Граница нормальности

***

Приложение «О хурзямриках и кросах»

– А что такое субъядерный биосинтез, как ты думаешь? Оно же зямрение.

– Это синтез материи на квантовом уровне, выделяется невероятное количество энергии. И зямрение – это обывательское название, ненаучное.

– Кто бы мог подумать… А почему био? Потому что животные это делают?

– Именно. Только животные могут это делать. То есть Х.

– Обалденные твари. Зря Никита отказался.

– Кормишь их чем угодно, а живут они в воде. Могут жить в расплавленном свинце, только жрать будут больше. Могут жить в плазме. Это для ракетных двигателей, хотя не только ракетных, а космических вообще.

– А чего им нельзя?

– Ртуть нельзя! Они пьянеют от неё.

– Покрыты шерстью?

– Какой шерстью? Представляют собой чёрные камушки, огромной массы. Камешек размером с ноготь тянет на килограммов на пять.

– Но это во время зямрения, то есть биосинтеза. А так они похожи на леммингов. Глаза голубые с крестообразным зрачком. Когда они появляются среди настоящих леммингов, те впадают в панику и несутся куда попало.

– На крупных леммингов, с подросшего котенка. Причём, так они выглядят, когда живут в газообразной атмосфере, в температурных пределах жидкой воды. Это ведь довольно специфические условия. А когда среда обитания и зямрения совпадают – выглядят как черные камушки.

– То есть когда они попадают в воду, они принимают форму камушков и ведут себя спокойно. Вот для чего нужна была вода!

– А когда среды не совпадают – там возможны девиации. У человечков есть чемпионат на самую удивительную форму хурзямрика. Единственный недостаток: процесс и объемы энергии контролировать не могут.

– Для этого есть Кросы, хотя про них не все знают, они симбиоты Х. И вместе они выделяют энергию постепенно.

– Человечки знают о К. Более того, только они и знают, поэтому и могут использовать. Собственно, только после открытия кросов (то есть когда поняли, что К. и Х. – это разные формы жизни), стали возможны межзвездные двигатели.

Счастливый билет

(и что из оного воспоследовать может)

Ум у меня методичный, мышление рациональное – во всяком случае, мне бы хотелось так думать. Поэтому когда я в первый раз услышал о счастливом билете, я лишь усмехнулся, рационально и методично. Плавали-знаем, врёте-не обманете, сколько я этих билетов слопал, штук двадцать точно, и ни разу счастья мне это не принесло. Ну разве что так, настроение поднималось. Чуть-чуть.

А иногда строго напротив – случались неприятности. В каком это я тогда классе учился? Ехал я с секции вольной борьбы, стало быть, это был пятый класс. Ехал на трамвае, вот хайте Советский Союз на сколько хватит, а только когда снова так будет, чтобы человек сам в трамвай заходил, денежки в кассу опускал и сам себе билетик отрывал… ну так вот, значит, ехал я в трамвае и три копейки опустил, и билетик себе оторвал, и номер проверил, и оказался он счастливый. Сложил я его аккуратненько в три загиба и сунул в рот. Конечно, вкуса билет, даже счастливый, был сомнительного, но была у меня такая странная привычка, складывать эти билетики втрое и сосать их, словно конфетку.

И заходит тут на остановке контролёр, а я стою на задней площадке один, как перст, и некуда мне деться. А она зашла в заднюю дверь и сразу ко мне. Я мычу что-то нечленораздельное, и билетик этот изо рта вынимаю. Вот, говорю, а сам расправляю его суетливыми пальцами. Глаза поднимаю и вижу её монументальную спину, и даже со спины этой видно, что выражение лица у неё сейчас брезгливое.

Вам смешно, а для меня это был сильный удар. Не знаю как вам, а для меня в ту пору оказаться в каком-то постыдном положении было невыносимо. Сейчас, говоря откровенно, тоже, но количество ситуаций, которые я считаю постыдными, уменьшилось. Закалился организм с годами, очерствел.

В общем, я усмехнулся и стал жить дальше. Но тут бросила меня очередная подруга, и все планы на отпуск накрылись медным тазом. И как-то сразу стало пусто, и нечем заполнить жизнь.

Я смотрел допоздна телевизор, дивидюхи разные, диск с фильмами Акиры Куросавы посмотрел весь, во какое у меня было настроение, спортканал, теннис, футбол, бильярд, жарил ночью яичницу, просыпался утром без будильника часов этак в одиннадцать, снова жарил яичницу, шёл гулять с собакой. С собакой этой вообще цирк. Собака у меня от предыдущей подруги. Не этой, которая меня сейчас бросила, а той, которая бросила меня до этого. Не по нутру им мой рационализм, похоже… Шли мы ко мне домой из кино, зимой, вечером, и нашли в подъезде этого приблудыша. Кино было «Параграф 78, часть первая», что автоматически сделало вечер не очень неудачным. Потом полуторачасовая возня с этим дрожащим, обделавшимся созданием. Секса в ту ночь тоже не было – мне было твёрдо заявлено, что только законченная сволочь может тешить свою похоть, (именно так она и сказала: «тешить свою похоть»), когда рядом мучается такое трогательное создание. И стали мы жить втроём: Она, Её собака, и я – Тот, кто кормит и подбирает какашки за Её собакой.

А потом наступила весна, и она ушла, а собака, как водится, осталась. Вымахала в здоровенную трусливую овчаркообразную псину, заполнила собой полквартиры, всё время линяла, зимой правда поменьше, и бесила меня своею тупостью неимоверно. Иногда я утешаю себя тем, что этим она пошла в свою хозяйку. Та тоже умом особым не блистала, да вот только… в общем, это слабое утешение.

Вот и сегодня я проснулся в одиннадцать, посмотрел на телевизор. Телевизор работал. Встал, переключил на MTV, пнул несильно собаку, пробормотал привычное «бесишь ты меня», и прошёл в совмещённый санузел. В совмещённом санузле посмотрел в зеркало на свою опухшую со сна рожу, и мне отчётливо стало ясно, что дальше так жить нельзя.

До конца отпуска ещё три недели. Я же чокнусь за это время.

***

Надо чем-то заняться. Не обязательно умным, главное, чтобы это занимало, как можно больше времени, и было не слишком противное на ощупь.

С утра думалось плохо, и тогда я позвонил Тохе.

Тоха – монстр.

Он встаёт в пять утра и живёт так, как ему нравится. Он балует себя разного рода штуками типа часов, которые будят тебя во время фазы быстрого сна. Он зарабатывает на жизнь, не выходя из дому. Он не любит аудиофилов, и при этом делает отличный звук. Он может занять денег и помочь вытащить чугунную ванну.

– Да! – сказал Тоха в мембрану телефона.

– Я счас приеду, – сказал я.

– Давай, – сказал Тоха.

Глядя, как я одеваюсь, Альберт заскулил.

Вот ещё, кстати. Назвали его в честь Эйнштейна. Меж тем Альберт туп, как пробка. И если для трусости у него есть уважительная причина (у меня есть основания полагать что до того, как мы его нашли его, кто-то сильно над ним поиздевался), то для тупости у собаки с такими умными глазами никакой уважительной причины быть не может.

– Не ной, – сказал я строго. – Поедешь со мной, урод. Где намордник?

***

– Вот горе-то, – сказал Тоха безжалостным голосом и открыл проект в сводилке, так он называл свою рабочую программу.

– А чё? – сказал я.

– Делать ему нечего, – Антон отрезал у трека конец. – Вот так… Вступай в Армию Спасения. Посещай хобби-класс по бальным танцам. В качалку начни ходить. Запишись в библиотеку. Начни воспитывать Альберта.

Альберт услышав своё имя, поднял уши, подошёл к Тохе и попытался уставиться ему в глаза. Он к Тохе неравнодушен, поскольку тот первый человек, кто покормил его настоящим собачьим кормом.

– Не-ет, – сказал я капризно. – Не хочу в качалку. Там же надо это… качаться.

– Уйди! Шерсть… Понял, – сказал Тоха и выделил третий и четвёртый треки файла. – Тебе надо что такое, чтобы тешило твою типа интеллигентность.

– Да, – неуверенно подтвердил я.

– Проведи расследование, – сказал Тоха.

– Расследование? – удивился я.