Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

14 декабря 1988 года «Литературная газета» напечатала интервью с главным редактором «Книжной палаты» В. Т. Кабановым. Актуальность заголовком акцентировалась: «Рукою автора. Найден авторский текст романа Василия Гроссмана “Жизнь и судьба”»[19 - Кабанов В. Т. Рукою автора. Найден авторский текст романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» // Литературная газета. 1988. 14 дек.].

Речь шла о рукописи, которая была неизвестна сотрудникам «Книжной палаты», когда они готовили выпуск первой книги. А «14 октября в издательство позвонил Федор Борисович Губер, сын вдовы Гроссмана Ольги Михайловны Губер, и сказал, что должен незамедлительно приехать по делу чрезвычайной важности».

Он и принес рукопись. Согласно Губеру – в пересказе Кабанова – ее Гроссман до обыска передал старому другу, а когда тот умер, переданное хранила вдова.

Загадочное же словосочетание «авторский текст романа» подразумевало, что прежде воспроизводились не сами рукописи, но копии, происхождение которых известно было не всем издателям. Соответственно, аутентичность источников сомнительна. Ну, а «найденный» экземпляр, еще не видели ни заграничные публикаторы, ни советские.

Так возникли новые вопросы – о происхождении всех прежних источников текста. Но сколько-нибудь внятных ответов не было. Более того, саму тему публикаторы обходили.

Ответы предложил Липкин. 5 мая 1989 года парижской газетой «Русская мысль» опубликована статья «Рукописи не горят. Как был спасен роман Василия Гроссмана “Жизнь и судьба”».

Это послесловие к напечатанной тремя годами ранее книге воспоминаний. Мемуарист заявил, что ранее ввел читателей в заблуждение, рассказав о своей непричастности к заграничным изданиям романа. На самом деле он, учитывая возможные последствия ознакомления с рукописью в редакции «Знамени», еще до обыска взял у Гроссмана один экземпляр – на хранение. А в 1974 году предложил организовать публикацию другу и соседу – Войновичу, уже имевшему «опыт печатания за рубежом».

Тот, если верить мемуаристу, согласие дал сразу. Но за помощью обратиться пришлось еще «к Е. Г. Боннэр и А. Д. Сахарову».

Подразумевалось, что опальный академик и его жена – всемирно знаменитые советские диссиденты – тоже имели немалый «опыт печатания за рубежом». В итоге роман, по словам Липкина, «вырвался из оков».

Если верить мемуаристу, инициатором первой советской публикации стал главный редактор «Октября» А. А. Ананьев. Известный прозаик, «ознакомившись с романом, увидел, что книга эта великая».

Мемуарист не сообщил, когда Ананьев «увидел, что книга эта великая». Равным образом, по мемуарам Липкина нельзя понять, ознакомился ли редактор «Октября» с рукописью или же читал лозаннское издание.

Липкин, по его же словам, не имел сведений о другом экземпляре, который был передан старому другу автора. Что и акцентировал: «Мне неизвестно, как и когда это произошло, Гроссман об этом мне не сказал – и правильно сделал. В те годы человек не должен был знать больше того, что ему знать полагалось».

Имелось в виду, что с «тех» лет ситуация принципиально иной стала. Весной 1989 года повсеместно обсуждались перемены в советской внешней и внутренней политике, эмблематизированные термином «перестройка». Ими, значит, была обусловлена возможность и опубликовать арестованный роман на родине автора, и рассказать в печати о «спасении».

Оставалось только неясным, почему Липкин, раз уж с «тех» лет ситуация принципиально изменилась, обратился в эмигрантскую прессу, минуя советскую. Но вопрос деактуализовался в 1990 году, когда мемуары вместе с послесловием выпустило московское издательство «Книга». Под уже известным заглавием – «Жизнь и судьба Василия Гроссмана»[20 - Здесь и далее цит. по: Липкин С. И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Липкин С. Жизнь и судьба Василия Гроссмана; Берзер А. Прощание. М.: Книга, 1990. С. 3–120.].

В новой редакции объединены «Сталинград Василия Гроссмана» и фрагмент, опубликованный «Русской мыслью». Более никаких добавлений, и по-прежнему не сказано, как была «спасена» повесть «Все течет…». Однако и этот вопрос деактуализовался в июне 1989 года, когда ее напечатал «Октябрь»[21 - Гроссман В. С. Все течет… // Октябрь. 1989. № 6. С. 30–208.].

Вскоре «Книжной палатой» выпущено еще одно издание конфискованного романа. Оно, если верить анонимному предисловию «От издательства», от предыдущих отличалось принципиально[22 - Здесь и далее цит. по: От издательства // Гроссман В. С. Жизнь и судьба. М.: Изд-во «Книжная палата», 1989. С. 12–24.].

Таким принципиальным отличием была текстологическая корректность. В предисловии указано, что впервые читателю предлагается, «наконец, выверенное по авторской рукописи полное издание второй части дилогии Вас. Гроссмана, роман “Жизнь и судьба”».

Характеризовались также источники текста. Их, согласно предисловию, два: «Черновик, хранившийся у старинного друга Вас. Гроссмана, Вячеслава Ивановича Лободы, принес в издательство сын недавно скончавшейся вдовы писателя, Ольги Михайловны Губер – Ф. Б. Губер. Рукопись была передана ему вдовой В. И. Лободы – Верой Ивановной Лобода. Беловик вручил сотрудникам издательства известный поэт и переводчик Семен Липкин, близкий друг Гроссмана».

Отсюда следовало, что и текстологические проблемы решены окончательно. Это мнение стало общепринятым. В дальнейшем единственным источником текста было издание, подготовленное «Книжной палатой» по рукописям, что предоставили вдова Лободы и Липкин.

Нерешенные проблемы

Для большинства читателей эмигрантской периодики литературная репутация Гроссмана оказалась спорной еще в 1970 году, после издания повести «Все течет…». Автора уже нельзя было признать исключительно советским писателем. Ну а мировая известность романа «Жизнь и судьба» подразумевала необходимость переосмысления всего литературного наследия Гроссмана. Об этом и спорили критики-эмигранты[23 - См., напр.: Закс Б. Г. Немного о Гроссмане // Континент. 1980. № 26. С. 352–264; Эткинд Е. Г. Двадцать лет спустя // Время и мы. 1979. № 45. С. 5–32; Он же. Советские табу // Синтаксис. 1981. № 9. С. 3–20; Свирский Г. Ц. Восемь минут свободы // Грани. 1985. № 136. С. 295–305; Косинский И. Трава пробивает асфальт // Континент. 1986. № 48. С. 372–383.].

В СССР переосмысление инициировано было первым изданием романа. И тогда критики утверждали, что автор, верный учению В. И. Ленина, обличал в романе деспотизм И. В. Сталина. Лишь эту версию допускала цензура[24 - См., напр.: Бочаров А. Г. Часть правды – это не правда // Октябрь. 1988. № 4. С. 143–348.].

Отступление от канона шло поэтапно. Согласно мнению одних критиков, мировоззренческая эволюция писателя началась в 1956 году, после XX съезда Коммунистической партии Советского Союза, когда было объявлено о так называемом разоблачении культа личности Сталина. Другие утверждали, что мировоззрение Гроссмана гораздо раньше изменилось, и это почувствовали критики, бранившие в 1946 году пьесу «Если верить пифагорейцам». Ну а семь лет спустя погромная кампания в связи с романом «За правое дело» свидетельствовала, что изменения стали очевидными[25 - См., напр.: Панков А. Трагическое прозрение // Литературная Россия. 1988. 8 июл.; Лобанов М. П. Пути преображения // Молодая гвардия. 1989. № 6. С. 228–258.].

Спор об этапах прозрения все еще продолжается. Бесспорно же, что на исходе 1950-х годов у Гроссмана – четвертьвековой опыт советского литератора, работавшего в условиях жесткой предварительной цензуры. Значит, последствия мог бы и предвидеть, когда передавал рукопись в редакцию журнала «Знамя». Точнее, должен был последствия учитывать, если в романе обличал антисемитизм как элемент советской государственной политики. Но оказался недальновидным.

Однако два экземпляра рукописи он, не дожидаясь обыска, передал друзьям. Причем каждый из хранивших не знал, кому еще доверена тайна. Следовательно, Гроссман был сразу и наивен, и предусмотрителен, что странно.

Впрочем, странно не только это. Гроссман не был арестован, хотя его рукописи признали настолько опасными, что цензурный запрет сочли недостаточным: понадобилась конфискация, проведенная офицерами КГБ.

С конфискацией – тоже загадки. Нет сведений, что обыскивавшие, получив рукописи от Гроссмана, проверяли хоть как-нибудь, остались ли у него другие экземпляры. Значит, офицеры КГБ проявили не свойственные представителям этого ведомства доверчивость и недальновидность, а почему – мемуаристы не объясняли.

Однако недальновидным оказался и Гроссман. По крайней мере, в области планирования иностранных изданий.

Шесть лет минуло после смерти автора, когда за границей была издана крамольная повесть «Все течет…». Вряд ли Гроссман столь долгий срок планировал. А почему именно так получилось – нет объяснений.

Что до романа, то Гроссман, как явствует из воспоминаний Липкина, полагался на его помощь, но публикация романных глав началась лишь в 1975 году. Более десяти лет минуло после смерти автора. И опять непонятно, почему срок так долог.

Кстати, от начала журнальной публикации глав «Жизни и судьбы» до выхода первой книги в Лозанне еще пять лет минуло. Но тут мемуаристами предложены хоть какие-то объяснения. Речь шла о том, что в аспекте собственно литературном роман не заинтересовал издателей, а политической новизны там не было.

Первым такую версию предложил Липкин – в уже цитировавшемся послесловии к своим мемуарам. Заявил не без пафоса: «Пять лет зарубежные издатели русской литературы отказывались опубликовать “Жизнь и судьбу”, как мне стало известно, потому что, по их мнению, роман о Второй мировой войне теперешним читателям будет неинтересен, а о лагерях уже написал Солженицын».

Что за доброхоты безуспешно хлопотали с 1975 года, какие «зарубежные издатели» гроссмановский роман «отказывались опубликовать», когда и откуда «стало известно» Липкину «их мнение» – не сообщалось. Разумеется, мемуарист, в отличие от историка литературы, не обязан сказанное аргументировать и ссылаться на источники приводимых сведений. Но без этого любая версия – беллетристика.

Отметим еще, что ни одно из существующих изданий романа «Жизнь и судьба» нельзя признать текстологически корректным, включая и выпущенное «Книжной палатой» в 1989 году.

Да, в редакционном предисловии сообщается, что публикацию готовили по рукописям Гроссмана – беловой и черновой. Но там лишь пересказано суждение Липкина об экземпляре, переданном Лободе: «Я увидел этот черновик, густо исправленный хорошо знакомым мне мелким почерком. Сопоставление некоторых – на выбор – страниц с сохраненным мною беловиком, показывает, что черновик окончательный».

Именно Липкин и заявил, что Лободе достался черновик, по содержанию не отличавшийся от беловой рукописи. Прав ли, нет ли, но это лишь суждение писателя, воспроизведенное редакцией «Книжной палаты». А текстологу, прежде чем такое сказать, нужно многое доказать. Выборочное «сопоставление» – не метод. Потому и результат нельзя считать аргументом.

Липкин, понятно, не текстолог. С него и спроса не было. А вот редакторы, готовившие новое издание, декларировали, что решают задачи текстологические. При этом в редакционном предисловии тоже нет развернутой аргументации. Значит, не похоже, чтобы получили читатели в 1989 году «выверенное по авторской рукописи полное издание».

Похоже это на редакторский произвол, узаконенный в СССР. Кстати, другие издательства тиражировали позже гроссмановский роман как по книжной публикации, так и по журнальной[26 - См.: Кабанов В. Т. Рукою автора. Найден авторский текст романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» // Литературная газета. 1988. 14 дек.].

В общем, все перечисленные выше проблемы не решены. А еще, вопреки сложившемуся на исходе 1980-х годов мнению, нет ясности ни с отправкой, ни с доставкой повести и романа Гроссмана заграничным издателям. Свидетельства мемуаристов разрозненны и противоречивы.

Последнее, впрочем, относится не только к повести и роману. Биография автора загадочна в целом.

Судя по списку публикаций, Гроссман преуспевал. В периодике регулярно печатался, книги постоянно издавались. И вдруг – радикальное изменение: вполне благополучный советский классик стал автором романа, объявленного антисоветским.

Мемуаристы объясняли, что именно такой итог закономерен. Потому что Гроссман был чуть ли не всегда гонимым.

Например, есть мнение, что еще с начала 1940-х годов Сталин невзлюбил Гроссмана. Трижды лично вычеркивал из уже подготовленных списков лауреатов Сталинской премии[27 - См. подробнее: Бит-Юнан Ю. Г., Фельдман Д. М. Сталинские премии Василия Гроссмана: история с библиографией // Вопросы литературы. 2013. № 4. С. 186–224.].

Есть мнение, что и преемник – Н. С. Хрущев – тоже невзлюбил опального писателя. Так и не стал тот лауреатом, хотя Сталинскую премию в Ленинскую переименовали[28 - См.: Роскина Н. А. Четыре главы. Излитературных воспоминаний. Paris, 1980. С. 108.].

Ну а после конфискации романа, согласно мнению ряда мемуаристов, Гроссман практически лишен был возможности печататься. От лютого безденежья редактурой зарабатывал[29 - Здесь и далее цит. по: Берзер А. С. Прощание // Липкин С. Жизнь и судьба Василия Гроссмана; Берзер А. С. Прощание. М.: Книга, 1990. С. 121–270.].

Списку публикаций все это не соответствует. Но противоречия в источниках – не редкость. Странным может показаться, что их литературоведы игнорировали.

Парадоксы историографии

О Гроссмане после издания арестованного романа очень много написано. Даже краткий обзор публикаций мог бы стать темой исследования.

Так, подробно изучалась поэтика гроссмановской прозы, идейные поиски автора и т. д. Однако результаты этих исследований не относятся непосредственно к биографии[30 - См., напр.: Охтин В. Г. О взаимодействии жанров прозы (творчество Вас. Гроссмана) // Вопросы истории и теории литературы. 1966. Вып. 2. С. 96–110; Добренко Е. А. Художественная идея и романная структура (Роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба») // Художественный опыт советской литературы: стилевые и жанровые процессы. Свердловск, 1990. С. 95–106; Фрадкина С. Я. Толстовские традиции в романе В. Гроссмана «Жизнь и судьба» // Проблемы типологии русской литературы ХХ века. Пермь, 1991. С. 119–137.].

Весьма интересны результаты публицистического осмысления наследия Гроссмана в контексте политических реалий 1980–1990-х годов. Но это опять не относится непосредственно к биографии[31 - См., напр.: Дедков И. А. Жизнь против судьбы // Новый мир. 1988. № 11. С. 229–241; Лазарев Л.И. Дух свободы // Знамя. 1988. № 9. С. 218–229; Аннинский Л. А. Мирозданье Василия Гроссмана // Дружба народов. 1988. № 10. С. 253–263; Ланин Б. М. Идеи «открытого общества» в творчестве В. Гроссмана. М., 1997.].