Мири и Ледна переглянулись и хе-хекнули: все прекрасно понимали, что некогда болезненный тощий мальчишка так и остался бы пугливым недоделком, кабы приблудившаяся девчонка не втягивала его в новые и новые авантюры, чтобы выпутаться из которых, приходилось мужать.
– А ты бы и вовсе не лез! Учишь его учишь, а как был младшим недокормышем…
Леши вспыхнул до кончиков ушей и даже чуть дальше. Подруга отодвинулась, так от него вдруг повеяло огнём.
– Младшим! – в попытке успокоиться он провёл ладонями по плешивым полоскам над ушами, сильно сжимая голову. – Младшим?! Вот именно – младшим! Рядом с мудрой бабкой я – вечный младший недокормыш! Ты даже представить не можешь, каково быть вечно младшим! Вечно несмышлёным, вечно ребёнком! Как родителей не стало, так я, кажется, для тебя расти и перестал!
Мириам удивлённо присвистнула: сколько себя помнила, Леши не предавал значения брани старой шаманки. Позлится – и успокоится. А тут ровно с цепи сорвался! Да не вопил, как ребёнок, брызгая слюной и истеря, нет. Оборотень говорил ровно и уверенно. Хоть и на повышенных тонах, а не кричал, брал силой голоса. Вот уж правда – вырос.
То и дело косясь на подругу, он наступал на обалдевшую шаманку, оттесняя её к креслу-качалке:
– Ты вечно за мной присматривать не сможешь! Я взрослею, ба, взрослею! И раз за разом повторяю тебе, что шамана из меня не выйдет! Я не займу твоё место не потому, что не достоин, а потому что не хочу! Да, мы с Мири провинились, да, мне стыдно! И да, можешь отправить меня в сотый раз ловить белок или выделывать шкуры! Но прекрати отчитывать, как неразумного ребёнка!
Не ожидавшая такого сопротивления старуха допятилась до кресла и, оступившись, плюхнулась в него. Но это какую-нибудь другую бабку мог бы обидеть разошедшийся внучок. Ледна же горячих юнцов выволакивала во двор за шкирку по дюжине на день: всем известно, что едва прошедшие инициацию двоедушники вспыльчивы, как искры на сухом мхе. Недоумение шаманки длилось недолго. Вытащив из-под седалища мешающий клубок со спицами, она откинулась на спинку и, оттолкнувшись носками от пола, качнулась.
– Посмотрите-ка на него! Не нравится ему, что бабуля его оберегает! Холью перекормили, заботой душат! Помяни моё слово, бабушка не вечна! Придёт час, займёшь моё место, хочешь того или нет!
Оборотень прикрыл глаза, будто это могло избавить его он разбирательств. Открыл, но старуха никуда не делась, так и продолжала раскачиваться в кресле, не замечая, что с каждым разом отталкивается от пола всё сильнее и рискует кувыркнуться назад. Леши тяжело вздохнул, взял подругу за руку, поднёс её к губам:
– Подожди снаружи, ладно? – попросил он и, не дожидаясь ответа, вытолкнул Мири за дверь.
Любопытные двоедушники едва успели отскочить в сторону, но сделать вид, что проходили мимо покоев Ледны случайно, – уже нет. Женщина с сильно выдающимся вперёд животом засеменила по коридору дальше, будто не прижималась только что к двери ухом, плюгавый мужичок принялся ковырять петли, приговаривая, что что-то они поскрипывают, а третий, оборотень с подбитым глазом, зашаркал ножкой, изучая потолок с необычайным вниманием.
– Просто небольшое недопонимание в семье, – невинно пояснила им Мириам.
Она с достоинством разгладила юбку, внешний вид которой пожар ничуть не улучшил, и отправилась на небольшой экскурс по дому, дабы не смущать подслушивающих. Её никто не окликнул: рыжая девчонка стала своей в доску ещё в тот раз, когда, растрёпанной и чумазой, заявилась в селение впервые. Это был не дебютный побег несносной десятилетки от родителей, но тот самый, после которого она уже не вернулась, ограничиваясь редкими письмами с обещанием не помереть до весны.
Мири не запрещалось бродить нигде, причём по большей части не из-за того, что двоедушники не держали от медиума секретов, а из-за того, что прятать их всё равно было бесполезно. Посему ленивая прогулка быстро привела девушку к залу инициации. Интересно, что же такое там творилось, что сбежалось не меньше десятка зрителей? Обычно на инициацию пускают только близких родственников, чтобы не смущать юного оборотня, вынужденного стоять обнажённым посреди комнаты и ждать, пока откроется потусторонний мир, а через отверстие в конусовидной крыше спустится тот, кто больше всего схож с ним по духу. В роду Ледны это были волки. За редким исключением. Одним из таких исключений как раз и стал друг Мириам, хотя все ждали, что мальчишка превратится в могучего клыкастого зверя…
Что ж, клыки у него и правда имелись. Но медиум пока не знала, какого толка, ведь она пропустила событие, важное для двоедушников едва ли не больше, чем рождение. Уехала, не оглянувшись и поддавшись на заверения Викси, что компания им не нужна. Шесть лет Мириам убеждала себя, что поступила правильно. Что мальчишка должен пройти через ритуал, необходимый для любого в семье, что сбежать вместе с ним на закате перед тем самым днём – глупость.
Леши настаивал. И она уехала одна, пообещав себе вернуться через несколько недель, как только друг поймёт, что случившееся к лучшему. Но недели затянулись на годы, и теперь девушка смотрела на пустой зал с деревянным столом, стоящим ровно под отверстием в крыше, на погасшие остывающие светильники, а видела лишь голого растерянного и неуклюжего подростка, ожидающего, что вот-вот в дверь войдёт его подруга. А вокруг сновали невидимые тени, лишённые тел, холодные и потерянные…
Мириам часто заморгала, прогоняя наваждение. В полумраке зала без окон всё казалось неприятным сном, который давно пора бы забыть. Но наваждение не исчезло. Тени всё так же скользили над полом, шаря в поисках света, но не находя его. Медиум коснулась скулы. Ну конечно! Повязка осталась в кладовой, а золотой глаз исправно показывал то, что большую часть времени девушка видеть не желала.
– Странно… – пробормотала она, не в силах оторваться от зрелища.
С точки зрения медиума, инициация у двоедушников проходила не слишком-то сложно. Шаман открывал потусторонний мир, впуская к живым духов. Оборотней, разумеется, интересовали лишь призраки животных, одному из которых предстояло выбрать себе человека. Однако, пока дверь не заперта, грех в неё не шмыгнуть. Поэтому, пока обряд не завершён, а пламя горит, зал инициации заполнялся невидимыми тенями. Им предстояло вновь скрыться за завесой по завершении инициации, однако эти конкретные призраки были иного мнения. Живые давно покинули помещение, а вот мёртвые, невидимые никому, кроме Мири, продолжали слепо бродить.
Почему церемония прошла не так, как полагалось?
– Ну кто бы сомневался! – Медиум хлопнула себя по лбу.
Видимо, Мириам накосячила куда сильнее, чем думала старая Ледна. Во время кладовочной потасовки с Леши, которая всё ещё заставляла Мири слегка краснеть, повязка слетела. Призраки почуяли это и всей толпой ринулись в соседнее помещение (а у кладовой и зала инициации общая, ныне почерневшая от копоти стена), разорвав оковы ритуала в клочья. И теперь обряд сорван, духи не желают убираться восвояси, а на столе в центре комнаты, накрытое тканью, наверняка лежит бездыханное тело неудачливого оборотня. Хотя нет, вряд ли бы его бросили свои. Может, попросту усыпили, чтобы не волновался без меры, да и оставили ввиду последних событий… Убедительно?
Нет, не очень.
– Мне не стоит этого делать, – сама себе сказала Мириам и двинулась вперёд.
Честное слово, она не собиралась вмешиваться в церемонии двоедушников! Она всего лишь видит призраков, не шаманит и уж точно не разбирается в том, как соединить душу и тело.
Но любопытство, как известно, не порок, а образ жизни, поэтому Мириам, кусая губы в раздумьях (ох, да чего тут думать? Даже сама Мири знала, что сделает это!), остановилась возле стола.
Под тканью отчётливо просматривался силуэт, причём, судя по некоторым деталям, мужской.
– Что ж, приоткроем только верхнюю половину. Са-а-а-а-амую чу-у-у-уточку…
– А по рукам? – равнодушно поинтересовался хрипловатый голос откуда-то сбоку.
О край стола, скрестив руки на груди, опирался мужчина. Или, если быть точнее, призрак мужчины. Не будучи уверенной, что на призраков вообще можно так заглядываться, медиум отметила поджарую худощавость, свойственную эльфам, узкие плотно сомкнутые губы, мягкие даже на вид волосы, по-военному прямую выправку и жилы, выступающие на предплечьях под подкатанными рукавами рубашки. И только после этого, вспомнив, чем обычно чревато подобное внимание к мертвецам, отвернулась.
– Так-так-так, ну-ка погоди!
Внимание не осталось незамеченным мертвецом.
– Да ну ё-о-о-о-лки! – протянула Мири, поняв, что попалась.
Призрак заявил тоном, не терпящим возражений:
– Ты меня видишь.
– Ась? Что? Ничего не вижу, ничего не слышу. Ветер, что ли, свистит?
Девушка прикинулась слепо-глухо-немой (ладно, с немотой она провалилась сразу) и поспешила скрыться.
Мужчина неслышно догнал беглянку и вырос прямо перед ней, испытующе буравя тёмными диковатыми глазами.
– Да неужели?
– Представь себе! – нагло заявила медиум и прошла мертвеца насквозь.
Тот издал звук, похожий на рык:
– Ну уж нет!
И попытался схватить её за волосы, сквозь которые, разумеется, беспрепятственно прошли прозрачные пальцы.
– Угу, хорошая попытка, – осклабилась Мири и продолжила путь как ни в чём не бывало. – Не хочу расстраивать, приятель, но ты – труп!
– Ну-ка повтори?
– Труп. Мертвец. Сдох. Ласты склеил. Испустил последний дух. Окочурился, – с готовностью перечислила девушка. – Ты умер, друг мой. И да, я тебя вижу, но, во-первых, тебе это никак не поможет, а во-вторых, я бесплатно не работаю.
Он снова оказался впереди и наклонился к ней близко-близко, завораживая внимательным взглядом. Мири почти почувствовала, как его волосы, отпущенные до самых плеч, щекотнули ей шею. Да нет, бред какой-то! Уж что-что, а прикосновение призрака противоречит всем правилам, усвоенным ею за годы.
– Ты мне поможешь, – безапелляционно заявил незнакомец.
– Да-да! – Мириам уперла руки в бёдра. – И ты заставишь меня это сделать… Ах да! Ты никак не заставишь меня это сделать. Ну всё, бывай.