Избранное. Публицистика, фантастика, детективы, стихотворения и афоризмы

Да я все это и сам отлично помню: и нож в руке, кровью Володьки запачканный, и то, как Валерка Евсеев стал вдруг обходителен, и с девчонкой классной он меня познакомил, и она, эта красавица, так сразу стала ко мне сама ластиться…

Все я помню.

Но если бы я ему хотел отомстить, я бы сделал это сразу после выхода из тюрьмы и не по чужому совету.

Я ему так и выпалил.

– Это ты зря меня сюда пригласил, я на мокруху не подписывался.

И тут же взгляд стал совсем другим, разом исчезло игривое сочувствие, а вылезли наружу спесь и откровенное презрение.

– Ладно, топай, – он говорит, – ошибся я в тебе, я думал ты мужик, а ты только и можешь, что по чердакам, да по кабакам шляться.

И ведь если бы не его верный пес Миша, бывший боксер, я бы из него тут же и сделал бы самую настоящую боксерскую грушу.

Но только расклад не мой, я сам только в больницу попаду, причем, вполне может быть, и сразу в тюремную. Чего уж стоит этому Никите Митрохину – наркобарону – на убийцу и вора-рецидивиста наручники так сразу надеть.

Тут ведь как: был бы человек, а статья для него всегда найдется.

Ладно, ухожу я тихо и спокойно, но что мне теперь делать – даже отказавшись, я все равно свидетель, и если завтра Евсеева грохнут, я могу, попавшись на чем-то совсем другом, слить Никиту ментам. А потому надо либо сваливать с города, либо придумать чего-нибудь.

Евсеев, конечно, мразь, но у него кабак, и скорее всего, что он не дал Никите в нем наркотой народ травить, вот он на меня и вышел.

Ну да, он меня ведь тогда на чертиков напоил, а потом затеял драку с Володькой, и нож окровавленный оказался у меня в руке.

Но если бы не было водки, люди бы загибались от тоски, а наркота – это верная смерть и нечеловеческие муки при ломке.

Нет, я при этом раскладе за коллектив, пускай Евсеев этого гада сам закажет, а если они друг друга кончат, так оно будет только еще же значительно лучше.

Ну, вот и кабинет директора ресторана, и ведь этот человек дышит тяжело, у него страх в глазах, а при упоминании Митрохина вдруг появляются глумливые огоньки.

Он так и сказал:

– За информацию спасибо, но я ее у тебя купить не могу. Митрохин всех на меня натравил, я уже взяток кому только ни давал, а ведь еще и еще просят…

И тут я понял, что это за нынче мир такой стал. Этот гад, не на шутку струхнув, потому как уже завтра его вполне могут и без меня по-любому кончить, так ведь на полусогнутых и побежит прямо сегодня к Митрохину, жалко подняв лапки, сдаваться в плен.

И уже завтра тут расцветет пышным цветом продажа кокаина и героина.

Ну, думаю, нет, ты никуда не побежишь, ты здесь и сейчас в могилу ляжешь.

Слава Богу, Леха показал, как кадык вырывают…

И вот сижу я на пожизненном и думаю, какой это все-таки страшный мир, и в нем самые худшие негодяи всегда на свободе, и они там не просто полной грудью дышат, а еще и как сыр в масле катаются.

Убийца поневоле

– Я же звоню тебе, – Евгений почти кричал в трубку, – а ты, Лена, почти не слышишь, ты думаешь о том, как бы поскорее закончить этот крайне неприятный для тебя разговор и побыстрее вернуться к детям и любимому мужу. А ведь если бы не я, у тебя, быть может, ничего бы сейчас вовсе и не было! Еще уж никак неизвестно, как бы ты ту групповуху действительно пережила.

На другом конце трубки повисло отчаянное молчание… Оно длилось целую минуту, а потом женщина начала сбивчиво и запальчиво отвечать:

– Я что, должна была тебя ждать все эти четыре года, которые тебе дали, а потом ехать с тобою в чужую страну… в полную неизвестность?

Евгений нетерпеливо ее оборвал:

– Сейчас не в этом дело. Я тебе о чем битый час толкую: ко мне на работе подошла симпатичная девушка, которой я не знаю чем до того приглянулся, что она, попросту, очевидно, сойдя с ума, решила сама вот начать со мной отношения. Да еще и это никак не было простым заигрыванием, она мне чуть на шею сдуру не повесилась.

Лена невесело с горечью выпалила:

– Ну так, ты парень хоть куда, мне ведь когда-то все подружки завидовали.

Евгений почти равнодушно ответил:

– Да вот только у нас с тобой почти ничего не было, а после тюрьмы я вообще не могу ни с кем закрутить любовь, мне все время кажется, что у меня на лбу написано, что я там так долго был.

Он осекся, а затем продолжил:

– Целых три с половиной года, да и то по условно-досрочному раньше вышел, – с содроганием в голосе и с трудом выговорил он.

– Ну ты хоть объясни, чего именно ты от меня вообще вот хотел? – резко вставила Лена. – Я твои нынешние дела вообще не знаю, ты уехал, и сейчас ты уже от меня далеко, далеко…

Евгений тяжело вздохнул:

– Да вот не знаю я, что мне с этим теперь делать. Я ведь ей не пара, она там не простой уборщицей день-деньской работает. Это я тут должен был сортиры мыть, но мое уголовное прошлое в Израиле осталось под завесой тайны.

Лена, услышав такие слова, почти по-матерински пригорюнилась:

– Так и ты вовсе не должен был сидеть и чего-то там охранять. Это все эти уроды, что к нам тогда прицепились. Они бы меня к себе в машину силой затащили, а ты не сбежал!

Евгений вновь почувствовал себя на следствии. Он сказал:

– Ленин людей словами убивал, а я только поднял булыжник и бросил в машину. Откуда мне было знать, что за рулем еще один подонок сидел и ждал, пока его дружки бабу скрутят и в салон затолкают? И мне еще следователь басом тогда прогундосил: «Скажи еще спасибо, что твои действия на предумышленное не тянут».

– Да, был поздний вечер, и было темно, и ты не видел, что там внутри есть еще один человек, но все равно ты убийца.

И все это таким тоном, будто бы эти ребята свою подружку в машину заталкивали, а я полез с ними в драку.

– Ты ведь не отрицала с ними знакомства? – это был и вопрос, и упрек одновременно.

И уже взрослая женщина вновь пережила свой старый страх. Она прохрипела:

– Они мне угрожали, и одного из них я действительно где-то мельком видела.

Затем Лена вздохнула и сказала:

– Ладно, чего теперь тебе то страшное прошлое в другой стране вспоминать?

Евгений, немного подумав, ответил: