Маяки. Антология гуманистической фантастики

– Знаешь, я подумал – а чем это лучше? Ну, стереть старую программу, а потом записать новую. Перезомбировать, понимаешь? Чем это лучше того, что с ними сделали?

– Они ведь… – Аня растерянно посмотрела на него и снова перевела взгляд на экран. – Они ведь теперь не смогут сами…

Девушка, игравшая на фортепьяно, замерла, задержав руки над клавишами. Ее напряженное лицо расслабилось, перетекло в безмятежную кукольную маску. За ее спиной баба Нюра изумленно разглядывала косу, которой только что пыталась срезать с люстры хрустальные подвески.

– Они не смогут, – повторила Аня.

– Я, в общем… – Серега запнулся. Ему было страшно, но он старался, чтобы Аня не заметила. И еще старался не смотреть в монитор, на замершие в нелепых позах фигуры – как в фильмах ужасов про настоящих зомби. – Я, в общем, не уверен, но вдруг у них получится, а?

Он не знал, что делать, если не получится. И не знал, как рассказать Ане про то, что взломал заодно и почтовый сервер, когда добирался до исходников. И понял, что уже слишком поздно. Потому что первая цепочка кодов уже несколько дней назад пошла по Первому каналу. Как раз во время вечерних новостей, чтобы захватить аудиторию побольше. А на следующий день анализ телеопросов и мониторинг интернет-площадок подтвердили успешное завершение первого этапа. И теперь пути назад нет. Наверное, Леха все-таки прав, можно только бежать, желательно подальше. Или надеяться на почти невозможное – что они как-нибудь смогут. Сами.

– Давайте, – сказал Серега. Подвигав камерой, он приблизил сперва одно застывшее лицо с пустыми глазами, потом следующее. – Вы ведь живые. Живые! Ну! Хоть что-нибудь сделайте сами!

Ирина Лазаренко

Если я не дойду

14 января

– Вся семья Кругловых решила использовать право забвения, чтобы смириться с нищетой, в которой ей отныне предстоит жить, – жизнерадостно тараторит диктор.

Я делаю медленный глоток кофе.

– Потеря единственного жилья из-за просрочки по кредиту и автоматическое снижение социального статуса – крайне травматичная ситуация, – продолжает диктор.

Хм, кто-то сомневается? Среднестатистический телезритель настолько туп?

– Это подтверждает целый ряд исследований и независимых опросов, – строго добавляет диктор, и я понимаю, что со средним телезрителем все действительно очень плохо. – Поэтому предполагается, что право забвения для семьи Кругловых будет реализовано по полису обязательного медицинского страхования.

Смотрю в чашку. Гущи там – едва не на полпальца, пора вызывать кухонного техника.

– Давайте послушаем комментарии от кредитного отдела банка, а потом возьмем небольшое интервью у представителей коллекторской компании…

– Потухни! – сердито велю я, и экран послушно темнеет. Без него в столовой становится оглушительно тихо, пусто и светло.

Итак, еще три человека выбрали забвение. Может быть, правильно сделали. В конце концов миллионы людей с пониженным социальным статусом живут себе «Подмостом» – в подземном поселении нищих, где получают свою гарантированную долю соцобеспечения и защиты. Но вдруг именно эти Кругловы смогли бы в будущем выбраться из нищеты, найти другое жилье или даже постоянную работу – если бы только захотели помнить, как жили прежде?

Нет. Наверное, нет. Будь Кругловы из тех счастливчиков, у кого еще остались родственники и друзья, – они бы не выбрали забвение.

Мне на плечи ложатся теплые ладони, и я вздрагиваю.

– Ты не виноват, – говорит Анфиса.

Конечно, я не виноват. Если бы я изобрел вилку, а другие люди решили, что будет здоровски непрерывно тыкать себя ею в глаз, разве это была бы моя вина?

Но вообще-то предполагалось, что забвение будет использоваться для очистки людских голов от информационного мусора.

Черная простыня телевизионного экрана укоризненно смотрит на меня со стены. Мне кажется, я вижу на ней силуэты тех банковско-коллекторских представителей, которых обещал мне диктор, – это какие-нибудь не очень дорогие роботы, заученными фразами поясняющие, как им, конечно, жаль, но согласно буквам договоров…

Отставляю чашку. Анфиса ерошит мне волосы, я ловлю ее теплую ладошку, целую пальцы.

– Пора бежать.

– Что сегодня? – спрашивает она с иронией. – Лабораторная работа или сеанс спасения утопающих котят?

– Сегодня котята.

Поднимаюсь из-за стола, оборачиваюсь. Анфиса смотрит на меня, склонив голову и улыбаясь уголком рта. На ней моя рубашка, волосы взъерошены. Лицо совсем не выглядит заспанным или опухшим, как бывает с утра, – удивительная особенность Анфисы.

– Можешь снова стать моим лаборантом – будем спасать котят вместе, – говорю я.

Это не совсем шутка. Знаю, что Анфиса не согласится, но мне очень не хватает в работе ее необычного мышления.

– Нет, спасибо, – ее обычный ответ. – Я лучше поцелую за тебя Викторию.

– Викторию я сам за себя поцелую.

Дочь играет со щенком во дворе. Она сидит на термопокрывале – губки бантиком, носик пуговкой. Моя Виктория, «Никакая не Ви-ика и не Вику-уся, ясно?». Неловкой ручонкой бросает теннисный мяч, и он раз за разом летит прямо в заросли клубники. Робот-щенок с неизменным энтузиазмом приносит мяч обратно и даже почти не топчет клубнику.

Присаживаюсь рядом.

– Привет, папа, – старательно выговаривает Виктория и обнимает меня неловкими короткими ручонками. – Ты сейчас уйдешь работать надолго-долго?

Щенок крутится под ногами, требует внимания. Совсем как настоящий, только робот.

– Я почитаю тебе вечером сказку, – обещаю дочери.

– Хорошо. Про Айболита.

Виктория не любит выходить из дома. Анфиса говорит, это просто возраст такой. А я, признаться, даже рад: мир за пределами нашего дома взвинчен и перекошен, и это еще самое мягкое, что можно о нем сказать – уж поверьте человеку, который занимается забвением.

Я не знаю, как будет жить Виктория в этом мире, когда вырастет, но сейчас она точно способна без него обойтись.

Возможно, в будущем он станет лучше. Возможно, я сумею что-то сделать для этого.

* * *

– Добрый день, Вадим! – жизнерадостно приветствует меня медбрат.

– Добрый день, – бросаю взгляд на бейдж, – Ив-Три.

Медбратья – все на одно лицо, хотя старики из этого дома уверяют, что умеют их различать.

– Как сегодня?

– Отличный день! Ни одного происшествия! Все в штатном режиме, все довольны, умыты, накормлены! Осмотры проведены, процедуры назначены, досуг обеспечен!

Румяное лицо робота излучает энтузиазм и очень потешно смотрится в сочетании с широченными плечами, мощным торсом, колонноподобными ногами. На самом-то деле медбратья не столько большие, сколько рельефные, хотя им не обязательно быть такими. Но пациенты, видя внушительную стать, прекращают тревожиться: «А вы точно меня не уроните, а вы сумеете меня донести, а вам не тяжело?»