Покоя больше нет. Стрела бога

Почему Клара упрямо твердила, чтобы он пока не говорил о ней своим? Может, еще не решила, хочет ли выходить за него замуж? Вряд ли. Ей так же, как и ему, хотелось заключить помолвку, правда, она повторяла, чтобы Оби не тратился на покупку кольца, пока не получит работу. Или Клара собиралась сначала поговорить со своими? Но если так, к чему эта таинственность? Почему бы просто не сказать, что она хочет посоветоваться с родными? А может, Клара не такая уж и бесхитростная, как полагал Оби, и нагнетает напряжение, желая покрепче привязать его к себе? Он рассмотрел все варианты и отверг один за другим.

По мере того, как сгущалась ночь, воздух сначала стал свежим, бодрящим, а затем холодным. Из кучи тряпок, на которых сидел, водитель вытащил грязную коричневую матерчатую кепку и натянул на голову. Женщина из Бенина перевязала платок, покрыв уши. У Оби была спортивная куртка, он купил ее в свой первый год в Англии. Пока Оби пользовался ею, только чтобы сидеть было помягче, но теперь укрыл спину и плечи. Однако по-настоящему хорошо было только ногам. Жар мотора, несколько неприятный раньше, разбавил прохладный воздух, и ноги ласкало теплом.

Оби хотел спать, и мысли все больше обращались на эротические темы. В голове звучали слова, которые он не произнес бы вслух даже в одиночестве. Странно, все эти слова Оби говорил на родном языке. Он мог использовать английские словечки, сколь угодно грязные, но некоторые просто не мог произнести на ибо. Несомненно, причиной таких цензурных барьеров являлось раннее воспитание, а английские слова просачивались, потому что были выучены им позднее.

Оби продолжал пребывать в полусонном состоянии, пока водитель вдруг не остановился на обочине дороги, не протер глаза и не заявил, что раз или два поймал себя на том, что уснул. Все, разумеется, обеспокоились этим обстоятельством и попытались чем-то помочь.

– Не взял колу на поесть? – спросил сзади один торговец.

– Не видел, что я ел колу весь день? – усмехнулся водитель. – Не понимаю, почему так сплю. Сказать честно, я не спать последняя ночь, но это не первый раз я так.

Все согласились с тем, что сон – совершенно дурацкое явление.

Через две-три минуты общего разговора на эту тему водитель продолжил путь с обещанием и решимостью сделать все, что в его силах. А Оби сон оставил, как только грузовик затормозил. Мозги тут же прочистились – будто взошло солнце и высушило покрывавшую их росу.

Торговцы опять запели, на сей раз нечто вполне пристойное. Оби знал припев и попытался перевести слова на английский. Только тут до него дошел их смысл.

Свояк пошел повидать свояка.
О-йеми-о.
Свояк схватил его и убил.
О-йеми-о.
Тащи лодку, тащи весло.
О-йеми-о.
Весло говорит по-английски.
О-йеми-о.

На первый взгляд в песне не было ни смысла, ни логики. Но, мысленно повторяя ее, Оби был потрясен богатством ассоциаций, которые может вызвать даже такая непритязательная песенка. Прежде всего неслыханное дело, чтобы свояк убил свояка. В понимании ибо это верх предательства. Разве не говорят старики, что свояк – это твой чи, личный бог? Восстать против него – еще одно крупное предательство. Весло внезапно начинает говорить на языке, который его владелец, рыбак, не понимает. «В общем, – думал Оби, – в песне поется о том, что мир перевернулся вверх ногами». Ему понравилась эта экзегеза, и он принялся вспоминать другие песни, которые можно было бы истолковать подобным образом. Но песня торговцев стала такой громкой и скабрезной, что он не смог сосредоточиться на своих мыслях.

Сегодня съездить в Англию – такое же обычное дело, как спуститься к деревенскому ручью. Но пять лет назад все было иначе. Возвращение Оби в деревню стало чуть не праздником. В Ониче его ждала спортивная машина, чтобы как подобает доставить в Умуофию, располагавшуюся милях в пятидесяти. Однако прежде чем пуститься в путь, у Оби было несколько минут для осмотра огромного рынка Оничи.

Первое, что привлекло его внимание, был открытый джип, из динамиков грохотала местная музыка. Два человека в салоне раскачивались в такт музыке, как и многие, толпой собравшиеся вокруг. Оби недоумевал, что все это значит, как вдруг музыка резко стихла. Один из сидевших в джипе поднял какую-то бутылку так, чтобы все видели. «Это эликсир жизни», – провозгласил человек и принялся рассказывать о нем толпе. Точнее, поведал он немного, поскольку все чудесные качества эликсира перечислить невозможно. Второй вынес стопку рекламных листков и раздал толпе, в основном состоявшей из неграмотных.

– Этот лист расскажет вам про эликсир жизни, – повторял он.

Было ясно, что если про эликсир написано на бумаге, то все это чистая правда. Оби разжился одним из листков и прочитал список болезней. Первые три были: «Ривматизм, желтая лихаратка, укус собаки».

На противоположной стороне дороги, ближе к воде, сидели несколько женщин, торговавших гарри из больших белых эмалированных чанов. Появился нищий. Его тут, судя по всему, хорошо знали, потому что многие окликали по имени. Наверное, нищий был еще и немного полоумный. Звали его В Одну Сторону. Держа перед собой эмалированную миску, он начал обходить торговок. Женщины отбивали ритм пустыми пепельницами, а В Одну Сторону пританцовывал вдоль торгового ряда, получая от каждой женщины пригоршню гарри. Добравшись до конца, он заработал две огромные порции.

В ожидании прибытия Оби на две мили вдоль дороги, ведущей из Умуофии в Оничу, растянулись музыканты. По меньшей мере пять разных групп, если не считать духового оркестра миссионерской школы Умуофии. Как будто праздновала вся деревня. Те, кто не вышел на дорогу – в основном пожилые, – толпой уже собрались у дома мистера Оконкво.

Одна беда – мог зарядить дождь. Но многие почти желали, чтобы начался ливень, который показал бы Исааку Оконкво, что христианство ослепило его. Он был единственным, кто знать не хотел, что в честь сегодняшнего события полагалось бы отнести главному призывателю дождя в Умуофии пальмового вина, петуха и немного денег.

– Он не единственный христианин, кого видели наши глаза, – сказал один из собравшихся. – Но это, как пальмовое вино, что мы пьем. Некоторые могут пить и не терять при этом мудрости. А другие теряют все свои чувства.

– Очень, очень верно, – отозвался другой. – Когда новое учение приходит в страну пустых людей, они теряют от него голову.

В этот самый момент Исаак Оконкво спорил о призывании дождя с одним из стариков, пришедших порадоваться вместе с ним.

– Может, ты хочешь сказать мне, что некоторые не могут наслать гром на своих врагов? – спросил старик.

Мистер Оконкво ответил, что говорить подобное все равно что жевать жвачку глупости или засунуть голову в кипящую кастрюлю.

– Воистину великое дело совершил сатана в мире нам подобных, – заявил он. – Только он способен вложить в утробу человеку такую отвратительную мысль.

Старик терпеливо дождался, пока Исаак Оконкво замолчит, а потом продолжил:

– Ты не чужеземец в Умуофии. Слышал, как говорят наши старики: гром не может убить сына или дочь Умуофии. Знаешь ты кого-либо сегодня или в прошлом, кто погиб бы так?

Оконкво вынужден был признать, что не знает.

– Но это воля Бога, – уточнил он.

– Это воля наших предков, – возразил старик. – Они придумали действенное средство, чтобы защитить себя от грома, и не только себя, но и навечно всех своих потомков.

– Воистину, – вступил другой. – И всякий, кто отрицает это, отрицает попусту. Пусть пойдет к Нвокеке и спросит, как его ударило громом в прошлом году. С него, как со змеи, слезла вся кожа, но он не умер.

– А почему его вообще ударило громом? – спросил Оконкво. – Ведь не должно было ударить.

– Это его дела с чи. Но да будет тебе известно, что ударило его в Мбайно, а не дома. Может быть, гром, увидев его в Мбайно, сначала решил, что он из Мбайно.

Четыре года, проведенные в Англии, вызвали у Оби страстное желание вернуться в Умуофию. Это чувство порой становилось таким острым, что он ощущал себя почти виноватым в том, что учит английский для получения степени. При малейшей возможности Оби переходил на ибо. Ничто не могло доставить ему такой радости, как встреча с другим студентом ибо в лондонском автобусе. Но когда он говорил по-английски с каким-нибудь нигерийским студентом из другого племени, то понижал голос. Было унизительно беседовать со своим соотечественником на чужом языке, особенно в присутствии его гордых носителей. Ведь те могли предположить, что у человека вообще нет своего языка. Оби хотел бы, чтобы они присутствовали сегодня здесь и все это видели. Пусть приедут в Умуофию и послушают разговор людей, столь великолепно владеющих искусством беседы. Пусть посмотрят на мужчин, женщин и детей, которые знают, как жить, чья радость еще не убита теми, кто претендует на то, чтобы учить другие народы, как жить.

Оби встречали сотни людей. Прежде всего преподавательский состав и ученики Центральной миссионерской школы Умуофии, их духовой оркестр только что исполнил «Старый Калабар». Еще они сыграли старинную евангелическую мелодию, на которую во времена школьного детства Оби ученики-протестанты накладывали антикатолические слова, особенно в Имперский день, когда протестанты и католики проводили спортивные соревнования.

Отасили осукву Онйенкузи Фада Э мисиси йа оли аво-о.

Что переводится на английский, как:

Учитель-католик поедает пальмовые плоды,

А его миссис пожирает жаб.

После первых четырехсот рукопожатий и сотни объятий Оби какое-то время пообщался с сородичами отца в большой гостиной. Для всех не хватило стульев, и многие, разложив на полу козьи шкуры, расположились на них. Между теми, кто сидел на стульях, и теми, кто сидел на полу, не было такой уж большой разницы, поскольку сидевшие на стульях тоже сначала расстилали на них козьи шкуры.

– Должно быть, страна белого человека в самом деле очень далеко, – предположил один из гостей.

Все знали, что она очень далеко, но желали еще раз услышать это от своего молодого сородича.

– И слов не подобрать, – кивнул Оби. – Чтобы проделать этот путь, кораблю белого человека потребовалось шестнадцать дней – четыре базарных недели.

– Подумать только, – обратился другой гость к остальным. – Четыре базарных недели. И не на каноэ, а на корабле белого человека, который бежит по воде, как змея ползет по траве.

– Иногда по целой базарной неделе вообще не видно земли, – продолжил Оби. – Никакой земли ни спереди, ни сзади, ни справа, ни слева. Одна вода.

– Подумать только. Никакой земли целую базарную неделю! В наших народных сказаниях можно добраться до страны духов, если пройдешь семь рек, семь лесов и семь холмов. Ты, конечно же, побывал в стране духов.

– Несомненно, так, дитя мое, – сказал другой старик. – Азик, – окликнул он, имея в виду Исаака, – принеси нам орех кола, чтобы мы разломили его в честь возвращения твоего сына.

– Это христианский дом, – заметил отец Оби.