От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

На море в это время все было спокойно. В Либаве и военные, и морские власти растерялись. Произошла паника. Какой-то разъезд донес о приближении неприятельской кавалерии, и, не проверив донесения, те и другие приступили к уничтожению военных сооружений. Правда, по плану военных операций Либаву и не предполагалось защищать в начале войны, но все же, находясь в наших руках, она представляла убежище для наших миноносцев в случае операций в открытом море. Слишком точные выполнители инструкций затопили при входе в порт несколько малых пароходов и взорвали подъемный кран. Впоследствии пришлось довольно много поработать, чтобы восстановить действие порта.

Наш Балтийский флот, убедившись, что ему в ближайшие дни ничего не угрожает, приступил к систематическому усилению Ревельской позиции, выдвигая вперед где нужно минные заграждения и усиливая важные оборонительные пункты орудиями, снятыми со старых судов. Бригада линейных кораблей в составе «Андрея Первозванного», «Павла I», «Цесаревича» и «Славы» базировалась на Гельсингфорс. При ней находился и крейсер «Рюрик», на котором обыкновенно держал свой флаг адмирал фон Эссен. Впоследствии адмирал перешел на посыльное судно «Кречет», очень удобное для жизни и работы большого штаба. Первая бригада крейсеров в составе «Адмирала Макарова», «Паллады», «Баяна», «Бесстрашного» и «Олега» базировалась на Ревель, а вторая, состоявшая из «Громобоя», «России», «Дианы» и «Авроры», – на Гельсингфорс. 32 миноносца были распределены между этими портами, а пять подводных лодок – все базировались на Ревель. Этот подлинный перечень представляет собой все наличные боевые силы Балтийского флота в августе 1914 года.

Идея обороны представлялась в следующем виде. По первому уведомлению от сторожевых судов или постов службы связи о приближении к Финскому заливу больших неприятельских сил флот выходил на позицию. Линейные корабли располагались за минным полем в центре позиции, а крейсеры и миноносцы в двух группах на ее флангах для подкрепления сухопутных батарей.

Подводные лодки выходили в море для действия в тылу неприятеля. Пока наши 14-дюймовые пушки не были установлены на своих местах, неприятель мог игнорировать наши недальнобойные сухопутные батареи и обратить свои усилия против центра позиции, находящегося вне обстрела сухопутных батарей, тем не менее и этим батареи уже стесняли пространство и мешали неприятелю развернуть против нас большие силы.

Бой должен был начаться артиллерийской дуэлью между нашей минной бригадой и неприятельским флотом. Едва ли можно сомневаться, что, при численном превосходстве противника, наши суда скоро должны были быть вынуждены к отходу, но они отошли бы ровно настолько, чтобы не подвергаться действительному огню неприятеля. Отогнав наши суда, неприятель приступил бы к тралению прохода в минном поле, причем наши мелкосидящие и потому не боявшиеся мин заграждения миноносцы старались бы мешать тральщикам работать, угрожая своими атаками, а заградители, если не днем, так ночью, должны были подставлять новые ряды мин заграждения в направлении, перпендикулярном протраленному каналу. Таким образом, форсирование минного поля являлось длительной, сложной и далеко не безопасной операцией.

В случае, если бы германский флот прорвал минное поле, наш флот удалился бы в Гельсингфорс, на фланг операционного направления к Петербургу, и, владея финляндскими шхерами, создавал бы постоянную угрозу неприятельскому тылу и флангу.

Угрожаемые английским флотом, немцы не решились на эту операцию, несмотря на ближайшую перспективу создать непосредственную угрозу нашей столице, именно вследствие ее трудности и опасности. Когда это окончательно выяснилось, личный состав Балтийского флота заволновался. Многие высказывали мнение, что война кончится очень скоро и флот останется в бездействии. Молодежь, несмотря на материальную слабость флота, требовала активных действий, и командующему флотом, связанному строгими директивами Ставки, стоило больших трудов, чтобы утихомирить горячие головы. В скором времени, впрочем, был найден выход для бившей ключом энергии молодежи, но об этом поговорим впоследствии.

31 июля/13 августа был, наконец, назначен день отъезда главной квартиры из Петербурга. Весь состав разместился в пяти поездах, кроме конвойного Лейб-казачьего полка, который отправился заблаговременно. Морское управление следовало вместе с управлением дежурного генерала и военных сообщений во втором эшелоне, а Верховный главнокомандующий с отделом генерал-квартирмейстера в третьем. Морское управление состояло всего из пяти лиц: меня, двух штаб-офицеров капитанов 2-го ранга, Немитца[37 - Немитц Александр Васильевич (1879–1967), капитан 2-го ранга (1912). Окончил Морской кадетский корпус (1899) и Морскую академию (1912). В 1905 г. отказался командовать расстрелом матросов транспорта «Прут», осужденных за мятеж, защищал на суде матросов – участников Севастопольского восстания 1905 г. С 1907 г. штаб-офицер Морского Генерального штаба. 25.07.1914 г. назначен штаб-офицером ставки Верховного главнокомандующего. 25.05.1915 г. назначен командиром канонерской лодки «Донец». Служа на Черноморском флоте, командовал 5-м дивизионом эскадренных миноносцев (с 18.01.1916), 1-м дивизионом эскадренных миноносцев (с августа 1916), минной дивизией. Капитан 1-го ранга (1916). 20.06.1917 г. был назначен командующим Черноморским флотом, в августе получил чин контр-адмирала. После Октябрьской революции перешел на сторону большевиков. С марта 1919 г. на службе в Красной армии, начальник военно-морской части Одесского военного округа. В августе 1919 г. стал начштаба группы красных войск под командованием И. Якира, прорывавшейся из Одессы на север. В 1920–1921 гг. командующий морскими силами республики. С 1922 г. – на штабной и преподавательской работе. Вице-адмирал (1941). С 1947 г. в отставке.] и Бубнова,[38 - Бубнов Александр Дмитриевич (1883–1963), капитан 2-го ранга (1913). Окончил Морской корпус (1903), военно-морской отдел Николаевской морской академии (1913). Во время Русско-японской войны участвовал в Цусимском сражении, был тяжело ранен. Во время Первой мировой войны служил в штабе Верховного главнокомандующего сначала в должности флаг-капитана, а затем начальника Военно-морского управления при Верховном главнокомандующем (12.10–2.12.1917). Капитан 1-го ранга (1916), контр-адмирал (28.07.1917). В 1917 г. и. д. начальника Морского управления ставки Верховного главнокомандующего. Участник Белого движения. С 20 августа 1919 по 8 февраля 1920 г. начальник штаба Черноморского флота. После поражения белых – в эмиграции, преподавал в Королевской военно-морской академии в Дубровнике (Югославия). Автор многих трудов по военно-морской проблематике.] и двух обер-офицеров лейтенантов, Яковлева и Апрелева.[39 - Вероятно, Апрелев Борис Петрович (1888–1951), старший лейтенант, офицер связи с командованием союзными морскими силами в Средиземном море. После Февральской революции во французском флоте. Участник Белого движения; с 1919 г. морской агент адмирала Колчака в Италии и Югославии. Капитан 2-го ранга (1919). После окончания Гражданской войны в эмиграции.] При управлении еще состоял великий князь Кирилл Владимирович[40 - Кирилл Владимирович (1876–1938), великий князь, двоюродный брат императора Николая II, капитан 1-го ранга (1910), флигель-адъютант (1896). Окончил Морской кадетский корпус и Николаевскую морскую академию. Участник Русско-японской войны 1904–1905 гг. С началом Первой мировой войны служил в штабе Верховного главнокомандующего, начальник морских батальонов. Контр-адмирал свиты (1915). Командир Гвардейского экипажа и начальник морских батарей в действующей армии (1915). Во время Февральской революции привел Гвардейский экипаж к зданию Государственной думы и объявил о своей поддержке новой власти. В июне 1917 г. уехал в Финляндию. Как ближайший родственник Николая II по мужской линии, в 1922 г. провозгласил себя блюстителем престола, а в 1924 г. – императором.] со своим адъютантом князем Ливеном.[41 - Ливен Карл Павлович (1880–1941), светлейший князь, двоюродный брат адмирала св. кн. А. А. Ливена. В 1902 г. окончил Александровский лицей. Офицер с 1904 г. Капитан 2-го ранга, состоял при великом князе Кирилле Владимировиче. Эвакуирован до осени 1920 г. из Севастополя. К лету 1921 г. в Константинополе. В эмиграции во Франции (Париж).]

Для всех нас был отведен вагон 1-го класса, и каждому досталось отдельное купе, очень просторное и удобное. Если бы был шкаф для платья, то совсем было бы похоже на приличную лейтенантскую каюту на корабле. В этих каютах нам пришлось прожить больше года, и мы так к ним привыкли, что не захотели перебраться в комнаты, когда это стало возможно.

В 8 часов вечера поезд отошел от Царскосельского вокзала. Было много провожающих, но публика была настроена сосредоточенно, а потому «ура» вышло довольно жидкое. Мы двигались по графику воинских поездов по 300 верст в сутки и потому прибыли на место только на третьи сутки. Оказалось, что пунктом нашего назначения была станция Барановичи,[42 - Станция 3-го класса, начала функционировать в ноябре 1871 г. как станция Московско-Брестской железной дороги. С 1886 г. через станцию прошла также Полесская железная дорога. Станции двух дорог связывала соединительная ветка длиной три км.] и секрет был соблюден так хорошо, что мы узнали о месте Ставки только по прибытии к месту назначения.

Ставка

Место Ставки было выбрано удобное, в узловом пункте железных дорог, занимающем центральное положение по отношению к фронту начального развертывания. Мы все помещались в вагонах, а управления и канцелярии разместились в бараках и домах железнодорожной бригады, занимавшей это местечко в мирное время. Помещения бригады были расположены совершенно отдельно от местечка Барановичи, а потому изоляция Ставки была очень удачна как в смысле охраны великого князя, так и в смысле борьбы с проникновением шпионов.

Поезда, в которых мы жили, стояли в лесу на вновь построенных тупиках, и летом было достаточно места для прогулок. Зимой стало гораздо хуже, вследствие выпадения глубоких снегов, и приходилось прогуливаться только по немногочисленным расчищенным дорожкам. Самое местечко, исключительно еврейское, имело около тридцати тысяч жителей и было расположено по другую сторону от железной дороги, приблизительно в версте от Ставки. Мы в нем почти не нуждались, так как ежедневный курьер привозил все необходимое из Петрограда. Столовались мы в вагоне-столовой на две очереди по сорока человек в каждой. Плата была чрезвычайно малая, всего один рубль в день за завтрак из трех блюд, обед из четырех и три раза чай с хлебом и маслом. Разница в цене уплачивалась из особых сумм штаба. Великий князь со свитой имел свой стол в своем поезде, и мы туда приглашались человек по десять в день.

Поезд великого князя стоял около небольшого дома начальника железнодорожной бригады, где помещалась канцелярия оперативной части и находились аппараты связи. Таким образом великий князь находился в непосредственной близости от центра всех сообщений, а в случае надобности и сам мог подойти к аппаратам для переговоров с главнокомандующими армиями фронта или Царским Селом. Поезд состоял из вагонов великого князя, начальника штаба, генерал-квартирмейстера, свитского, иностранных агентов, прислуги и вагона-столовой. Место вокруг поезда было оцеплено постами полевых жандармов, и без письменного пропуска от коменданта пропускались только известные жандармам лица.

Домик начальника бригады состоял из нескольких комнат и весь был занят канцелярией, но очень скоро места для аппаратов не хватило и пришлось делать специальную пристройку. Другой поезд, в котором помещались чины штаба, стоял в сотне саженей от первого, ближе к железнодорожной станции, вне пояса специальной охраны. Туда доступ был свободен, но находился под наблюдением специальных агентов.

В начале войны состав штаба был очень невелик. Всего во всех управлениях было 85 офицеров и чиновников, кроме конвоя, свиты великого князя и иностранных агентов. Впоследствии в Могилеве число чинов штаба возросло до 500 человек, из коих добрая половина была совершенно лишняя. Все чины штаба, благодаря полной изолированности, быстро перезнакомились и даже сошлись друг с другом. Потекла монотонная и скучная жизнь: все интересы сходились вокруг войны, и все переживали удачи и неудачи, совместно радуясь и горюя, смотря по обстоятельствам.

Должен сказать, что, несмотря на обширное поле для интриг всякого рода, их почти не было. Каждый занимался своим делом и в свободное время развлекался кто как умел и мог. Это, конечно, следует отнести на счет благородного характера великого князя. Постепенно и я близко ознакомился со всеми обитателями Ставки. Сейчас еще не наступило время давать характеристики главных лиц, но все же не могу удержаться, чтобы не высказать общего впечатления. Ставка, представлявшая мозг армии, где должны были быть собраны наиболее способные люди изо всей армии, далеко не удовлетворяла этим требованиям. В ней было много очень милых и симпатичных людей, но, к сожалению, и только. Талантами она не блистала. Общее впечатление было серой будничной посредственности. Наиболее яркими фигурами были генерал-квартирмейстер Данилов и полковник Генерального штаба Свечин,[43 - Свечин Александр Андреевич (1878–1938), полковник (1912). Окончил Михайловское артиллерийское училище (1897) и Николаевскую академию Генерального штаба (1903). Участник Русско-японской войны 1904–1905 гг. С началом Первой мировой войны офицер для поручений при начальнике штаба Верховного главнокомандующего (25.07.1914–1915). Командир 6-го Финляндского стрелкового полка (23.07.1915–15.01.1917). Генерал-майор (1916). Начальник штаба 7-й пехотной дивизии (15.01–26.01.1917). Начальник Отдельной Черноморской морской десантной дивизии, находившейся в стадии формирования (26.01–14.05.1917). И. д. начальника штаба 5-й армии (24.05–22.09.1917). За косвенную поддержку Корнилова отстранен от должности. В марте 1918 г. добровольно вступил в Красную армию. В годы Гражданской войны занимал штабные должности, после ее окончания на преподавательской работе в военно-учебных заведениях РККА. В 1931 г. по делу «Весна» приговорен к 5 годам лагерей, освобожден досрочно. Комбриг (1935). Комдив (1936). Арестован в 1937 г. по обвинению в участии в офицерско-монархической организации и военно-фашистском заговоре. Расстрелян. В 1956 г. реабилитирован. Автор трудов по военной истории, тактике и стратегии.] первый по своему твердому характеру и логическому мышлению, а второй был несомненно талантлив. Между тем Ставке предстояла серьезнейшая и ответственная задача. Нужно было собирать опыт войны, обрабатывать его и на основании сделанных выводов уже во время самой войны реорганизовывать и перевоспитывать армию, закованную в старые традиции. Эта задача оказалась не по силам нашей Ставке. Мозг армии не справился со своей задачей.

Первые дни в Ставке

Через несколько часов после нашего поезда пришел поезд великого князя. Мы, т. е. прежде прибывшие, построились на платформе вокзала по управлениям. Великий князь со свитой и со значком обошел фронт и сказал по нескольку любезных слов всем начальникам управлений. На этом окончилось представление, и великий князь удалился в свой вагон, а мы направились восвояси, т. е. в свой поезд, на текущую работу.

В нашем управлении дела было немного. Каждый вечер мы получали сводки сведений по Балтийскому флоту, а когда началась война с Турцией, то и по Черноморскому. Эти сведения обрабатывались и, смотря по их важности, посылались или докладывались мною лично начальнику штаба, который докладывал великому князю только особо важные дела.

В день поступало от десяти до пятнадцати телеграмм, из которых половина шифрованных по всевозможным вопросам. В начале офицерам управления приходилось много работать с расшифровкой и набором шифра, но вскоре мы соединились прямыми проводами как с Петроградом, так и с Севастополем, и шифрованных телеграмм стало приходить очень мало. В общем, можно сказать, что флот не доставлял много беспокойства, после того как выяснилось, что немцы наступать не собираются. Сами же мы до готовности наших дредноутов были слишком слабы, чтобы действовать активно. Таким образом весь интерес сосредоточивался на армии.

В это время наступление немцев на Западном театре уже определенно обозначилось. Геройская бельгийская армия уже была сломлена, Брюссель с часу на час должен был быть очищен, и нужно было скоро ожидать соприкосновения французской и германской армий. Французы нас бомбардировали просьбами о скорейшей готовности. Главная квартира стала нажимать на генерала Жилинского,[44 - Жилинский Яков Григорьевич (1853–1918), генерал от кавалерии (1910). Окончил Николаевское кавалерийское училище (1876) и Николаевскую академию Генерального штаба (1883). Начальник Генерального штаба (22.02.1911–04.03.1914). С 04.03.1914 г. командующий войсками Варшавского военного округа и варшавский генерал-губернатор. После объявления мобилизации назначен главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. После неудач в Восточной Пруссии снят (03.09.1914) с постов главнокомандующего армиями и генерал-губернатора и переведен в распоряжение военного министра. В 1915–1916 гг. представлял русское командование в Союзном совете во Франции. Осенью 1916 отозван в Россию. В сентябре 1917 г. уволен в отставку. Расстрелян большевиками.] командующего Северо-Западным фронтом, и в результате мы поспешили с наступлением. В особенности 2-я армия генерала Самсонова[45 - Самсонов Александр Васильевич (1859–1914), генерал от кавалерии (1910). Окончил Николаевское кавалерийское училище (1877) и Николаевскую академию Генерального штаба (1884) Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и Русско-японской войны 1904–1905 гг. В июле 1914 г. назначен командующим 2-й армией Северо-Западного фронта. Во время боев в Восточной Пруссии в августе 1914 г. его армия потерпела поражение, ее основные силы были окружены в Комусинском лесу. При выходе из окружения застрелился.] пошла в бой, далеко не закончив свою мобилизацию и, возможно, что это обстоятельство сильно повлияло на постигшую ее катастрофу.

Я не мог в точности узнать всей закулисной стороны этой злосчастной операции, но приблизительно из различных слышанных разговоров представляю ее себе таким образом: мы начали наступать, не собрав всех предназначавшихся для этого войск, вследствие чего между 1-й и 2-й армиями не было должной связи. Ренненкампф[46 - Ренненкампф Павел-Георг Карлович фон (1856–1918), генерал от кавалерии (1910), генерал-адъютант (1912). Окончил Гельсингфоргсское пехотное юнкерское училище (1873) и Николаевскую академию Генерального штаба (1882). Участник Китайского похода 1900–1901 гг. и Русско-японской войны 1904–1905 гг. В 1905 г. активно участвовал в подавлении беспорядков в Восточной Сибири. В начале Первой мировой войны командующий 1-й армией. Многими урапатриотическими деятелями обвинялся в измене, приведшей к катастрофе 2-ю армию Самсонова; обвинения базировались главным образом на немецкой фамилии генерала. В ноябре 1914 г. снят с должности и переведен в распоряжение военного министра. 6 октября 1915 г. уволен от службы. После Февральской революции был арестован, однако Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства не нашла фактов для выдвижения против него обвинения. После Октябрьской революции освобожден и уехал в Таганрог. После захвата города большевиками был арестован ЧК и, после отказа вступить в Красную армию, расстрелян по приказу В. А. Антонова-Овсеенко.] начал операцию с четырьмя корпусами и по переходе границы вступил в бой сначала у Сталупенена,[47 - Бой 17 августа 1914 г. в ходе Восточно-Прусской операции Русской армии между соединениями 1-го корпуса 8-й германской армии генерала Притвица и 3-го и 2-го корпусов 1-й русской армии генерала Ренненкампфа. Бой не имел решительного результата.] а затем у Гумбинена.[48 - Сражение 20 августа 1914 г. между теми же противниками в Восточной Пруссии, завершившееся победой русских войск. Имело стратегические последствия, так как означало крах германских расчетов на быстрый разгром противников по очереди.] Бой продолжался три дня, и, по словам очевидцев, тактический успех был скорее у немцев, тем не менее они в ночь на 20 августа быстро отступили и оторвались от наших войск. Ренненкампф послал в Ставку победную телеграмму, а сам почил на лаврах и даже, имея огромную кавалерию, не позаботился узнать о направлении немецкого отхода. В Ставке, получив известие о блестящей победе, воспрянули духом и решили, что покончить с разбитыми немцами, имея свежую армию, совершенно пустая задача, и потому стали усиленно нажимать на Самсонова. Последний был вынужден выступить с совершенно неустроенным тылом, почему его войска начали терпеть нужду во всем еще до встречи с неприятелем, но тем не менее при первых столкновениях имели некоторый успех. Между тем Гинденбург[49 - Гинденбург (фон Бенкендорф унд фон Гинденбург) Пауль Людвиг Ганс Антон фон (1847–1934), германский военный и политический деятель. Участник Австро-прусской 1866 и Франко-прусской 1870–1871 гг. войн. В 1911 г. в чине генерала пехоты вышел в отставку. В августе 1914 г. возвращен на службу и назначен командующим 8-й армией. Нанес в Восточной Пруссии поражение 1-й и 2-й русским армиям, превосходившим его силы более чем в два раза. Эта победа сделала его национальным героем Германии. С 1 октября 1914 г. главнокомандующий на Восточном фронте против России. Прусский генерал-фельдмаршал (02.11.1914). 29.08.1916 г. назначен начальником Генерального штаба. В 1919 г. вновь вышел в отставку. В период Веймарской республики дважды (1925 и 1932) избирался рейхспрезидентом Германии.] собрал кулак на нашем левом фланге, смял его и отрезал путь отступления 13-му и 15-му корпусам на юг. Два немецких корпуса из армии, действовавшей против Ренненкампфа, внезапно оказались на путях отступления на восток, и таким образом оба наших корпуса оказались окруженными и почти целиком погибли. Ренненкампф после поражения Самсонова был вынужден остановиться и занял оборонительную позицию на Ангерат.

В Ставке после донесения Ренненкампфа о победах царило торжественное настроение. Начали поговаривать о торжественном въезде в Берлин. Обедая у великого князя, я слышал его беседу с сербским военным агентом полковником Лоткиевичем[50 - Лонткиевич (Ланткиевич, Леонткиевич) Бранислав – глава сербской военной миссии в России подполковник (с 1916 г. полковник). Выпускник Николаевской академии Генерального штаба (1899). Состоя сербским военным представителем при русской Ставке, внес большой вклад в дело формирования сербских добровольческих частей в России. 10 ноября 1917 г. вместе с другими руководителями военных миссий подписал протест против попыток большевиков заключить перемирие с противником. В 1918 году, в том числе и после заключения Брестского мира, продолжал вербовку добровольцев из военнопленных для участия в мировой войне, что противоречило интересам большевиков. Участвовал он и в секретном совещании военных представителей стран Антанты, проходившем в Киеве 16 января 1918 г., на котором обсуждались перспективы восстановления Восточного фронта и использования сербских и чехословацких войск в России. 18 августа 1918 г. чекисты арестовали сербскую военную миссию при посольстве в Москве во главе с полковником Лонткиевичем и одновременно совершили обыск в петроградском посольстве. Осенью покинул Россию.] по поводу двух одновременных побед, нашей и сербской, причем он не скрывал своих надежд на скорое окончание войны. В Ставке говорили также, что армию Ренненкампфа нужно двигать скорее к Варшаве и далее по направлению на Берлин, так как Самсонов и один справится с разбитыми немцами.

Перемена настроения стала замечаться только с 27 августа. Все лица, не принадлежавшие к оперативному отделению, получали обыкновенно сведения о ходе военных действий от так называемых ночных полковников. Это были дежурные офицеры, разбиравшие поступившие за ночь сведения о положении всех корпусов нашей армии и наносившие их на карту для доклада начальнику штаба и великому князю. Сведения сообщались за утренним кофе в вагоне-столовой, и когда полковники опаздывали из оперативной части, их обыкновенно ожидали и даже отказывались идти к своим занятиям.

27 августа полковники пришли несколько сумрачные и объявили, что идут бои и перемен нет. В следующие дни оказалось, что полковникам запрещено было давать какие-либо сведения о ходе операций до выпуска официального объявления, которое в отпечатанном уже виде появлялось после 12 часов. Объявления выходили в эти дни очень краткие, а о Северо-Западном фронте не было почти ничего. Все стали говорить тише, и, видимо, что-то надвигалось. Наконец 29 августа стало известно, что связь со 2-й армией прервана и Млава занята немцами. Окончательные сведения о катастрофе были получены уже 30 августа вечером. На другой день в Ставку приехал на автомобиле генерал-квартирмейстер Северо-Западного фронта генерал Леонтьев.[51 - Леонтьев Владимир Георгиевич (1866 —?), генерал-майор (1911). Окончил 1-е военное Павловское училище (1885) и Николаевскую академию Генерального штаба (1891). Генерал-квартирмейстер штаба Варшавского военного округа (1913). В августе 1914 г. генерал-квартирмейстер штаба Северо-Западного фронта. С 17.09.1914 генерал для поручений при командующем 2-й армией. С 25.08.1915 командовал 77-й пехотной дивизией. Генерал-лейтенант (1916). 30.09.1917 снят с должности и назначен в резерв чинов при штабе Киевского военного округа.] Я его видел из окна вагона и по его виду заключил, что дело совсем плохо. В тот же день у меня был доклад у начальника штаба. Я нашел его с измученным лицом, сидящего за самоваром и хотел его утешить, но он только махнул рукой, не читая подписал принесенные мною бумаги и отпустил меня.

Скоро катастрофа выяснилась окончательно, и понемногу стали собираться беглецы из погибших корпусов. Из 13-го вернулись лишь отдельные люди, а из 15-го собралось до пяти тысяч, причем некоторые роты и команды пришли целиком. Это те части, начальникам которых при катастрофической обстановке удалось сохранить присутствие духа и дисциплину в своих частях, при твердом желании не сдаваться врагу. Им пришлось двигаться ночью и днем, скрываться в лесах, зачастую не имея ни пищи, ни питьевой воды. Кроме этих корпусов пострадали сильно части 23-го корпуса и почти целиком погиб гвардейский Кексгольмский полк.

Когда начали судить и рядить о причинах нашего поражения, то приводили всевозможные доводы. Говорили, что во всем виноват генерал Жилинский, командовавший издалека и стеснявший командующего армией, виноват командир первого корпуса генерал Артамонов,[52 - Артамонов Леонид Константинович (1859–1932), генерал от инфантерии (1913). Окончил 2-е военное Константиновское и Михайловское артиллерийское училища (1879), Николаевскую академию Генерального штаба (1888). Участник Ахал-Текинской экспедиции 1879 г., кампаний 1880–1881 гг., Русско-японской войны 1904–1905 гг. 17.03.1911 назначен командиром 1-го армейского корпуса. За крайне неудачное руководство войсками корпуса во время похода в Восточную Пруссию в августе 1914 г. распоряжением командующего 2-й армией генерала Самсонова был 15.08.1914 отстранен от должности. После этого состоял в резерве и только в конце января 1917 г. назначен начальником 18-й Сибирской стрелковой дивизии. В апреле 1917 г. уволен в отставку. После Октябрьской революции остался в Советской России, работал в различных государственных учреждениях.] не сумевший удержать нашего левого фланга, виноват генерал Благовещенский,[53 - Благовещенский Александр Александрович (1854 —?), генерал от инфантерии. Окончил 3-е военное Александровское училище (1872) и Николаевскую академию Генерального штаба (1878). Участник Русско-турецкой войны (1877–1878) и Русско-японской войны 1904–1905 гг. С 01.09.1912 командир 6-го армейского корпуса. После похода в Восточную Пруссию 26.08.1914 снят с должности и в марте 1915 г. уволен в отставку.] вводивший свой корпус в бой по частям, виноваты германская тяжелая артиллерия и бронированные автомобили, которых у нас не было и которые подавляли моральные качества наших войск, виновата неоконченная мобилизация и т. д. Это были суждения массы, но я слышал и суждения отдельных серьезных лиц, которые приводили другие причины. Они говорили, что в этом бою выяснилось прежде всего превосходство немецкой военной школы, военного искусства и военной дисциплины. Выяснилась неподготовленность нашей армии к маневренному бою крупными частями войск, выяснилось неумение наших частей держать связь как между собою, так и с высшими и низшими инстанциями. Выяснилось отсутствие инициативы у начальников и руководящей военной идеи, проникающей во все слои от мала до велика. Все остальные вышеприведенные причины, если и существовали, то не имели решающего значения.

Урок был дан: Гинденбург с меньшим числом войск наголову разбил нашу 2-ю армию. Нужно было отдать себе ясный отчет в причинах поражения и приступить к врачеванию своих недостатков, благо обстановка позволяла это сделать.

Немцы, будучи слабы численно, не могли предпринять серьезной наступательной операции на нашем фронте и давали нам возможность подготовиться к новым действиям. На самом деле этого сделано не было. Сменили нескольких командиров корпусов и начальников дивизий и на этом успокоились, отдав на жертву общественному мнению генерала Самсонова, благо он пропал без вести. На мой вопрос у начальника оперативного отделения, кто занимается изучением уроков этой войны и проведением в жизнь новых тактических инструкций, я получил ответ, что это делается в штабах фронтов, а когда вскоре после того я обратился с тем же вопросом к полковнику Генерального штаба, приехавшему с Северо-Западного фронта, мне ответили, что это дело Ставки. На самом деле этим никто не занимался и стали заниматься только спустя год, когда начальником штаба сделался генерал Алексеев. Таким образом, весь опыт войны в продолжение целого года никем не собирался, и каждый участник войны приобретал опыт в своем деле без всяких пособий. Отсюда ясно, сколько было принесено напрасных жертв и сколько энергии растрачено непродуктивно.

Галицийская операция

На австрийском фронте дело шло лучше. Во-первых, вследствие войны с сербами, австрийская мобилизация и сосредоточение несколько запоздали, что дало нам возможность стянуть значительные силы к моменту их наступления, тем не менее первоначальный успех был с их стороны. Они потеснили 4-ю армию генерала Зальца[54 - Зальц Антон Георгиевич фон (1843–1916), барон, генерал от инфантерии (1908). Окончил Николаевское училище гвардейских юнкеров. Участник Польской кампании 1863 г., Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. 07.02.1912 назначен командующим войсками Казанского ВО, а 19.06.1914 командующим 4-й армии. Сразу же после неудачи его армии в первом же бою с австро-венгерскими войсками (10–12.08.1914 г.) был отстранен от командования, а затем официально освобожден от должности. В дальнейшем занимал должность командующего войсками Казанского ВО (24.09–18.10.1914), коменданта Петропавловской крепости (с 08.11.1914), исполнял должность главного начальника Петроградского ВО (18.11.1914–31.03.1915).] и обрушились главными силами на 5-ю армию генерала Плеве.[55 - Плеве Павел Адамович (1850–1916), генерал от кавалерии (1907). Окончил Николаевское кавалерийское училище (1870) и Николаевскую академию Генерального штаба (1877). Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и Русско-японской войны. С 17.03.1909 командующий войсками Московского ВО. 19.07.1914 назначен командующим 5-й армии, командование которой было создано на базе управления Московского ВО. Руководил русскими войсками в ходе Лодзинской операции в начале ноября 1914 г. 06.12.1915 назначен главнокомандующим армиями Северного фронта вместо генерала Рузского. 10.02.1916 по состоянию здоровья освобожден от командования. 05.02.1916 назначен членом Государственного совета.] Положение его было весьма тяжелое, но он вышел из него блестящим образом, неся тяжелые потери и отступая шаг за шагом, защищая каждую пядь земли. Южная группа генерала Рузского[56 - Рузский Николай Владимирович (1854–1918), генерал от инфантерии (1909). Генерал-адъютант (1914). Окончил 2-е военное Константиновское училище (1872) и Николаевскую академию Генерального штаба (1881). Участник Русско-японской войны. С 19.07 по 03.09.1914 командовал 3-й армией. Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта (03.09.1914–17.03.1915). Командующий 6-й армией (30.06–18.08.1915). Главнокомандующий армиями Северного фронта (18.08–06.12.1915 и 01.08.1916–25.04.1917). Во время Февральской революции участвовал в давлении высшего командования на Николая II с целью добиться его отречения от престола. 25.04.1917 уехал лечиться в Кисловодск. В сентябре 1918 г. зверски убит красными в числе большой группы заложников.] между тем наступала форсированным маршем, разбила австрийцев на Золотой и Гнилой Липе, заняла Львов и стала угрожать правому флангу и тылу главной массы австрийских войск. Прибытие новых корпусов позволило нам начать наступление на левый фланг австрийцев, прикрываясь Вислой, и таким образом они подверглись риску быть охваченными с двух сторон. Плеве был спасен, так как австрийцы были вынуждены к перемене плана действий. Они бросились главными силами на Рузского и Брусилова,[57 - Брусилов Алексей Алексеевич (1853–1926), генерал от кавалерии (1912), генерал-адъютант (1915). Образование получил в Пажеском корпусе (1872). Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Генерал-майор (1901). Генерал-лейтенант (1906). 19.07.1914 назначен командующим Проскуровской группы, преобразованной 28.07.1914 в 8-ю армию. 17.03.1916 назначен главнокомандующим Юго-Западным фронтом. С 21.05 по 19.07.1917 Верховный главнокомандующий. С 1919 г. в Красной армии.] чтобы парализовать создавшееся для них тяжелое положение, но Плеве быстро оправился и в свою очередь перешел в наступление. Его прибытие к месту боя решило Галицийскую операцию. Австрийцам пришлось спешно отступать, и вся Галиция, кроме крепости Перемышль, попала в наши руки.

Из рассказов очевидцев у меня сложилось следующее мнение об этой операции. Мы победили благодаря численному превосходству, так как австрийская армия была подготовлена к войне хорошо, но славяне-солдаты совершенно не желали воевать с Россией и при первой возможности охотно сдавались в плен. Что касается до командного состава, то он действовал прекрасно. Движения австрийцев были быстры и всегда разумны. Благодаря хорошему командованию, австрийцы очень счастливо вышли из тяжелого положения, не оставив в приготовленном для них стратегическом мешке ни одной крупной войсковой части, хотя общее число пленных было очень велико.

Наибольшая заслуга в Галицийской операции принадлежит, безусловно, генералу Плеве, выдержавшему главный удар и быстро от него оправившемуся, с тем чтобы самому явиться на решительный пункт в решительный момент.

Мне пришлось видеть генерала Плеве один только раз, когда он приезжал в Ставку уже год спустя в качестве главнокомандующего Северным фронтом. Маленький хромой человек с неприятным и злым лицом. Подчиненные его не любили за сухость, граничащую с жестокостью. Он не был талантлив, но был систематик с громадной волей и упорством. Внушая страх подчиненным, он заставлял их работать, напрягая все силы, а в случае неудач безжалостно сгонял с мест. Этой системой он выбирал из своих войск все, что они могли дать, а потому почти не имел неудач. Рассказывают, что его начальник штаба генерал Миллер[58 - Миллер Евгений-Людвиг Карлович (1867–1939), генерал-лейтенант (1914). Окончил Николаевское кавалерийское училище (1886) и Николаевскую академию Генерального штаба (1892). Начальник штаба Московского ВО (1912), с 19.07.1914 начальник штаба 5-й армии, управление которой создано на базе командования округа. С 14.01.1915 начальник штаба 12-й, а с 18.01.1915 – вновь 5-й армии. 28.12.1916 назначен командиром 26-го армейского корпуса в составе Особой армии. С 13.01.1919 по 19.02.1920 командовал белыми войсками на севере России. Генерал от кавалерии (1919). В эмиграции один из руководителей Русского общевоинского союза (РОВС); после похищения и убийства чекистами председателя РОВСа генерала Кутепова возглавил эту организацию. 22.09.1937 был похищен чекистами в Париже, тайно вывезен в СССР и расстрелян.] шутя говорил, что, когда умрет, завещает написать на своем памятнике: «он был начальником штаба у Плеве», считая, что всякий человек его поймет и пожалеет.

В Ставке впечатление от Галицийской победы было чрезвычайно радостное. Все ходили как именинники, и поражение под Сольдау как будто стерлось из памяти. Я сам в это время очень тяжело переживал наши неудачи. Помню, как под влиянием известий о тяжелом положении Плеве я пошел в церковь помолиться и вошел туда в самый момент молебного пения «разумейте, языцы, яко с нами Бог». Это мне показалось хорошим предзнаменованием, и действительно, возвращаясь из церкви в вагон, я встретил бегущего с телеграммой в руке полковника Александрова,[59 - Александров Леонид Капитонович (1876–1933), полковник (1913). Окончил Московское военное училище (1898) и Николаевскую академию Генерального штаба (1904). Участник Русско-японской войны. Штаб-офицер для делопроизводства и поручений управления генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем (25.07.1914–08.05.1916). В 1918 г. добровольно пошел на службу в Красную армию.] громко кричащего: «Победа, победа!». Телеграмма была о победе генерала Рузского над Брудерманом.[60 - Речь идет о событиях августа 1914 г. 5-я армия Плеве выдержала сражение под Томашовом против превосходящих сил противника, а 3-я русская армия генерала Рузского одержала победу над 3-й австрийской армией генерала Брудермана при Золочеве (сражение на Золотой Липе).]

Учреждение речных флотилий

В это время окончательно выяснилось, что в Балтийском море нам ничто не угрожает. Связанный английским флотом, германский не рисковал предпринимать ничего серьезного в наших водах, и, кроме того, надвигалась зима, которая должна была прекратить всякую деятельность в Финском и Рижском заливах. В нашем управлении возникла мысль оказать посильную помощь нашей армии, которая вылилась в предложение организовать речные флотилии на Висле и на Немане. Я доложил начальнику штаба об этом предложении, и он отнесся очень сочувственно и командировал меня в штаб Северо-Западного фронта, чтобы сговориться о деталях с чинами штаба. Я выехал на автомобиле вместе с капитаном 2-го ранга Бубновым в Белосток, где находился штаб фронта. Путь пролегал по хорошему стратегическому шоссе, и расстояние было около 350 верст, но мы все-таки ухитрились заблудиться и попали в Рожаны,[61 - Местечко в Слонимском уезде Гродненской губернии.] сделав сорок лишних верст. Тем не менее я об этом не жалел, так как увидел остатки прежнего величия – замок князей Сапег-Рожинских.[62 - Местечко издавна принадлежало Сапегам, во дворце с конца XVIII в. располагалась суконная фабрика.] От величественного дворца осталось целым только одно крыло, построенное в стиле ренессанс, в котором помещался лесопильный завод какого-то купца и массивные ворота без ограды с огромным щитом, украшенным гербом рода Сапег-Рожинских: «Sic transit Gloria mundi»![63 - Так проходит слава мира! (лат.)]

По приезде в Белосток[64 - Уездный город Гродненской губернии. Ныне в Польше, центр Подлясского воеводства.] мне в тот же вечер удалось повидать главнокомандующего генерала Жилинского и его начальника штаба генерала Орановского.[65 - Орановский Владимир Алоизиевич (1866–1917), генерал-лейтенант (1910). Окончил Пажеский корпус (1884) и Николаевскую академию Генерального штаба (1891). Участник Китайского похода 1900–1901 гг. и Русско-японской войны. Начальник 14-й пехотной дивизии (01.05.1910–23.08.1913). С 23.08.1913 г. начальник штаба Варшавского ВО. Начальник штаба Северо-Западного фронта (19.07.1914–31.01.1915). Генерал от кавалерии (25.10.1914). В дальнейшем командовал корпусами. 26.07.1917 переведен в резерв чинов при штабе Петроградского ВО. С 09.08.1917 состоял в распоряжении главнокомандующего армиями Северного фронта. После подавления выступления генерала Корнилова арестован в Выборге. Убит солдатами.] Я им изложил наше предложение, которое оба горячо одобрили, и затем спросил, может ли флот быть еще чем-нибудь полезен. Генерал Жилинский, видимо, не утратил своего оптимизма после катастрофы 2-й армии и сейчас же заявил, что надеется на содействие морской тяжелой артиллерии для осады немецких крепостей и в особенности Торна.

Генерал Орановский ничего не говорил, но только нервно ерзал на стуле. Когда я к нему зашел на квартиру, спустя некоторое время, он заговорил другим языком, чем генерал Жилинский. Он мне прямо и откровенно сказал, что левый фланг генерала Ренненкампфа висит в воздухе и может быть легко обойден, что ни о каких осадах нечего и думать, а дал бы Бог удержаться на Немане, если немцы перейдут в наступление. Ближайшее будущее показало, что он был прав.

На другой день я вернулся в Ставку тем же порядком, а Бубнова послал по железной дороге к Ренненкампфу для переговоров относительно Неманской речной флотилии, но там уже подготовлялась катастрофа. Бубнов застал Ренненкампфа в Инстербурге,[66 - Город в Восточной Пруссии, с 1946 г. – Черняховск, районный центр Калининградской области СССР и РФ.] где была его штаб-квартира, в самом радужном настроении. Ренненкампф его хорошо принял и говорил, что на днях начнет наступление, так как имеет достаточно войск. Но на другой день уже в штабе началось беспокойство, а на третий был отдан приказ о спешном отступлении. Оказывается Гинденбург сосредоточил свои лучшие войска между озерами и бросил эту ударную группу узким Леценским проходом, оставив против нашего центра и правого фланга ландштурмистов и резервные войска. План был смел и даже дерзок, но он удался. Наш левый фланг, подвергшийся нападению превосходных сил, был быстро смят и отброшен, и нам угрожало повторение Самсоновской катастрофы, но быстрое отступление устранило катастрофу. Тем не менее мы потеряли часть артиллерии и обозов, попавшихся в руки неприятеля. При постоянном отступлении корпуса перемешались, и командующий потерял с ними связь; некоторые части продолжали отходить и за Неманом, так что их пришлось потом возвращать. В Ставке создалось в начале впечатление, что армия совершенно разгромлена, и потом были приятно удивлены, получив телеграмму Ренненкампфа, где он сообщал о незначительных потерях и что он надеется скоро опять перейти в наступление. Эта телеграмма временно его спасла, но главнокомандующий фронтом генерал Жилинский был заменен генералом Рузским. Как я потом узнал, начальник штаба первой армии генерал Милеант[67 - Милеант Гавриил Георгиевич (1864–1936), генерал-лейтенант (1913). Окончил 1-е военное Павловское и Николаевское инженерное училища (1884), Николаевскую академию Генерального штаба (1894). Участник Русско-японской войны. Генерал-майор (1906). Начальник штаба Виленского ВО (1913). С началом войны возглавил штаб 1-й армии, сформированный на базе штаба. Отстранен по настоянию командующего армией генерала Ренненкампфа. В период с сентября 1914 по конец сентября 1915 г. начальник 4-й пехотной дивизии, затем был назначен начальником Главного военно-технического управления. После Февральской революции отстранен от должности. В апреле 1917 г. назначен командиром 5-го армейского корпуса, в декабре того же года, получив отпуск, уехал на юг России. Состоял в рядах ВСЮР.] находился в таких отношениях с командующим, что был им фактически устранен от всякого дела, и вообще генерал Ренненкампф не советовался ни с кем из компетентных чинов своего штаба, а окружил себя несколькими любимцами из молодежи.

Тем временем я написал морскому министру о желательности учреждений речных флотилий на театре военных действий, и министр, отнесшийся к предположению очень сочувственно, сейчас же назначил гвардейский экипаж и две роты от флотских команд для отправки на театр военных действий. Гвардейский экипаж выделил два батальона двухротного состава, из коих первый под командой капитана 1-го ранга князя Ширинского-Шихматова[68 - Ширинский-Шихматов Сергей Александрович (1866–1916), князь, капитан 1-го ранга (1912). Участник Русско-японской войны. Адъютант великого князя Кирилла Владимировича (1908–1910). В начале Первой мировой войны – командир 2-го отдельного батальона Гвардейского экипажа (1914–1915), затем штаб-офицер для поручений по строевой части при управлении начальника морских батальонов и речных флотилий в действующей армии, начальник 1-го отряда Транспортной флотилии Черного моря. 12.08.1916 уволен в отставку с производством в контр-адмиралы.] направился в Ковно[69 - Город в Литве, с 1842 г. центр Ковенской губернии. Литовское наименование – Каунас. В 1920–1940 гг. – временная столица Литовской республики.] на Неман, а второй под командой капитана 1-го ранга Полушкина[70 - Полушкин Александр Сергеевич (1877–1963), капитан 1-го ранга. Окончил Морской кадетский корпус (1896), гидрографическое отделение Николаевской морской академии (1904). Участник Русско-японской войны. С начала Первой мировой войны – командир 1-го отдельного батальона Гвардейского экипажа, с начала 1915 г. командир Отдельного батальона Гвардейского экипажа. Участник Белого движения. Служил в армии А. В. Колчака, возглавлял (с июня 1919 г.) Гидрографическое управление Морского министерства. Контр-адмирал. После окончания Гражданской войны в эмиграции в Югославии, затем в США. С 1951 г. – председатель Объединения офицеров Гвардейского экипажа.] в Новогеоргиевск[71 - Русская крепость на Висле, в 30 км от Варшавы. Построена на месте шведского укрепленного лагеря XVII в. наполеоновскими инженерами в 1807–1812 гг. в деревне Модлин. Расширена в 1830-х гг., с 1834 г. получила название крепость Новогеоргиевск. В конце XIX в. усилена линией фортов. В ходе Первой мировой войны захвачена германскими войсками 7 (20) августа 1915 г. Многочисленный русский гарнизон был пленен. Крепость оборонялась польским гарнизоном против германских войск в сентябре 1939 г. в ходе Второй мировой войны. Ныне территория крепости находится в черте города Новы-Двур-Мазовецки (Польша).] на Вислу. Третий батальон морских команд под командой капитана 1-го ранга Мазурова[72 - Мазуров Георгий Николаевич (1867–1918), капитан 1-го ранга. Окончил Морской корпус (1887). Участник Русско-японской войны 1904–1905 гг. Во время Первой мировой войны командир отдельного батальона 2-го флотского экипажа. Генерал-майор флота (1915). В 1916 г. назначен начальником Морской бригады особого назначения и командовал ею до революции. В 1917 г. вышел в отставку, жил в Петрограде. После убийства Урицкого взят большевистскими властями в заложники и вместе со своим старшим братом Николаем расстрелян (по другим данным, утоплен в барже в Финском заливе, около Кронштадта).] отправился в Ивангород.[73 - Русская крепость на Висле, возле города Демблин. Построена в 1832–1847 гг. В 1872–1882 гг. основное пятиугольное укрепление дополнено кольцом из шести фортов по плану Тотлебена. В 1909 г. крепость упразднена как устаревшая. Восстановлена в 1913 г. К началу Первой мировой войны находилась в плохом состоянии. Восстановлена усилиями ее коменданта генерала А. В. Шварца. Опорный пункт русских войск во время Варшавско-Ивангородской операции.] Все три батальона участвовали в делах против неприятеля, а третий даже понес большие потери при отражении атак на Ивангород в период первого германского наступления на Вислу. Командовавший им капитан 1-го ранга Мазуров сделался правой рукой коменданта крепости Ивангород генерала Шварца[74 - Шварц Алексей Владимирович фон (1874–1953), генерал-лейтенант (1917). Окончил Николаевское инженерное училище (1895) и Николаевскую инженерную академию (1902). Участник Русско-японской войны. После начала Первой мировой войны получил назначение в распоряжение начальника инженеров крепости Ивангород. С 13.08.1914 исполнял обязанности коменданта Ивангородской крепости, успешно действовал против австро-германских войск. В связи с общим отходом русских войск летом 1915 г. оставил крепость по приказу командования, организовав эвакуацию гарнизона и уничтожение укреплений. Начальник Трапезундского укрепрайона (23.07.1916–1917). После Октябрьской революции вступил в Красную армию. В марте 1918 г. после заключения Брестского мира уехал на Украину. Жил в Киеве, после свержения гетманского режима в конце 1918 г. бежал в Одессу. 21.03.1919 французским командованием назначен военным генерал-губернатором Одессы и командующим русскими войсками в союзной зоне Одессы, против чего безрезультатно возражал Деникин. После оставления французскими войсками Одессы в апреле 1919 г. уехал в Константинополь и далее в Италию, затем перебрался в Аргентину.] и так сумел рекламировать свою часть, что его батальон развернули в полк, а впоследствии даже в бригаду, причем сам он был произведен в генерал-майоры.

Выступление Турции

Между тем на юге уже назревали события, которые еще увеличили наш и без того колоссальный фронт. Проникновение германского влияния в Турцию началось уже давно, но после вторичного появления у власти младотурок с Энвером и Талаатом[75 - Автор имеет в виду конституцию 1876 г., принятую под влиянием так называемых новых османов, от которой уже в 1878 г. отказался султан Абдул-Хамид II, установив деспотический режим. Идейными наследниками новых османов стали младотурки – сторонники модернизации политического строя и хозяйственной жизни Турции. Обращались к идеям пантюркизма и панисламизма. Организационно возникли как тайное общество курсантов военно-медицинского училища в Стамбуле в 1889 г.; организация приняла наименование «Единение и прогресс». В результате младотурецкого переворота 1908 г. конституция 1876 г. была восстановлена, однако младотурки теряли популярность. Вовлекли Турцию в Первую мировую войну на стороне Центральных держав. М. Талаат-паша (1874–1921) – министр внутренних дел Османской империи (1909–1912, 1913–1917), великий визирь (1917–1918). Один из главных организаторов геноцида армянского населения империи. Бежал в Германию осенью 1918 г., убит в Берлине армянином из мести за геноцид армян 1915 г. Автор мемуаров, опубликованных в 1946 г. И. Энвер-паша (1881–1922) – убежденный германофил, один из организаторов геноцида армян, автор переворота в январе 1913 г., член правящего неофициального триумвирата (Джемаль, Талаат, Энвер). В 1914–1918 гг. – фактический глава турецких вооруженных сил. Бежал в Германию после капитуляции осенью 1918 г. Соперничал с К. Ататюрком, сотрудничал с Лениным, пытался синтезировать большевизм и ислам, выступал и как пантюркист. Перешел на сторону басмачей, убит в бою с красноармейцами в 1922 г.] во главе оно совершенно укрепилось. Управление турецкой армией перешло в руки немцев, и генерал фон Сандерс,[76 - Сандерс (Лиман фон Сандерс) Отто (1855–1929), германский генерал, военный советник в Турции во время Первой мировой войны. Мушир (маршал) турецкой армии (1914). Окончил Военную академию (1881). В 1913 г. был направлен во главе группы германских офицеров в Османскую империю для реорганизации ее армии. Прославился обороной Дарданелл от сил Антанты (февраль 1915 – январь 1916). 25.02.1918 занял пост командующего турецко-германскими войсками в Палестине, где осенью потерпел поражение от англичан. После войны в отставке.] присланный в 1913 году с особой миссией от императора Вильгельма, сделался полным хозяином этого дела. Как противовес турецкий флот оставался в руках англичан,[77 - Имеется в виду миссия адмирала Лимпуса, заведовавшего обучением личного состава турецкого флота. После назначения адмирала Сушона (немца) командующим турецким флотом, а «Вебер-паши» (немца) комендантом Дарданелльских укреплений Великобритания отозвала миссию Лимпуса.] но положение английского адмирала делалось все более и более трудным. Когда началась Мировая война, англичане реквизировали все находившиеся у них в постройке иностранные корабли, в том числе два турецких дредноута. Турки заявили горячий протест и попросили английскую морскую миссию удалиться. Одновременно они объявили мобилизацию своей армии, объяснив это как предохранительную меру. Тем не менее положение Турции было еще вполне неопределенное. С реквизицией своих дредноутов Турция была гораздо слабее России на Черном море, а сухопутные пути сообщения с Арменией были настолько трудны, что Россия совершенно могла не бояться серьезного удара по Кавказу. Германцы также не торопились вовлекать Турцию в войну, пока надеялись справиться сами, не желая ни с кем делиться добычей, но Марнское[78 - Сражение 5–12 сентября 1914 г. между наступающими германскими и контратакующими англо-французскими войсками в ходе Первой мировой войны. Германские войска были вынуждены отступить, что означало крах германских планов блицкрига и быстрого вывода Франции из войны.] и Галицийское сражения решили вопрос окончательно, тем более что с приходом в Босфор линейного крейсера «Гёбен» и легкого крейсера «Бреслау» являлась возможность оспаривать владение Черным морем у русских.

Война застала «Гёбена» и «Бреслау» в итальянских портах. Контр-адмирал Сушон,[79 - Сушон Вильгельм Антон (1864–1946), германский адмирал. С 23.10.1913 командовал Средиземноморской эскадрой, состоявшей из линейного крейсера «Гёбен» и легкого крейсера «Бреслау». В августе 1914 г. увел эскадру в Черное море, где она номинально вошла в состав турецкого флота. Руководил боевыми действиями германо-турецкого флота против России на Черном море, пользовался широкими полномочиями. В 1917 г. вернулся в Германию и возглавил 4-ю эскадру линейных кораблей Флота Открытого моря. 30.10.1918 назначен начальником морской базы Балтийского моря. В 1919 г. вышел в отставку.] командовавший крейсерами, тотчас же снялся с якоря и направился к французским африканским берегам и бомбардировал без серьезных результатов некоторые порты. Французская эскадра еще не подошла к африканским берегам, и встреча противников не состоялась. Немецкие крейсера отправились обратно и встретились с английскими крейсерами, но английский ультиматум истекал только в полночь, и командующему крейсерами контрадмиралу Трубриджу[80 - Трубридж сэр Эрнест Чарльз Томас (1862–1926), британский контр-адмирал (1911). В 1913 г. был назначен командиром Средиземноморской крейсерской эскадры в составе крейсеров «Дефенс», «Блэк Принс», «Дьюк оф Эдинбург» и «Уорриор». Летом 1914 г. не сумел перехватить немецкую эскадру адмирала Сушона в составе крейсеров «Гёбен» и «Бреслау». Был предан суду и, несмотря на оправдание, получил менее престижное назначение главой военной миссии в Сербии. Принимал участие в Салоникской экспедиции, был назначен адмиралом Дуная. В 1919 г. получил звание адмирала и вошел в Европейскую комиссию по Дунаю.] ничего не оставалось как последовать за немцами в ожидании истечения срока ультиматума.

Между тем немцы имели больший ход, а у англичан к тому же уголь был на исходе, и они скоро потеряли друг друга из виду. Адмирал Сушон пополнил свой уголь в одном из сицилийских портов и сейчас же снова вышел на восток. Ему предстояло три дилеммы: прорваться в Адриатическое море на соединение с австрийским флотом, интернироваться в нейтральном порту или искать почетной смерти в неравном бою. Адмирал Сушон правильно решил, что прорваться в Адриатическое море ему не удастся, так как там наверное его стерегут превосходные силы, а потому рискнул походом в далекий Константинополь, где он рассчитывал быть принятым как друг. Ему посчастливилось, так как навстречу попался только один маленький английский крейсер «Глочестер», который пробовал следовать за немцами, телеграфируя беспрерывно своему адмиралу о всяком изменении из курса, но и у него скоро не хватило угля, вследствие чего пришлось прекратить преследование. Таким образом «Гёбен» и «Бреслау» беспрепятственно добрались до Дарданелл. Прибывшие на другой день англичане и французы с требованием немедленного разоружения германских крейсеров были поставлены перед совершившимся фактом. Им объявили, что «Гёбен» и «Бреслау» куплены турецким правительством у германцев и уже подняли турецкие флаги. На самом деле покупка выразилась тем, что адмирал Сушон и его офицеры надели фески вместо форменных немецких фуражек, а все остальное осталось по-старому.

Прибытие «Гёбена» в Босфор сильно изменило обстановку на Черном море не в нашу пользу. «Гёбен» был вполне современный линейный крейсер-дредноут,[81 - Линейный крейсер.] а наши два дредноута «Императрица Мария» и «Екатерина Великая» были далеки от окончания.[82 - Введены в строй, соответственно, в июле и октябре 1915 г.] «Гёбен» имел 27 узлов хода, крепкую броню и десять 11-дюймовых орудий в пяти бронированных башнях. Мы могли ему противопоставить четыре старых броненосца с 15-узловым эскадренным ходом, сравнительно слабо забронированных и вооруженных все вместе шестнадцатью 12-дюймовыми орудиями старого чертежа. У нас было преимущество только в артиллерии, но десять орудий «Гёбена» помещались все на одной платформе и стреляли более метко и значительно быстрее, чем наши. Скорость хода «Гёбена», почти вдвое превышавшая нашу, позволяла ему быть господином положения и вступать или прекращать бой тогда, когда ему заблагорассудится.

Мы считали, что с прибытием «Гёбена» война с Турцией стала неминуема, и Черноморский флот получил инструкцию быть готовым к внезапному нападению. Были приняты надлежащие меры: Севастопольский, Одесский и Батумский порты были минированы крепостными минами, а где таковых не было – минами заграждения. В Одессе были поставлены для охраны лодки «Донец», а в Батуме – «Терец». Черноморский флот упражнялся в маневрах и стрельбах в предположении боя с «Гёбеном», но время шло, а нападения все не было. Как всегда бывает, энергия начала ослабевать, и начинали высказываться мнения, что войны, может быть, и не будет. А в Константинополе происходило следующее.

Как выше было сказано, германцы, надеясь сами справиться, вначале удерживали военный пыл турок, говоря им, что еще не время для их выступления, но после своих первых крупных неудач круто изменили политику, настаивая на немедленном выступлении. Турецкое правительство во главе с великим визирем, наоборот, вдруг перешло в миролюбивое настроение, и между ним и немцами почувствовался холодок. Только Энвер и Талаат остались сторонниками войны. В защиту их непримиримости должен, впрочем, сказать, что наша победа над немцами не сулила туркам ничего хорошего. Еще за год до войны в наших правящих кругах был поставлен вопрос о завладении Константинополем, и было преподано высочайшее указание разрабатывать план нужных для этого операций. Я присутствовал на одном заседании под председательством морского министра и с участием министра иностранных дел. Сазонов[83 - Сазонов Сергей Дмитриевич (1860–1927), российский дипломат и государственный деятель. Действительный статский советник (1907). Гофмейстер высочайшего двора (1910). Окончил Александровский лицей. С 1883 г. на службе в МИДе. Свояк П. А. Столыпина, чему, по мнению многих современников, был обязан своей успешной карьерой. С 04.09.1910 управляющий МИДом Российской империи; с 08.11.1910 по 07.07.1916 – министр иностранных дел. На этом посту ориентировался на интересы Антанты, поэтому его отставка вызвала недовольство послов Великобритании и Франции, а также думских либералов. С января 1913 г. член Государственного совета. После Октябрьской революции активный участник Белого движения. Член Особого совещания при верховном руководителе Добровольческой армии генерале М. В. Алексееве. В 1918–1920 гг. был членом правительств при генерале Деникине и адмирале Колчаке, их представителем в Париже на мирной конференции. Член Русского политического совещания.] тогда открыто высказал свое мнение, что он лично предпочитает нынешнее «status quo» завоеванию проливов, которое неизвестно к каким бедам и столкновениям нас может привести. Как ни приятно иметь ключ от своего дома в кармане, а таковым ключом был Босфор для Черного моря, но все же Розанов[84 - Розанов Василий Васильевич (1856–1919), русский религиозный философ, литературный критик и публицист.] был прав: Константинополь не такой орешек, которой легко было разгрызть, в особенности при нашем больном внутреннем организме, что уже показала Японская война и последующие за ней события. Удивительно, что, несмотря на такое решительное мнение министра иностранных дел, все же мы получили высочайшее повеление разрабатывать операцию на Константинополь.

Туркам, конечно, стало известно о наших намерениях от немцев, которые все знали, что у нас делается, и, естественно, что они не возымели к нам особых симпатий. Тем не менее, когда германцы предъявили туркам категорическое требование о начале военных действий, совет министров значительным большинством отклонил это предложение, и Энвер, и Талаат решили форсировать события на свой страх и риск. Наш посол Гирс[85 - Гирс Михаил Николаевич (1856–1932), российский дипломат, действительный статский советник (1895), камергер (1891). Окончил Пажеский корпус. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., после ее окончания перешел на службу в МИД. В 1911–1914 гг. чрезвычайный и полномочный посол в Османской империи. С 1915 г. посол в Италии. После Октябрьской революции, как старейший из русских дипломатов, находившихся за границей, возглавил Совет бывших послов. Входил в состав Русского политического совещания. Был представителем барона Врангеля при командовании союзников.] уже послал в Петроград успокоительную телеграмму, когда адмирал Сушон атаковал одновременно Одессу, Севастополь, Батум и Новороссийск.