Трактир «Ямайка». Моя кузина Рейчел. Козел отпущения

– Это они тебя научили так обслуживать посетителей? – поинтересовался мужчина, перестав свистеть. – Честно говоря, я не в восторге от их выбора. В Лонстоне, где я был вчера, есть девушки с манерами получше, да в придачу еще и хорошенькие, как картинка. Ты сегодня смотрелась в зеркало? Волосы растрепаны, да и мордашка чистотой не блещет.

Мэри отвернулась и пошла к двери, но незнакомец окликнул ее:

– Налей-ка мне стаканчик. Ты ведь здесь для этого? Я после завтрака проехал двенадцать миль и умираю от жажды.

– Да хоть пятьдесят, – ответила Мэри. – Какое мне дело? Раз уж вы знаете, где что здесь находится, так сами и наливайте. Я передам мистеру Мерлину, что вы в баре; пусть сам вас обслуживает, если захочет.

– О, не стоит беспокоить Джосса; в это время дня он словно медведь, у которого трещит башка, – раздалось в ответ. – Кроме того, он явно не горит желанием меня видеть. А что случилось с его женой? Он что, выставил ее вон, чтобы освободить местечко для тебя? Я бы сказал, что это жестоко по отношению к бедняжке. Сомневаюсь, что ты выдержишь рядом с ним десять лет.

– Миссис Мерлин в саду, – сказала Мэри. – Если хотите ее видеть, можете выйти в дверь и повернуть налево, к курятнику. Пять минут назад они оба были там. Здесь я вас не пущу, я только что вымыла коридор и не хочу начинать все сначала.

– Да не волнуйся, время терпит, – ответил гость.

Девушка видела, что он по-прежнему беззастенчиво ее рассматривает, и не знала, что и подумать; нахальный с ленцой взгляд бесил ее.

– Так вы хотите поговорить с хозяином или нет? – спросила она наконец. – Потому что я не собираюсь стоять здесь целый день ради вашего удовольствия. Если вы не хотите его видеть и допили свой стакан, можете положить деньги на стойку и уйти.

Мужчина рассмеялся, и его улыбка и сверкнувшие зубы пробудили что-то в ее памяти, но Мэри все еще не могла определить, на кого же он похож.

– А Джоссом вы тоже так командуете? Если да, значит он здорово изменился. Надо же, сколько в нем всего намешано! Никогда бы не подумал, что у такого занятого человека еще остается время на молоденькую бабенку. Что же вы делаете с бедной Пейшенс вечером? Скидываете ее на пол или все втроем спите в обнимку?

Мэри вспыхнула.

– Джосс Мерлин – муж моей тети, – сказала она. – Тетя Пейшенс – единственная сестра моей покойной матери. Меня зовут Мэри Йеллан, если хотите знать. Всего хорошего. Дверь позади вас.

Она вышла из бара, направляясь в кухню, и попала прямо в лапы трактирщику.

– Какого черта! – прогремел он. – С кем это ты болтала в баре? Кажется, я предупреждал тебя, чтобы ты держала рот на замке!

Его зычный голос эхом отдавался в коридоре.

– Ладно, – крикнул незнакомец, – не бей девчонку. Она разбила мою трубку и отказалась меня обслуживать; не ты ли ее этому научил, а? Иди-ка сюда и дай на тебя взглянуть. Надеюсь, эта девица благотворно на тебя повлияла.

Джосс Мерлин нахмурился и, оттолкнув Мэри, вошел в бар.

– Ах это ты, Джем! – сказал он. – Что тебе понадобилось в «Ямайке»? Я не могу купить у тебя лошадь, если ты для этого явился. Дела идут плохо, и я беден, как полевая мышь после дождливой жатвы.

Он закрыл дверь, оставив Мэри снаружи, в коридоре.

Девушка вернулась в прихожую, к своему ведру с водой, передником отирая грязь с лица. Значит, это Джем Мерлин, младший брат дяди. Конечно, она ясно видела сходство и, как дура, не могла сообразить, что к чему. Дядю – вот кого незнакомец напоминал ей во время разговора. У него были глаза Джосса, только без кровавых прожилок и без мешков, и его рот, только по-прежнему красиво очерченный, и нижняя губа еще не отвисла, как у старшего брата. Джосс Мерлин мог быть таким лет восемнадцать-двадцать назад – но Джем оказался меньше ростом и не столь могучего сложения.

Мэри выплеснула воду на каменные плиты и принялась их яростно тереть, плотно сжав губы.

Что за мерзкая порода эти Мерлины, с их показной нагловатой грубостью и скотскими манерами. Этот Джем такой же бездушный, как и его брат, – сразу видно по форме рта. Тетя Пейшенс сказала, что в этой семейке младший брат хуже всех. Хотя голова у него меньше и плечи уже, чем у Джосса, а сам он в два раза стройнее, в нем чувствуется скрытая сила, которой не обладает старший брат. Должно быть, он решительный и умный. А у трактирщика лицо оплывшее и собственные плечи давят, словно ярмо. Кажется, будто сила его уже растрачена и иссякла. Мэри знала, что это результат пьянства, и теперь, когда увидела младшего брата, впервые поняла, в какую развалину превратился Джосс. Трактирщик сам себя погубил. Если у младшего есть в голове хоть капля разума, он возьмет себя в руки и не пойдет по той же дорожке. А впрочем, может быть, ему и все равно; верно, над семьей Мерлин тяготеет какой-то злой рок, лишивший их целеустремленности, желания преуспеть и стойкости. Их прошлое покрыто мраком. «Против дурной крови не пойдешь, – говаривала ее мать. – В конце концов она обязательно скажется. Можно бороться с ней сколько угодно, но она одержит верх. Если два поколения проживут беспорочно, это иногда может очистить ее ток, но очень вероятно, что третье оступится и все начнется сначала». До чего же это страшно и несправедливо! А теперь и бедная тетя Пейшенс втянута в этот порочный круг вместе с Мерлинами, у бедняжки не осталось ни чести, ни былой веселости, и теперь она – если смотреть правде в глаза – немногим лучше того дурачка из Дозмэри. А ведь тетя Пейшенс могла стать женой фермера в Гвике и родить ему сыновей, у нее были бы свой дом и земля и все маленькие радости обычной, счастливой жизни: и болтовня с соседями, и церковь по воскресеньям, и поездки на рынок раз в неделю, и сбор плодов, и праздник урожая. Она любила бы и была бы любима. Она бы жила в ладу с собой, и спокойно идущие годы со временем покрыли бы ее волосы сединой – годы добросовестного труда и тихой радости. Все это она отвергла ради того, чтобы влачить это жалкое существование рядом со скотом и пьяницей. Почему женщины так глупы, так близоруки и неразумны, недоумевала Мэри; она скребла последнюю каменную плиту прихожей со злостью, как если бы этим могла очистить мир и стереть все неблагоразумие представительниц своего пола.

Она вошла в раж и, покончив с прихожей, принялась подметать мрачную, темную гостиную, которая годами не видела веника. Облако пыли поднялось Мэри в лицо, и она стала яростно выколачивать жалкий вытертый коврик. Она была так поглощена этим малоприятным занятием, что не услышала, как в окно гостиной ударил камень, и опомнилась только тогда, когда от целого града камешков треснуло стекло. Выглянув в окно, она увидела Джема Мерлина, стоявшего во дворе рядом со своей лошадью.

Мэри нахмурилась и отвернулась, но он ответил еще одним залпом камешков и на сей раз окончательно разбил стекло, так что кусочек его вывалился на пол и камень упал рядом.

Мэри отперла тяжелую входную дверь и вышла на крыльцо.

– А теперь что вам нужно? – спросила она, внезапно подумав, что волосы у нее растрепаны, а передник мятый и грязный.

Джем все еще смотрел на нее с любопытством с высоты своего роста, но наглость исчезла, и он даже соизволил дать понять, что ему немножко стыдно.

– Прости, если я был с тобой груб, – сказал он. – Сама понимаешь, я не ожидал увидеть в трактире «Ямайка» женщину – во всяком случае, молодую девушку вроде тебя. Я думал, Джосс подцепил тебя в каком-нибудь городишке и привез сюда как свою любовницу.

Мэри снова вспыхнула и с досадой прикусила губу.

– Ничего особенно привлекательного во мне нет, – усмехнулась она. – Хороша бы я была в городе в этом старом переднике и тяжелых башмаках! По-моему, всякий, у кого есть глаза, увидит, что я выросла на ферме.

– Ну, не знаю, – беспечно протянул Джем. – Надень ты нарядное платье и туфли на каблучках и воткни гребень в волосы – так, честное слово, вполне сошла бы за леди даже в таком большом городе, как Эксетер.

– Наверное, вы думали, что это мне польстит, – ответила Мэри. – Большое спасибо, но я предпочитаю носить свою старую одежду и быть самой собой.

– Не самый плохой выбор, – согласился Джем, и Мэри, подняв глаза, увидела, что он смеется.

Она повернулась, чтобы уйти обратно в дом.

– Постой, не уходи, – сказал гость. – Понимаю, что заслужил такой злой взгляд тем, что наговорил тебе, но, если бы ты знала моего брата так же хорошо, как я, ты бы поняла, почему я ошибся. Это очень странно – прислуга в трактире «Ямайка». И все же, как ты здесь оказалась?

Мэри, стоя в дверях, изучала собеседника. Сейчас он выглядел серьезным, и его сходство с Джоссом на миг исчезло. Ей стало жаль, что он из Мерлинов.

– Я приехала сюда к тете Пейшенс, – ответила она. – Моя мать умерла несколько недель назад, и у меня больше нет родственников. Вот что я вам скажу, мистер Мерлин: теперь я даже рада, что моей матери нет в живых и она не видит своей сестры.

– Не думаю, что брак с Джоссом – это ложе из роз, – заметил младший брат. – У него всегда был ужасный характер, и пьет он как лошадь. Интересно, почему она за него вышла? Насколько я помню, Джосс и раньше был не лучше. Он колотил меня, когда я был мальчишкой, и сегодня не отказал бы себе в удовольствии, да не посмеет.

– Я думаю, ее обманули его красивые блестящие глаза, – презрительно сказала Мэри. – Мама говорила, что тетя Пейшенс в Хелфорде всегда порхала как бабочка. Она отказала фермеру, который сделал ей предложение, а потом уехала вглубь страны и встретила вашего брата. Наверное, это был худший день ее жизни.

– Так, значит, ты не слишком высокого мнения о хозяине? – заметил Джем насмешливо.

– Нет, – ответила Мэри. – Он драчун, скотина и даже еще хуже. Он превратил мою тетю из веселой, счастливой женщины в жалкую поденщицу, и пока я жива, ни за что не прощу ему этого.

Джем присвистнул и потрепал лошадь по шее.

– Мы, Мерлины, никогда не были добры к нашим женщинам, – сказал он. – Я помню, как отец бил мать смертным боем. И все же она не ушла от него и защищала его всю жизнь. Когда отца повесили в Эксетере, она три месяца не говорила ни с одной живой душой. У нее даже волосы поседели от потрясения. Я не помню свою бабку, но рассказывали, однажды у Коллингтона она дралась бок о бок с дедом, когда солдаты пришли его арестовывать, причем одному из них прокусила палец до самой кости. Не знаю, что уж ей так в муженьке полюбилось, потому что он даже ни разу не спросил о ней, пока сидел в тюрьме, и все свои сбережения оставил другой женщине по ту сторону Теймара.

Мэри молчала. Безразличие в его голосе страшило ее. Джем говорил без всякого стыда или сожаления, и она предположила, что он, как и все его родичи, бессердечный выродок.

– Как долго ты собираешься пробыть в «Ямайке»? – резко спросил он. – Для такой девушки, как ты, это неподходящее место. Общество тут так себе.

– Ничего не поделаешь, – сказала Мэри. – Я не уйду, пока мне не удастся забрать с собой тетю. Я ни за что не оставлю ее здесь, особенно после того, что видела.

Джем нагнулся, чтобы стряхнуть кусок грязи с подковы.

– И что ты уже успела увидеть? – спросил он. – По совести говоря, здесь довольно тихо.

Мэри нелегко было провести. Судя по всему, это дядя подослал своего брата поговорить с ней, надеясь таким образом разузнать, что ей известно. Нет уж, не такая она дура. Девушка пожала плечами, отказываясь говорить на эту тему.