Амплерикс. Книга 1. Серый камень

– Кто задержал? – с презрением в голосе перебил его Гальер, подняв на сына маленькие черные глаза.

– Командир Дамори, отец, – тихо сказал Лафре.

– Не командир Дамори, насколько мне известно, предводитель Вильдумского отряда, а Гальер Аберус. И пока Гальер Аберус все еще отдает здесь приказы, их надо выполнять. Беспрекословно и незамедлительно! – стукнул он кулаком по столу.

– Виноват, отец, – еще тише ответил сын.

– Что мне до твоей вины! – горячился Гальер. – И какого пса ты мямлишь, как сопливая девка?

– Виноват, отец! – громко повторил молодой человек.

– Виноват… Что произошло вчера?

– А что вчера произошло?

– Ты мне скажи. – Гальер сверлил своего сына острым, как жало, взглядом. – От меня только что вышел Итус Сирой, и он, должен заметить, был вне себя от недовольства, что ты вчера не явился к ним в дом. Ты можешь себе представить, каково было мне, предводителю Вильдумского отряда, оправдываться перед ним, будто я малолетний воришка? Мне!

– Отец. – Лафре ощутил, как его бросило в жар. – Я вчера чувствовал себя нехорошо, даже с кровати не вставал.

– В заднице нивенга я видал, как ты вчера себя чувствовал! – рявкнул на сына Гальер. – Все их семейство собралось в доме, чтобы устроить тебе смотрины! Они прождали тебя до позднего вечера, а ты, треклятый сын диетры, даже не послал им слугу, чтобы отменить встречу!

– Отец. – Юноша приблизился к столу и отодвинул кресло, чтобы сесть в него. – Я… Я на дух не переношу семейство Сирой. Всех их, а в особенности – Хельду.

– Ты можешь сколь угодно питать к ним отвращение. Я не заставляю любить их, но уговор есть уговор! Если семья Аберус дает слово, его надо держать.

– Но не я давал слово, отец.

– Ты тоже Аберус. И если слово даю я, то значит, даешь его и ты.

– Отец, я вас умоляю! Сошлите меня в Низину, лишите меня фамилии, убейте меня! Прямо сейчас. Вонзите в меня кинжал, но только не заставляйте меня родниться с ними!

– С ними роднишься не ты, треклятый сын диетры, а мы! Договоренность достигнута, а договоренность крепче стали, если в ней участвует фамилия Аберус.

– За что вы так со мной? Почему именно они? Почему именно Хельда? – воскликнул Лафре. – Она уродлива, как сутулая собака, и от нее несет за милю.

– Хельда уродлива, Алира гнусава, Женни стара… Кого ты себе ищешь? Красавицу из ангалийцев?

– Но не Хельда же, отец!

– Тебе уже двадцать один, Лафре! Я не молод, твоя мать тоже, и мы глубоко озабочены твоей взыскательностью в выборе невесты. У Итуса доброе имя и обширные земли. И не только в Медистом плато, но и под Триарби. Земли, которыми я не прочь был бы обладать.

– Вот оно что… – покачал головой юноша. – Земли… И ради земель вы готовы на то, чтобы ваш единственный наследник ложился в постель с вонючей Хельдой? Нет лучше способа, чтобы не допустить продолжения нашего рода! На такую не позарился бы и слепой.

– Мое решение озвучено, Лафре, и оно не подлежит обсуждению. Сегодня вечером я сам повезу тебя к ним, и ты будешь обходителен и учтив с Хельдой. Вы женитесь в следующем месяце. И если после свадьбы ты не сможешь обрюхатить это уродливое… эту… дочь Итуса, я лично заберусь в кровать к ней вместе с тобой и собственными руками всуну в нее твой член! Ты меня понял?

– Вы жестокий, – сквозь зубы процедил Лафре.

Юноша рывком поднялся с кресла и стремительным шагом направился к двери.

– Стоять! – заорал Гальер.

Но Лафре, которому было наплевать на то, какой силы гнев он сейчас пробудил в отце, уже сбегал по лестнице вниз.

На тренировочной поляне деревни Кай-Ур командир Дамори выстраивал в шеренгу семерых солдат Вильдумского отряда, которые должны сейчас направиться в Низину. Напротив шеренги на лужайке сидели вымотавшиеся из-за изнурительных упражнений на мечах курсанты, наблюдавшие за тем, как опытные солдаты Вильдумского отряда готовятся к спуску. Лафре подошел к остальным курсантам и тоже сел на лужайку, обхватив колени руками. Заметив его, командир Дамори нервно хмыкнул, а потом снова повернулся к солдатам: «И помните, что воздуха в ваших мешках хватит ненадолго! Мешки с воздухом надевать только в момент пересадки – нечего тратить воздух понапрасну. Когда достигнете Низины, меньше чем по двое по земле не передвигаться. Найдете ребенка – прижгите его. Не найдете – поднимайтесь обратно, но участь ваша тогда будет незавидна!»

– Что я пропустил? – шепотом спросил Лафре у своего товарища. – Почему участь их будет незавидна?

– В Низине пропала одна беременная из нивенгов, – не отрывая глаз от экипированных солдат, ответил курсант, – и теперь солдаты из отряда пойдут вниз искать ее.

– С чего такая забота о нивенгах? – усмехнулся Лафре.

– Ни с чего. И заботой тут не пахнет. Командир Дамори сказал, что она, возможно, уже родила ребенка где-то в чащобах и теперь прячет его, чтоб не прижгли. Идиотка. Вчера трое солдат туда спускались, искали, но так и не нашли ни ее, ни ребенка. А нивенги молчат – делают вид, что не знают, где она. Вот теперь сегодня уже семерых отправляют. Тех троих вчера высекли ночью в наказание за бесполезность. Глянь на этих, – парень кивком головы указал на солдат. – С виду невозмутимые, а по глазам-то видно, что страшно. Кому охота, чтобы жопа от жгучих стеблей потом неделю горела. А когда-то и мы туда спустимся…

Между тем командир Дамори закончил инструктаж и отдал солдатам команду отправиться к краю Рубежа, который пролегал трещиной между земной твердью Медистого плато и территорией Триарби. Количество переправ и мостов, перекинутых через ущелье по всему Рубежу, не поддавалось счету – как-никак, свободный проход для жителей и торговых караванов с Медистого плато в столицу и обратно должен быть обеспечен. В некоторых местах Рубежа были установлены невысокие лебедки, при помощи которых солдат Вильдумского отряда на длинных тросах, в клетках, спускали в Низину. Конечная точка спуска – Низина – была так далеко внизу, что длины тросов не хватало, и поэтому метрах в трехстах после начала спуска вокруг стволов игура были сооружены пересадочные пункты с другими лебедками. На этой отметке, где располагались пункты пересадки, стволы игура были еще совсем узкие, метров пятнадцать в диаметре. И досюда еще достигал воздух. Но вот ниже уже начиналась опасная туманность, после которой становилось трудно дышать. В небольшую, сколоченную из досок, клетку помещалось пять человек. В этот раз для спуска задействовали две клетки: в одной было трое солдат и водчий, в другой – четверо солдат с водчим. Когда каждая клетка достигнет пересадочного пункта, солдаты перейдут в другую клетку и наденут мешки с воздухом, а водчий останется на пересадке, чтобы продолжить спускать клетку дальше и потом поднять солдат обратно.

По команде Дамори солдаты синхронно развернулись лицом по направлению к Рубежу и двинули в путь. Лафре с остальными курсантами смотрел им в спины взглядом, в котором были соединены зависть, страх и любопытство. Большинство курсантов не могли дождаться того дня, когда примерят солдатскую экипировку и направятся в легендарную Низину, про которую сложено столько сказаний. Некоторых, правда, бросало в дрожь от мысли о долгом, словно несколько жизней, спуске на ядовитое дно под столицей. Каждый юноша Амплерикса, достигший двадцати одного года, мог явиться на сборы в деревню Кай-Ур, где решался вопрос, станет ли он курсантом Вильдумского отряда, а затем и солдатом сроком на пять лет. Служба в Вильдумском отряде была делом добровольным, ибо не все мечтали попытать судьбу и спуститься в Низину, уповая лишь на один мешок с воздухом, защищающий легкие от губительных паров той мрачной местности. И все же отбоя от желающих остаться в деревне Кай-Ур не было – кто-то считал честью нести службу в Вильдумском отряде, а кого-то привлекало щедрое вознаграждение и освобождение от налогов после отставки. Штатный состав отряда не превышал сотни солдат, в то время как число кандидатов было многократно больше. Претендент на то, чтобы стать курсантом, с завязанными глазами запускал руку в большую железную бочку и зачерпывал пригоршней насыпанные туда засушенные желтые и черные листья деревьев. Если черных листьев, которые вытащит претендент, было больше, чем желтых, молодой человек в тот же день мог остаться в деревне Кай-Ур, чтобы стать курсантом. В бочке, как и на деревьях, преобладали желтые листья, и поэтому основная часть кандидатов после жеребьевки отправлялась восвояси.

– Морус! Морус! – подбежал Лафре к курсанту, с кем сидел на тренировочной поляне, когда шеренга солдат скрылась из виду.

– Чего? – обернулся к Лафре молодой коренастый парень.

– Будь другом, поупражняйся со мной на мечах, – заискивающе попросил Лафре.

– Тебе зачем? – недовольно бросил ему Морус. – Все утро меча из рук не выпускали. Тебе мало?

– Мало, – невозмутимо ответил Лафре. – Я заметил, что у тебя техника владения мечом на высоте, ты с ним управляешься, точно это перышко. Мне бы у тебя поучиться.

– Ну, – почесал затылок подобревший от комплиментов Морус и бросил: – Можно и поупражняться, раз тебе надо.

Лафре довольно подмигнул Морусу и побежал к казарме, где хранились тренировочные мечи, чтобы захватить оттуда оружие для себя и товарища.

Морус и впрямь непревзойденно обращался с мечом, что немного диссонировало с его кажущейся на первый взгляд неповоротливостью. Высокий и изящный Лафре порхал вокруг Моруса, пытаясь увернуться от его ударов, но то и дело меч курсанта касался Лафре, давая понять, что будь эта битва настоящей, юноша уже лежал бы на земле в луже крови, в которой отражались бы висящие в темном небе огненные шары. Вконец изнуренные, Морус и Лафре кивнули друг другу в знак того, что тренировка подошла к концу, и выронили мечи из рук.

– Надо б пойти окунуться. – Морус взглянул в сторону небольшого пруда возле сарая. – А потом накормить нивенгов. Сегодня мое дежурство.

– Окунись, – ответил Лафре, – а я домой.

– С тебя пот ручьями стекает, – поморщил нос Морус. – Тебе б вымыться…

– Вот именно, что пот, – улыбнулся Лафре и, хлопнув курсанта по плечу, бодрым шагом пошел прочь.

Морус непонимающе пожал плечами и поплелся к пруду. Проходя мимо сарая, он посмотрел в щель между досками, из которых было сколочено дряхлое строение, – четверо нивенгов сидели на полу, прикованные цепями к стоящему посреди сарая столбу, и смотрели в никуда пространным взглядом. Корона старалась контролировать численность нивенгов в Низине, чтобы их было ровно столько, сколько требовалось для выполнения каторжного труда по сбору семян. Всякий раз, когда женщина из нивенгов втайне производила на свет мальчика, солдаты Вильдумского отряда спускались в Низину и прижигали новорожденного – каленым железным стержнем касались гениталий младенца, навсегда лишая его способности к совокуплению. Репродуктивными были лишь несколько мужчин-нивенгов, которых еще мальчиками отбирали у матерей, поднимали из Низины на поверхность и держали в сарае в деревне Кай-Ур. Когда возникала необходимость в новом рабе, солдаты Вильдумского отряда по распоряжению Гальера Аберуса спускались в Низину, отыскивали подходящую женщину из нивенгов, поднимали ее на поверхность и доставляли в Кай-Ур, где бросали ее в сарай, в котором содержались репродуктивные нивенги. Там и должен был состояться акт любви. Неоскопленные нивенги были превосходными любовниками, отличались недюжинной мужской силой и природной тягой к продолжению своего рода. Забеременевшая женщина содержалась в соседнем сарае, пока не производила на свет ребенка, которого нельзя было отличить от обычного человека, если бы не кожа, покрытая черным узорным рисунком. Если рождался мальчик, младенца прижигали и, оскопленного, отправляли вместе с матерью обратно в Низину, где он и рос, превращаясь со временем в рядового собирателя семян. Истории Амплерикса были известны случаи, когда женщины из нивенгов беременели прямо в Низине, и им удавалось укрыть свое новорожденное дитя от взора Вильдумского отряда и воспитать его как полноценного мужчину. Бескрайняя, мрачная, опасная, окутанная едким туманом поверхность Низины была неважным полем боя для солдат отряда, у которых было слишком мало времени и воздуха в мешках, чтобы в этой тьме отыскать беглянку и отобрать у нее ребенка. Заветной мечтой мальчика, спасенного матерью от каленого железа, было выбраться из Низины на поверхность и дать себе шанс прожить нормальную жизнь под видом обычного деквида. Выдать такого нивенга мог лишь слабо различимый, но все же заметный глазу черный узорный рисунок по всему телу, оставшийся в память о том, что у их предков, мерсеби, когда-то была непробиваемая чешуя. Впрочем, и этот предательский признак, выдающий шестую ступень, можно было скрыть – помогал в этом сок диетры. Те нивенги, которым посчастливилось раздобыть немного сока, втирали его себе в кожу, и черные узоры уходили. Уходили ненадолго, и вольные нивенги боялись рокового момента, когда сока не найдется, и кожа начнет вновь обретать ненавистный беглецу черный рисунок. Разоблаченного нивенга немедленно прижигали и ссылали обратно в Низину. Если же он успел обзавестись семьей, вместе с ним в Низину отправлялся и его несчастный ребенок. Несчастный и ничего не ведающий о том, кем он в действительности является, ведь на поверхности отец заботливо обтирал малыша соком диетры, сохраняя в тайне истинное происхождение ребенка, даже и не помышлявшего о том, что он нивенг, а не деквид, которым привык считать себя всю свою жизнь.

Нервно потирая ладони, Лафре поднялся на порог роскошного дома Итуса Сирой, где сегодня по просьбе Гальера должны состояться повторные смотрины. Из-за двери доносились голоса, среди которых Лафре узнал голос отца. Выдохнув, Лафре толкнул дверь и зашел в дом. В просторной гостиной сидели толстый Итус, его такая же необъятная жена и Хельда – тридцатилетняя уродливая старая дева, которую Итус безуспешно пытался выдать замуж последние несколько лет. Напротив семейства на длинном диване располагался Гальер, который громогласно смеялся над какой-то шуткой Итуса. Заметив сына, он метнул на него недовольный взгляд и указал на место рядом с собой.

– Мой сын необязательный, – обратился Гальер к Итусу, – но в целом неплохой парень.

– Неплохой, неплохой, – ехидно улыбнулся Итус, поднося ко рту кружку пива. – Проходи, сынок!