадает. – «Рассчитаюсь. Хватит с меня! В новом коллективе надо будет опять начинать все с начала: знакомство…» – Дмитрий тяжело сходился с людьми.

Большие квадратные часы в цехе показывали без пяти минут пять. Желающих уйти пораньше с работы не было, никто не хотел рисковать: накануне начальник цеха имел неосторожность при Лаптеве заговорить с Вершининым, парторгом, о трудовой дисциплине в цехе, о ранних уходах на обед и с работы и что пора этому положить конец. Лаптев все и выболтал.

Весь цех, две смены – смена Чебыкина уже свое отработала, у смены Ельцова все впереди – собрались у доски «Будни цеха» – большой деревянный щит, половину которого занимал табель соревнований между сменами, другая половина была отведена под стенгазету, объявления. Две деревянные скамейки, четыре стула – ни одного свободного места. Плотников с Садовским сидели на корточках, прислонившись спиной к шкафу с инструментом.

– Рыба!

– Сам ты рыба! – В ожидании разнарядки забивала вторая смена козла в домино. Градом сыпались удары по круглому, обитому пластиком столу. Подошел Клюев, слесарь. Пятьдесят два года. Среднего роста, светлые нагловатые глаза, густые брови, с ямочкой подбородок – мужчина видный и работник неплохой.

– Что, девки, зады прижали? – насмешливым взглядом пробежался Клюев по лицам сидевших за столом женщин. – Боитесь проверки? Так вам и надо, а то ишь, свободу почувствовали. Да вам только дай свободу, быстро на шею сядете и ножки свесите.

– Сергей, какую свободу? Про что ты? – не совсем понимала Клавдия.

– А то, что вам теперь придется поджать животы и в обеденный перерыв не бегать в магазин.

– Поду-у-у-у-умаешь.

– Конечно, что тебе начальник. Ты сама себе начальник. Злая ты стала, Клавка, замуж тебе надо. А то лет через пять никто и не возьмет, – не унимался Клюев.

– Это не твоя забота!