Граница нормальности

Они зашагали по коридору, внимательно глядя на таблички.

– «Компьютеры», – прочитал Троха. – Может, здесь?

– Можно и здесь, – отозвался Колян ревниво: ему такая идея в голову не пришла. В самом деле, что можно ждать от компьютеров. Гудят да мигают.

Троха свернул в проход первым.

И не успел он пройти и двух шагов, чтоб дойти до маленького пуфика у полки, как с нижней полки на него бросилось что-то темное и бесформенное. Колян видел, как Троха было отпрянул, но это что-то вцепилось в него и не отпускало. Колян выдрал выкидуху из кармана и обежал Троху сбоку; занёс нож.

Напавшее нечто с утробным хлюпаньем всосалось в Трохину грудь. Глаза Трохи остекленели, он неестественно выпрямился и столбом наискось повалился на полку, уронив несколько книг.

Колян пару секунд стоял с выкидухой в руке. Затем краем глаза заметил – с полок сверху спускалось еще несколько чего-то. Колян схватил Троху под мышки и потащил из прохода в коридор.

***

Троха очнулся быстро, через минуту-две. Молча встал, отряхнулся, потёр грудь.

– Пошли, – угрюмо сказал он.

Они снова пошли вдоль полок.

«ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА». Крупными буквами. И табличка не прикреплена сбоку на полке, а висит сверху, на двух веревочках. Видимо, большой отдел.

– Ништяк, – шепотом сказал Троха. – Живём, ём.

Они осторожно свернули в первый же проход.

– Млять, – в голосе Трохи было больше облегчения, чем испуга.

В самом деле, всего лишь три пацана, двое постарше, лет двенадцати-четырнадцати, а один – так вообще лет шести, со спичечной коробкой в руках. Двое, что постарше, были неодинаковые – один в шортах и синей рубашке с красным галстуком, второй в кепке-восьмиклинке, пиджачке слегка не по размеру и в длинных светлых штанах трубочкой; у обоих были рогатки. Все трое смотрели серьёзно, насупившись.

– Ну чё, шпана, – весело начал Троха, не спеша шагая к ним. – Как жизнь, кто смотрящий, кто говорящий? А?

Младший мальчик нахмурился ещё сильнее и открыл коробочку – оттуда что-то мягко засветилось зеленым. Двое старших синхронно подняли и натянули рогатки. У Коляна появилось нехорошее предчувствие. Щелкнули резинки, Троха коротко ойкнул и, втягивая воздух сквозь зубы, повалился на пол, согнувшись в три погибели. Два стрелка снова разом натянули рогатки и теперь целились в Коляна. У того, что в галстуке, взгляд был ясный, чистый и яростный, а кепка смотрел с прищуром, не обещавшим абсолютно ничего хорошего. Колян попытался прикрыть глаза рукой, но увидел, что они целились вовсе не в глаза.

Слишком поздно увидел.

– Сука, убью, млять! – Троха кинулся на детей с кулаками. Дети легко отбежали от него, затем двое встали, прикрывая младшего, в третий раз натянули рогатки и страшным трескучим дуплетом влепили два железных шарика прямо в Трохин лоб.

Колян, лежа на полу и засунув обе руки между ног, пытаясь унять боль, видел, как кепка и галстук как ни в чём не бывало присели на корточки и стали смотреть в спичечную коробку.

Затем он нащупал выкидуху в кармане и встал. В паху еще плескалось пламя боли, но это теперь только придавало злости. Малыш коротко глянул на него и толкнул того, что в кепке.

– Миш, он встал.

Кепка и галстук выпрямились.

– Гляделки надоели? – холодно поинтересовался галстук.

– Или ещё что, – добавил кепка многозначительно.

– Иди отсюда, – подытожил малыш.

Зашевелился Троха. С его лба капала кровь, но это было не всё; Колян похолодел: он увидел, что один шарик всё ещё торчит у приятеля во лбу, почти наполовину погрузившись в кость. В животе заныло.

– Ага, – сказал кепка.

– Это ещё вполнатяга, – пояснил галстук.

– Идите отсюда, – повторил малыш.

Колян взял Троху под мышку, не столько даже помогая ему подняться, сколько удерживая его от необдуманных поступков: Трохе-то этот шарик, который зашел в кость с полнатяга, виден не был.

***

– Не щупай, блин, – раздражённо сказал Колян минуту спустя.

Троха отдёрнул руку ото лба. Глаза его были слегка безумными. Колян угрюмо подумал, что у приятеля в правом кармане лежит отличный выкидной нож самолётной стали, на заказ деланный, с любовью точенный.

Они медленно брели вдоль полок, заглядывая в проходы. Колян читал названия и решал, безопасно здесь или нет. Пока что безопасно было только в коридоре, по которому они шли.

Хотя, впрочем, уже нет.

В коридоре стояли двое мужчин лет примерно сорока, один высокий, с породистым худым лицом, у второго, крепыша пониже, физиономия была шире и имела отчётливый красноватый оттенок. Одеты оба были в плащи, у худолицего в руках был зонт, а крепыш выпукло и зловеще держал руку в правом кармане.

– Ватсон, – сказал худолицый с до боли знакомыми ливановскими интонациями. – А вот и наши юные друзья, Ватсон.

– Наивны даже для их возраста, – откликнулся крепыш.

– Ну что, милейший, – Коляну понадобилась секунда, чтобы сообразить, что Холмс (а это, конечно, был он) обращается к нему, – что вы думаете делать дальше?

– По законам жанра, он должен либо раскаяться, либо понести заслуженное наказание, – заметил Ватсон.

– Наказание они уже несут, – ответил Холмс. – В основном в виде гематом и железных шариков во лбу. Мне интересно, раскаиваются ли они.

Колян не заметил, когда Троха успел вытащить выкидуху. И не успел схватить его – Троха молча метнулся вперёд, держа нож перед собой. В каждом движении его было безумие отчаяния.

– Это вы зря, милейший, – быстро произнёс Холмс. Ватсон отступил назад, руку из кармана не вынул. Холмс взял зонт двумя руками и встретил Трохин нож прямым блоком. Троха отпрянул и с широкого маха рубанул ножом в четвертину по печени. Холмс изогнулся, завертелся волчком и коротко и сильно врезал зонтом. Троха дернул головой и издал невнятный звук, похожий на кваканье, повалился на бок, держась за голову. Следующий удар выбил нож у него из руки.

Ватсон осуждающе качал головой.

Коляну вдруг показалось, что он понял. Повинуясь внезапному порыву, вынул выкидуху и бросил к ногам Холмса. Поднял руки.

– Всё, – сказал он громко. – Всё, сдаемся.

– За себя говори, – прошипел Троха. Колян наподдал ему ногой и отпнул его нож подальше.

– Ну что ж, Ватсон, – сказал Холмс, оправляя складки на плаще. – Мы не можем на себя брать функции правосудия. Тем более, что преступники – почти дети, и без своих опасных игрушек не представляют опасности более.