Избранное. Публицистика, фантастика, детективы, стихотворения и афоризмы

– А я и не хочу, оно то и дело само так и всплывает в памяти. И вот сейчас я вообще не знаю, чего именно мне делать, на мне же три наколки тюремные есть, и даже если она в этом нисколько и не разбирается… Я все равно сам расколюсь в постели про эту нечаянную и поганую гадину, которую мне совсем ненароком так довелось вот тогда раздавить. А так оно будет просто убийственно страшно!

Лена назидательно сказала:

– В этих вещах всегда лучше довериться интуиции. Женщина, если она действительно любит мужчину, она уж и вправду тогда будет готова простить своему возлюбленному буквально все что угодно, кроме пренебрежения к ней.

Евгений отпарировал:

– Но ведь ее семья меня не примет. На хрена им бывший зек!

Лена снова в грубой и назидательной форме повторила:

– Людям часто гораздо важнее, чем человек занят сейчас, и какие у него перспективы, и как он относится к их дочери. Пятно черное на биографии никого не украшает, но ведь ты теперь учишься на заочном, а не грабишь и не воруешь.

– Ладно, – сказал Евгений, – разговор денег больших стоит. Будем на связи.

Ну а потом, включив диктофон, проверил, как вышла запись.

– Вот и отлично, теперь я этой Тане ее принесу, а дальше будь что будет, не я все это начал, у ней самой в одном месте жутко зачесалось. А впрочем, – он себя тут же оборвал, – с ней этак разговаривать совершенно нельзя, она явно вот из очень даже интеллигентной семьи.

И вот диктофон у нее в руках, и не прошло и десяти минут, как она быстро спустилась вниз в вестибюль здания, и лицо ее горело огнем…

– Ты это все вместе со своей подругой придумал, чтобы нарочно надо мной так поиздеваться?!

Ой, это вообще никакой не вопрос, она убеждена, наверное, что все злодеи имеют более чем отчетливую печать порока на своих донельзя уродливых лицах.

А между тем у человека может быть лицо праведника, а душа вора, который у своих из дома самое последнее с радостью в сердце вынесет.

Но этой девушке этого всего попросту никак совершенно не объяснишь.

Она понимает только своих, а чужие ей вообще никак ни с какой стороны непонятны.

И все-таки Евгений, захлебываясь при этом словами, сказал ей, что никакого издевательства тут не было и в помине, а была разом почти безо всякой вины утрачена свобода, и чувство вины за это никак не покидает душу, день ото дня кровоточа внутри…

И она это, кажется, поняла, прочитала в широко открытых глазах.

И тут на нее нахлынуло явное отчаяние, она никак не была готова отказаться от своих светлых чувств, как того более чем явно, четко и закономерно требовали данные обстоятельства.

Внутри ее души все разом как-то невольно смешалось, но в конце концов она нашла что сказать:

– Мне все равно, где ты был и что с тобой было раньше, теперь я твоя всем сердцем и душой.

И вот прошла неделя, и Евгению было и вправду безумно хорошо, но он невольно проговорился при разговоре с Таниным отцом о том, что был в тюрьме и имел серьезный срок.

Как же все-таки сразу переменилось это доброе лицо.

В глазах мелькнули молнии, и весь этот человек как-то поблек и посерел.

Он только беспомощно, полуотвернувшись, спросил:

– И за что ты сидел?

Евгений не задумываясь сразу ответил:

– За убийство.

Танин отец стал еще темнее лицом, он указал пальцем на дверь и буркнул себе под нос:

– Иди прочь отсюда, тюремная морда.

А напоследок еще и прибавил:

– Чтобы ты на километр больше не приближался к моей дочери.

А еще через два дня Евгений увидел незнакомый входящий звонок.

Оказалось, это брат Тани, они еще раз все вместе прослушали диктофонную запись и поняли, что речь идет о самом настоящем горьком несчастье в жизни человека.

Вот только они всего лишь извиняются, и не более того.

Но через неделю все-таки был еще один звонок.

На этот раз голос отца Тани имел явные отчаянные нотки… Он сказал:

– Женя, она без тебя просто не может жить, ты нам любой, как есть, нужен. Приезжай, мы будем тебе всей душой рады.

Письмо сестры по песне Кати Огонек

Мир разом погрузился в злой и беспросветный мрак после смерти любимого брата.

Но ведь наш сосед Коля никак не мог этого совершить, он ведь совсем не такой. Я ему хоть в глаза еще один раз пойду как следует взгляну.

Это мука смертная – безо всякой пользы стоять в ожидании свидания с человеком, ни за что ни про что убившим Васю, но я как-нибудь до самого конца все это вполне достойно выдержу, выстою и не уйду.

И пусть мать долго ругалась и не пускала, и сестра рвала сердце на мелкие клочки своими горькими слезами, они просто меня никак не понимают.

Мне надо бы взглянуть Коле в глаза и спросить его, как он мог убить человека только за то, что он всего-то слегка его облил из бутылки шампанского на выпускном в школе?

И вот я уже всею своей поникшей душой так и гляжу в эти жуткие, до самых краев переполненные болью глаза, и мне безумно тошно от всей той укоризны, которая в них так и блестит, пробиваясь сквозь явное чувство вины.

Он чего-то говорит, и я никак не могу этого не услышать, он вроде бы всего этого никак совсем не хотел…

Эти слова сами падают в душу с отвратительным скрежетом, отворяя ворота иного, куда только худшего, ада.

Коля одними губами лепечет, что он хотел только разве что ткнуть Васю немного в бок, и все, а Леня Спиваков со всей силы подло толкнул его в спину, а потому вместо легкой царапины вышло убийство.

Он повышает голос, стрекоча сквозь слезы, говоря мне о том, что Вася был зануда и выскочка, да и нахал, каких мало, и он его не любил, но убивать он его точно никак не хотел.

Это негодяй Спиваков, верно подгадав момент, его двинул вперед, причем сделал он это именно что вполне вот осознанно и нарочно.