Зло в имени твоем

Она кивнула, закусив губу. Сегодня она узнала много нового.

– Думаю, ты подойдешь, – ласково сказал лысый, – можешь идти. Только дома ничего не рассказывай. Подумай сама. Завтра я вам позвоню. Скажешь только одно слово – «да» или «нет». И сразу повесишь трубку.

Когда она вышла, Олег Константинович повернулся к своему старшему коллеге:

– Вы думаете, она согласится?

– Уверен. Наши специалисты проверяли несколько раз. Она самостоятельная женщина, и в ней есть хороший дух авантюризма. Такие как раз нам и нужны.

Всю ночь она не спала, и рано утром ей приснился отец, сидевший напротив нее в кресле. Он мягко улыбался и рассказывал что-то приятное. Когда вечером раздался звонок, она, уже не колеблясь, подняла трубку и сказала: «Да».

И этим определила свою судьбу.

Глава 3

– Вы должны понимать, что ничем не отличаетесь от мужчин, – зло говорил инструктор, стоя перед ними. Это был сорокапятилетний здоровяк с мощными бицепсами. Непонятно, почему он с первого дня невзлюбил группу прикомандированных к нему женщин. Может, потому, что как ветеран корейской и вьетнамской кампаний считал это ненужным экспериментом. Или ему не повезло с женой, и он вымещал всю свою злобу на доставшихся ему курсантках. Но он был беспощаден ко всем пятерым. Никакого снисхождения быть не должно. Между собой они давно называли его Душителем.

– Вы все офицеры, хотя младший лейтенант так же похож на офицера, как галоши на сапоги. А вы вообще лапти, – гремел его гневный голос, – ни одна не справилась с зачетным временем. Все пришли к назначенной точке с большим опозданием.

– Попробовал бы этот тип пробежать столько километров с таким снаряжением, – тяжело дыша, сказала Лена. – А мне сегодня вообще бегать нельзя, у меня такое кровотечение открылось.

– Разговоры! – заорал Душитель.

– Разрешите обратиться, – выступила вперед Марина. Она была старшая в группе.

– Говорите, – прохрипел этот тип.

– Прошу освободить курсанта Иволгину от занятий.

– Что? – не поверил своим ушам инструктор. – Стать в строй! Здесь вам не детский сад.

– Прошу освободить ее, – настойчиво сказала Марина, – сегодня ей бегать нельзя. И таскать такие тяжести тоже нельзя.

– Никаких отговорок, – презрительно сказал Душитель, – даю десять минут, чтобы оправиться, и потом снова в путь. Никаких исключений не будет.

Она поняла, что спорить бесполезно, и вернулась в строй. Через десять минут они снова бежали за этим типом, груженные рациями и оружием.

И только вечером, когда они, уставшие, отдыхали в небольшой комнате, предназначенной для отдыха группы, пришла Аркадия Самойловна. Она села напротив молодых женщин.

– Что, девочки, устали? – ласковым тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросила она.

Марина поняла по ее голосу, что сейчас будут разборки. И не ошиблась.

– Марина, – так же ласково спросила Аркадия Самойловна, – почему ты сегодня хотела освободить Иволгину?

– Она не могла с нами бежать, – объяснила Марина.

– Почему?

– У нее начались месячные. Раньше времени.

– Ну и что?

– Она не могла бежать, – терпеливо пояснила Марина.

– Мариночка, – сказала Аркадия Самойловна, – ты, наверно, перепутала наши профили. Мы учим тебя не на адвоката, а на разведчика. Понимаешь? На разведчика! А ты выступаешь бесплатным адвокатом.

– Я хотела объяснить, – упрямо возразила Марина.

– Напрасно хотела. – Аркадия Самойловна наконец перестала притворяться. – Вас готовят как профессионалов. А вы ведете себя как бабы. Деревенские полоумные бабы, ничего не понимающие и не знающие. Какая может быть причина для остановки в пути? Только смерть агента. Если даже у нее начнутся роды, не имеет она права останавливаться. Пусть рожает в пути, в лесу, в овраге. Но не останавливаться. Я в партизанском отряде была в сорок втором. Думаешь, там кто-нибудь остановил бы отряд из-за моих женских глупостей? Меня бы просто пристрелили, как суку, чтобы я не задерживала людей. По пятам за нами шли каратели из СС. Кто позволил бы останавливать отряд? Ты понимаешь, Мариночка? Твой поступок хуже, чем предательство. Если она останется и не пойдет с вами – значит, попадет в руки врага. А развязать язык такой изнеженной девочке они быстро смогут.

– Я не изнеженная, – чуть не плача возразила Иволгина.

– Тогда не нужно было вообще никому ничего говорить. Из меня иногда кровь хлестала. И ничего рядом не было. Просто портянку засовывала, надевала мужские брюки и шла в поход. Шла, как все. Если бы мои женские сложности могли им помешать, я бы удавилась. Понимаешь, Леночка, удавилась бы, чтобы не мешать заданию. Но ничего бы подругам не рассказала.

Женщины подавленно молчали. Они теперь несколько в ином свете видели все, происшедшее с ними. Марина отвернулась, отвечать было нечего. Этот монстр была права. Права по всем статьям.

– Вы женщины в постели, в казино, на пляже, – бушевала Аркадия Самойловна, – когда вы намалеваны и бедрами виляете. А в походе вы солдаты, мужики. И должны нести вместе со всеми оружие и снаряжение. Всем ясно?

– Всем.

– Завтра все повторите заново, – сказала на прощание Аркадия Самойловна, – весь маршрут. И ты, Лена, пойдешь со всеми. Тебе понятно?

– Понятно, Аркадия Самойловна, – покорно кивнула Лена.

– Вот и хорошо. – Нужно отдать ей должное, она интуитивно чувствовала, когда нужно ослабить напряжение. – А вообще-то прошли неплохо. Ведь ваш инструктор ориентируется всегда по мужским показателям. Как и положено по инструкции.

Когда она ушла, Лена вздохнула.

– Не могу больше, господи, просто не могу. Если бы я знала, что все будет так тяжело!

Марина показала на стену. Она знала, что все их слова постоянно прослушиваются. Начальство хотело отобрать действительно лучших. В ком нельзя было сомневаться.

– Ладно, девочки, – устало сказала Марина, – идемте спать.

Все пятеро пошли в свои комнаты. У каждой из них была своя небольшая «келья», в которой стояли узкая кровать и тумбочка с одеждой. Никаких личных вещей, считалось, что таким образом будущий разведчик учится обходиться самым необходимым, не обременяя свою жизнь ненужными мелкими сувенирами, которые в решающий момент могут выдать агента быстрее, чем все его связные, вместе взятые.

Марина вошла в свою «келью», опустилась на кровать. Завтра предстоял еще один трудный день. Сколько таких дней было за годы учебы! Попавшие сюда в основном после окончания высших учебных заведений молодые женщины проходили трехлетний специальный курс. О себе рассказывать не разрешалось, фамилии у всех были изменены. Так, Чернышева превратилась в Чернову, а Елена Волкова – в Елену Иволгину. Настоящих фамилий остальных женщин она не знала. Они с Леной были из столичных городов, Марина из Москвы, а Лена из Ленинграда. Может, поэтому Аркадия Самойловна с жестокостью дорвавшейся до столицы провинциалки, мыкавшейся всю жизнь по коммунальным квартирам, не любила более всего именно этих девочек.

Остальные были из других мест. Несмотря на строгие запреты, за два с лишним года, проведенные вместе, они успели познакомиться и узнать, что кореянка Мила с Дальнего Востока, Гюля из Узбекистана, а Таня из Прибалтики. И это было почти все, о чем они могли рассказать друг другу. Откровенность не поощрялась. Лишь с Леной Марина успела подружиться и была более близка, чем с остальными женщинами.

А ведь в шестьдесят восьмом все представлялось по-другому. Сначала Марина прошла несколько строгих отборочных комиссий. Проверяли здоровье, психологическую устойчивость, восприимчивость к разного рода заболеваниям, мнительность, наличие отклонений, совместимость с другими людьми, коммуникабельность, умение ориентироваться в незнакомой обстановке, анализировать факты, общий багаж знаний, постановку иностранных языков, даже сценическое мастерство. Здесь проверяли очень тщательно и в случае малейшего сомнения отклоняли кандидатуру. Непонятно, каким чудом, но Марина прошла все тесты. Может, ей помогал старый знакомый ее отца, чья лысина и умные глазки иногда мелькали в коридорах во время сдачи тестов и медицинского освидетельствования.

Самому неприятному допросу ее подверг сексопатолог. Его интересовало буквально все. Первый мужчина. Общее количество мужчин. Удобные и любимые позы. Наличие ограничений и запретов во время интимных сцен. Пределы возможного. И тому подобное. Даже по вопросам она с удивлением обнаружила, что почти ничего не знала об интимных отношениях. Некоторые вопросы просто казались оскорбительными. Врач подробно расспрашивал о ее сексуальных пристрастиях, выяснял, не нравились ли ей иногда женщины. В ответ на негодование Марины он как-то по-особенному усмехнулся, но ничего не сказал. Одно перечисление его вопросов могло оскорбить любую женщину, но она честно отвечала в течение двух часов.

И только спустя два месяца, когда наконец получила красный диплом об окончании МГИМО, ей официально объявили, что она будет зачислена в институт разведки, на специальные курсы. И только тогда она рассказала все матери. Мать проплакала всю ночь. Формально она была распределена в распоряжение МИДа. Фактически первого августа она уехала в один из небольших уральских городков, где были расположены их курсы. Мать так и не смогла отговорить ее от этого шага. Тогда все казалось романтическим и возвышенно-интересным.

Но всю романтику развеяла Аркадия Самойловна. Она сразу объяснила, что разведчик – это человек, готовый на все. И женщина-разведчик – это одновременно леди и проститутка, убийца и диверсант, наблюдатель и психолог, актриса и режиссер – словом, все ипостаси меняющихся масок в одном лице. С этого началось их обучение. Спустя две недели с курсов уже была отчислена молодая женщина, скрывшая, что у нее в родном городе остался маленький ребенок. Проверившая все факты комиссия без долгих разговоров просто отчислила женщину, и ее увезли из группы. Марина узнала об этом лишь благодаря случайности. Эта женщина была старшей в их группе. Она была красивой. Обладала особенной породистой статью, какие встречаются в редких комбинациях смешения разных наций. В ее длинных прямых ногах было что-то скандинавское, от викингов, скулы были азиатские, а зеленые глаза и русые волосы делали ее похожей на русских красавиц из старых сказок. Она и была потомком всех трех наций. Имела отца литовца и мать полурусскую-полутатарку. Может, поэтому ее и отобрала комиссия. Но скрытый ребенок перевесил все. Больше они никогда о ней ничего не слышали. А старшей группы вместо выбывшей красавицы-принцессы назначили Марину.